Он показал на резную перекладину ворот, где торчал крюк.

— А керосин куда наливают?

— Без керосину. Огонь по проволоке побежит. Видите вот проволоку? Так вот по ней от машины огонь и побежит. И-и, премудрость…

В эту неделю мы раза три ходили к масленке. И днем ходили. Мы видели, как по столбам лазили рабочие, что-то делали. Уже белые металлические абажуры появились на столбах и какие-то стеклянные пузыри в виде груш. И на крюке над воротами тоже виднелся белый абажур и стеклянный пузырь. В городе говорили: «У Малинычева пробовали электричество. Скоро зажгут».

Мы не видели, как пробовали свет. Прибежали вечером, а электричество уже горит: в стеклянном пузырьке огненная изогнутая проволочка блестела ярко и светло; от нее было светлее, чем от керосиновой лампы. На столбах по всему двору тоже горели новые, невиданные лампочки, похожие на груши. А глянешь в окна масленки, там на шнурах висят такие же лампочки, и во всей масленке стало светлее, чем было прежде.

Толпа народа стояла перед воротами, перед окнами, смотрела, ахала от удивления. Приезжали купцы смотреть. Мы видели, как сам Малинычев водил их по масленке, показывая и новые лампочки и машину, от которой идет свет. Старик-сторож говорил толпе:

— Не то удивления достойно, что лампа сейчас горит, а то, как зажигали ее. Ну скажи, пожалуйста, в один момент все лампы загорелись по всему двору. Вот мигнуть не успел — ан все горят. Премудрость! — И, почему-то понизив голос, добавил: — И дешевле керосину. Право. Сам хозяин говорит, дешевле.

— Да оно и правильно. Купец свое разве упустит? Им подавай, чтобы дешево было.

— В один момент везде свет.

На другой день засветло мы были у масленки. Нам хотелось посмотреть, как это в один момент засветятся все лампы. И не только нам хотелось посмотреть, но и взрослым. Большая толпа уже собралась у ворот. Стало смеркаться. Вдруг все окна масленки осветились разом: загорелись новые лампочки.

Все напряженно, не спуская глаз, смотрели на лампочку, что была над воротами. Вот свет вспыхнул, засветился ровно, ярко и над воротами и по всему двору. Толпа ахнула и заговорила возбужденно:

— И не мигнул! Гляди, и не мигнул!

— Раздувать не надо. Сразу.

В этот вечер к Малинычеву опять приезжали гости смотреть электричество. Мы видели — нарядной толпой гости вышли на крыльцо. Электричество много раз тушили и зажигали снова. Это было чудесное, невиданное зрелище. Как перо жар-птицы: «Развернул Иван тряпицу, в тряпице что-то блеснуло, и вдруг весь двор ярко осветился…»

Так я впервые увидел это чудо.

Много лет спустя, живя в большом городе, я любил, когда на улицах разом зажигались сотни уличных огромных фонарей. Вот сумерки, полутьма. Дома стоят серые, в полутьме угрюмые. И в момент вспыхнут сотни белых чудесных солнц, повиснут гирляндами вдоль улиц и зальют все кругом ярким светом. Фасады домов повеселеют, лица людей станут ясными, будто весь мир разом приукрасится.

Я приду к себе в комнату — лампочка маленькая на столе. Поверну выключатель, и у меня светло, как днем.

Перо волшебной жар-птицы теперь у меня на столе.

МОЙ ДВОРЕЦ

В детстве мне случалось бывать в глухих деревнях: под Саратовом. Я помню низенькие избы с черными от копоти стенами и потолком, помню широкие печи без труб. По утрам, когда затапливали печь, дым валил прямо в избу, густо умещался сперва под потолком, потом спускался ниже, до стола и лавок. Мы, ребята, ложились на пол, чтобы не задохнуться. Дым ел глаза, и мы, смеясь, плакали. А женщины метались в дыму, как страшные видения.

Время от времени дверь в избу отворяли. Тогда холодный воздух клубами врывался в избу, а дым выходил наружу. Когда становилось легко дышать и воздух очищался, дверь снова затворяли, и изба опять наполнялась дымом.

