Изменить стиль страницы

Я покачала головой.

— Я не хочу этого помнить.

Рорк изучал мое лицо глазами, которые проделывали дыру в моей защите.

— Ты никогда не плакала из-за этого, из-за всего, через что ты прошла, — его брови сошлись вместе. — Ты думаешь, эмоции бесполезны для выживания.

«Иисусе, он хорошо меня знал».

— Я выучила это, пройдя тяжелый путь.

Рорк спихнул мои ноги со своих коленей и, пошатнувшись, встал.

— Тогда давай не станем обременяться ими.

Меня омыло облегчение. Он, спотыкаясь, подошел к стерео и ткнул в кнопку. Его голос стал перекатываться по подвалу, когда из колонок донеслось «Rebels of the Sacred Heart» (прим.: «Мятежи священного сердца» — песня группы Flogging Molly).

Рорк повернулся ко мне и подмигнул, его прекрасный голос попадал в каждую ноту. Затем он поставил свой стакан и подкрался ко мне.

— Совсем окосел? — крикнула я, пытаясь прорваться через жизнеутверждающие ирландские аккорды.

Рорк покачнулся надо мной.

— Любопытствую. Напиваюсь вдрызг. Теряю лицо, — он помахал пальцем в воздухе. — Дурачусь. Накидываюсь. Но окосеть? Неее.

Я поднырнула под него и встала.

— Нам нужно поспать. По отдельности.

— Забудь про все это. Спой со мной, — Рорк последовал за мной вокруг дивана, выкрикивая слова песни к стропилам.

Срань Господня, он был очарователен. Его грубоватый голос, напевающий веселый мотив, ямочка на решительном подбородке, его мальчишеская улыбка, превращающая мое затвердевшее сердце в масло. В интимных вопросах Рорк был всего лишь мальчишкой.

Я выключила стерео на середине куплета и утянула его обратно на диван.

Он упал на меня и стиснул руками мои бедра сзади. Затем его ладони поднялись вверх и накрыли мой зад.

— Давай помилошимся, любимая.

— Чего? Неважно, — я отбросила его руки. — Чудикам пора в кроватку, — я развернула его и сильно толкнула. Рорк упал на диван. Когда я вернулась с одеялом, чтобы укрыть его, он схватил меня за руку и дернул на себя.

Я свалилась на него и приподнялась над ним на локтях.

— Это что еще такое? — возмутилась я.

Его брови вопросительно подпрыгнули вверх.

— Ты разве не всех своих мужчин доводишь до пьянства?

— Глупенький ирландец, если бы ты не упился до отупения, ты бы гонялся за горшочками с золотом в конце радуги (прим. отсылка к леприконам – ирландским гномам, которые прятали свои горшочки с золотом на конце радуги).

Его улыбка погасла с появлением румянца, окрасившего щеки.

— Это обидно.

Я усмехнулась.

— О, да.

Рорк перевернул меня на спину и ногой раздвинул мои колени. Затем он устроил свои бедра между моих ног.

— Я сдаюсь, — мои губы обдало запахом виски. — Будь я честен, я бы сдался в тот же день, когда ты вошла в паб Ллойда.

Впервые Рорк дал мне почувствовать, насколько он был возбужден. Я схватила в кулак его волосы и отдернула его голову от себя. Затем оттолкнула его тело. Освободившись от веса Рорка, я врезала ему коленом в живот. Его дыхание вырвалось со звуком «уумпф».

Я соскользнула с дивана и встала над ним.

— Ты напился, чтобы тебе хватило смелости заняться со мной сексом?

— Жидкая храбрость , — согласился он.

Волна негодования заставила мои руки сжаться в кулаки. Я жаждала мужчину, который убил бы и умер бы ради меня, но не станет трахать меня трезвым.

— Катись в ад.

— О, Иви, все не так. Это... — Рорк провел руками по лицу и невнятно пробормотал, — Ты знаешь, я... я не касался женщины до...

Его глаза опустились к моей груди. Я скрестила на ней руки и прочистила горло.

— Ты знаешь, о чем я думал той ночью, когда ты пришла к Ллойду?

— Об алтарных мальчиках и высохших монашьих титьках?

— Иисусе, нет, — он потеребил нижний край своей футболки. — Но перепих занимал мои мысли. Сидя в том баре, думая, что я никогда больше не увижу женщину, я почувствовал себя плохо. Меня лишили решения нарушить клятву, если бы я этого захотел.