Помню, у всех болели головы, першило в горле, слезились глаза. Весь день в избе стоял запах дыма и угара.

О-о, какая была мука!

Но в этих избах уже была керосиновая лампочка-коптюлька. Маленькая, с резким запахом керосина, но все же лампочка. Лучины я не помню.

Теперь на улицах иногда поют песенку:

А кто это знает, как «горит в избе лучинушка»? Вот мне отец рассказывал, как жили при лучине.

— Бывало, пойдем в лес, выберем сухую сосну, напилим плах, нащиплем лучин гору целую. Как вечер — зажигаем лучину, вставляем в светец, она и горит. Дым от нее, искры, а свет такой неверный. Минуту прогорит, глядь, надо вставлять другую лучину. Так бесперечь и меняем. Искры и угольки падают в ушат с водой, что как раз под светцом. А чуть не доглядишь — пожар. Беда была с этой лучиной!

И в таких избах — закопченных, с лучиной — немудрено, что люди мечтали о дворцах, где ярь-свет идет от пера жар-птицы.

И я мечтал в детстве увидеть такой дворец.

Уже взрослым я попал в столицу. Каменные мостовые, каменные многоэтажные дома, бульвары и площади с фонтанами, трамваи, фонари, похожие на солнце, — они показались мне сказкой.

Я жил на шестом этаже в маленькой, скромной комнате. Но эта скромная комната была именно той сказочной комнатой, о которой я мечтал в детстве. Вечерами стоило мне повернуть выключатель, и моя комната заливалась ярким электрическим светом. Ни дыма, ни угара, ни запаха.

Как далеко это от лучины!

Если мне бывало холодно, я повертывал краник у труб под окном, и моя комната наполнялась ровным теплом. У нас на кухне кран, в котором сколько угодно воды, светлой, холодной. Можно умываться, купаться…

Стоит зажечь спичку, и на газовой плите — маленькой и чистенькой — закипит чайник, будет вариться обед.

Я выйду на лестницу. Красивая каюта подъемной машины (лифта) стоит у дверей. Я сажусь в каюту, спускаюсь вниз — с шестого этажа на землю. А назад лифт опять незаметно меня доставит.

Старинная сказка так просто пришла в мою жизнь. Вот на моих глазах — от дымной избы к комнате с электрическим светом, центральным отоплением, водопроводом. лифтом.

Тем, кто привык, трудно поверить, что все это сказка былых времен.

ЖИВЫЕ ТЕНИ

Мы, ребята, толпой возвращались из школы. На заборе мы увидели большую розовую афишу, на которой было крупно напечатано:

В ВОСКРЕСЕНЬЕ В 4 ЧАСА ВЕЧЕРА, В АЛЕКСАНДРОВСКОМ УЧИЛИЩЕ ИМЕЕТ БЫТЬ НАРОДНОЕ ЧТЕНИЕ С ВОЛШЕБНЫМ

ФОНАРЕМ.

О народных чтениях мы, ребята, слыхали, и нас не интересовали эти чтения нисколько. Но вот эта фраза— «чтение с волшебным фонарем» — нас повергла в изумление.

Мы все были охотники до волшебных сказок и до волшебств разных и тотчас порешили пойти на чтение, тем более, что в конце афиши мы прочли:

«ВХОД БЕСПЛАТНЫЙ».

В воскресенье мы отправились в училище целой толпой. Чтение было назначено в самом большом классе — первом. На скамьях густо сидел народ. В углу на подставках было натянуто широкое полотно, а позади него виднелась темная металлическая коробка с медным колпаком. Это и был волшебный фонарь. Пришли два учителя. Один начал читать о войне 1812 года, а другой завозился возле фонаря. Вдруг мы увидели яркий светящийся круг на полотне. Круг дрогнул, что-то мелькнуло, и вмиг на полотне появился генерал Кутузов в блестящем мундире с орденами. Потом Кутузова сменил другой генерал, потом мы увидели Москву, пожар Москвы, партизан…