— Я думала, тебе должно было стать проще.

— Проще? Исчезновение женщин с лица планеты заставило меня осознать, что я никогда не познаю любви женщины.

«Никогда». Вопреки его невнятному заявлению, я ощутила боль в этом слове.

— Это хреново.

— Точно, — Рорк наклонился вперед, уставившись взглядом в пол. — Затем вошла женщина. Самая сексуальная, самая храбрая, что я когда-либо видел. Я захотел... Я никогда ничего так сильно не хотел.

— О, Боже мой, — неужели я настолько неверно оценила его той ночью. — Ты священник. Я думала, что была в безопасности с тобой.

Его голова вскинулась.

— Была. То есть, ты и сейчас в безопасности. Я бы не... — он расправил плечи и признался, — я никогда даже лысого не гонял.

У меня отвисла челюсть.

— Ну, знаешь, это поглаживать...

— Прекрати. Дерьмо. Я знаю, что это значит. Иисусе, Рорк, — я присела рядом с ним на корточки. — Ты сказал мне поверить в твою дисциплину. Вопреки всем твоим поддразниваниям, я действительно верила тебе. А теперь ты достаточно пьян, чтобы забыть об этом? Отстойный ты выбрал момент, — взбесившись, я стала расхаживать перед диваном. — Проспись или прими холодный душ. И, для галочки, я, бл*дь, ненавижу твою клятву.

Его выражение лица застыло, пальцы вонзились в обтянутые джинсами бедра. Он долгое время смотрел на меня, пытаясь утихомирить мою злость. Но я сверлила его взглядом в ответ, желая, чтобы Рорк понял. Затем вдруг что-то изменилось. Воздух между нами пришел в движение, зашипел и наэлектризовался.

Он встал с дивана, подошел ко мне вплотную, выглядя подозрительно и, в то же время, великолепно. Он улыбнулся мне.

Я положила руку на низкосидящий пояс моих спортивных штанов, как будто надеясь скрыть лихорадочную пульсацию ниже.

— Что ты...

Рорк заткнул меня поцелуем. Ирландский виски подслащал его язык, танцующий с моим. Мой и без того быстрый пульс ускорился.

Он отстранился.

— Я ни разу не дрогнул перед всеми плотскими искушениями за все эти годы. Ты знаешь, почему с тобой все иначе?

— Проживание в изоляции с последней женщиной в мире бесконечные недели должно иметь к этому какое-то отношение.

— Неа, любовь моя. Позволь мне тебе показать.

Рорк убрал мою руку с моего живота. Балансируя своими кончиками пальцев на моих, он провел ими по моей ладони, потом вверх по моему предплечью до внутренней стороны локтя. За его пальцами последовали мурашки. Одновременно Рорк провел моими пальцами по своей ладони, по своей руке вверх, моя ласка повторяла его движение.

Статическое электричество прокатилось по моей коже, поднимая волоски на моих руках. Мое тело задрожало.

— Ты это чувствуешь?

Я сглотнула, кивнула, затем снова сглотнула.

Он тоже кивнул, проводя пальцем по моим губам. Я позволила ему поднять мою руку и повторила это движение на его губах. Его губы были такими мягкими, приглашающими. Его глаза прикрылись до похотливых щелочек. Пьяный Рорк был восхитителен. Внизу моего живота все сжалось.

Он прижал ладонь к моей груди. Я повторила его жест. Удары его сердца под моей рукой, гулко бьющегося хором с моим, вызвали покалывание в конечностях, кровь взревела в голове. Моя пустая грудь наполнилась... «Чем?» Ощущение было дрожащим, но сильным. Я знала это чувство.

— Иви?

— Мм?

— Что ты чувствуешь?

«Ритм под своей ладонью, раздающийся в считанных дюймах под мышцами и кожей. Твою жизненную силу». Я чувствовала то, чем так ненасытно питалась. То, что заставляло меня жаждать будущего.

— Песню.

— Это та еще адская песня. Никогда не чувствовал ничего подобного, — его палец подцепил мой пояс и дернул мое тело к своему. Рорк воспользовался моим удивлением, чтобы завладеть моими губами.

Что осталось от души, гадаю я, когда поцелуи пришлось прекратить?

Роберт Браунинг