Я никогда не летала и теперь, вжавшись в кресло, думала — вот чему это я собственно радовалась, а? Не может быть, чтобы эта невероятная махина, да еще со мной на борту будет лететь себе и лететь, такого просто не может быть. Я сидела, сцепив пальцы так, что ногти царапали кожу, и мне казалось, что нечеловеческим усилием именно моей воли самолёт не падает, а даже набирает высоту. И летит, летит…

Аркадий вытряхнул на ладонь какие-то таблетки и протянул мне — прими, успокаивает. Он что-то сказал бортпроводнице, которая со спокойной, подумать только, улыбкой передвигалась по салону. Я выпила то, что было в принесенном ею стакане, что-то ужасно крепкое, я не разобрала, что именно. Господи, как они могут что-то есть, читать газеты, разговаривать! А дальше, дальше я… успокоилась и куда-то провалилась. В какой-то момент я точно вынырнула из забытья — мы даже вроде бы шли, то есть Аркадий меня тащил, потом опять летели, но я была совершенно спокойна, настолько, что ничего не помнила.

— Ненавижу самолёты, — сообщил мне Аркадий. — И эти слова мне точно не снились.

Я проснулась, нет, скорее очнулась, под нами проплывали какие-то странные облака, или не облака. Оцепенение все-таки отвалилось от меня тяжелым камнем, когда я поняла — да ведь это же горы! Господи, какими смешными были мои фантазии про летающий дом, разве могла я хоть отдаленно представить себе такое. Я вдруг подумала о том, что же чувствуют, например, орлы, может быть, у них тоже поёт душа?

Горы за иллюминатором становились все больше и больше, а когда мы приземлились, то стали просто огромными. И еще я не знала, что мне делать с воздухом, который разливался вокруг — неужели вот так взять и дышать? Потом мы ехали на машине, на которой было написано "такси-квакси", или что-то в этом роде. Мимо проплывали игрушечные деревушки с разноцветными домиками, так вот откуда художник срисовывал мою открытку! Неужели это я мечтала пожить в отеле как в фильме "Красотка"?! Ну откуда я знала, что отели могут быть и вот такими как наш!

Пока Аркадий что-то оформлял у стойки, я проводила глазами огромного кота, походкой манекенщицы прошествовавшего мимо. Ишь ты, австрийский кот, а как похож на Георга. И номер… подумать только, в нем у бревенчатой стены стоял большущий сундук, а на окне висели занавески в голубых цветочках, в общем, привет от Бабтони. Только за окном опять были горы, самые что ни наесть настоящие.

Я пришла в себя, потому что в номер вошел Аркадий и шумно высморкался, и сделал это ужасно обыденно, будто он у себя дома. И как это я буквально несколько дней назад ухитрилась увидеть в нем чуть ли не бога?

— Я голоден как волк. На трассу мы сегодня, естественно, уже не попадём, так что можем себе позволить. Тебе стоит переодеться.

Он вышел, а я все еще бессмысленно таращилась на закрытую дверь. Вот именно тогда, когда я потеряла бдительность, гром и грянул. Началось. Ну вот почему я совершенно позабыла про лыжи и про эти страшные ботинки? Я даже ухитрилась позабыть, зачем люди вообще ездят в горы. Но ботинок было только две штуки, уж это я помнила точно, и я могла бы влезть в них почти целиком. Хотя Аркадий ясно сказал: "сегодня не попадём" — во множественном числе, то есть завтра попадём. Он и я.

На лыжах я кататься не умела, строго говоря, я даже не умела на них стоять. Физрук честно пытался сделать со мной хоть что-нибудь, вот хоть что-нибудь и получилось. Вначале я так приземлилась на мягкое место, что вздрогнул школьный стадион. Ты, Денисова, посиди пока… — сказали мне. Я посидела и встала на лыжи снова, задница, между прочим, болела ужасно. Хорошо, что через пару метров я упала уже на бок, но это было хорошо для пострадавшей части тела, но не для лыж. Физрук отчетливо скрипнул зубами, увидев безобразные щепки — с инвентарем у нас в школе было напряжённо. Когда на следующем занятии я сразу приступила к испытанию этого самого инвентаря на прочность, Анатолий Васильевич не выдержал: "Ты, Денисова, лучше так по стадиону пробегись, без лыж. А на лыжах — не надо, не твое это".

И вот теперь за окнами был не стадион, а были огромные, просто исполинские горы, и я, стало быть, приехала с них спускаться, причем на лыжах. И уже завтра я попаду на… эту, трассу…

— Ты еще не переоделась? — Аркадий был бодр, как никогда, можно подумать, что это не он дёргался каких-то пять часов назад. — Здесь вечерние туалеты не нужны, но ты с дороги. Так что переодеться нужно.

— И помыться, — тихо добавила я. Чтобы, значит, чистой…

Он расслышал и понял по-своему. — Позже, чика, позже. Я что-то проголодался, вот что значит воздух.

Мы уселись в чудесном уютном зальчике, но я нервно осматривалась по сторонам. Неподалёку сидела шумная компания, судя по всему немцев, и я с завистью смотрела на полную черноволосую дамочку, она хохотала над каждым словом, да, вот уж кто не боялся, что её куда-нибудь отправят. И неужели и она умеет лихо съезжать с гор?

Что Аркадий сделает, если я скажу, что не умею кататься? Ну не отошлёт же домой. И я решилась открыть ему глаза, хотя бы на полуправду.

— У меня нет лыж.

— Что? — он даже перестал жевать.

— И ботинок нет, и палок, и костюма… специального, — я и сама уже начала надеяться, что только сейчас он узнал истинное положение вещей.

— Ну естественно. Для тебя возьмём в прокате, здесь все очень-очень приличное, отличного качества.

Как будто качество имело для меня хоть какое-то значение. Вряд ли в их чудесном прокате имелись запасные руки и ноги.

— Я не умею кататься. Вообще. — Он меня уже не слушал и снова разглядывал кого-то, и я даже схватила его за руку.

— Нет проблем, чика. Здесь классные инструкторы, они за три дня сделают из тебя чемпионку по скоростному спуску, да что там, они безного научат кататься.

Арчибальд ничего не хотел понимать! Вот к чему он мне всё это сказал? Я не хотела становиться чемпионкой, я вообще попала сюда по ошибке. Почему мой единственный в жизни выход в большой мир должен превращаться в пытку, а то и в членовредительство? Разве свадебные путешествия бывают такими? И как он может спокойно есть и пить, если это, может быть, мой последний вечер в жизни!

Все вокруг тоже ничего не замечали. И вообще, я невольно обратила внимания на то, что половина окружающих мужчин походила на киноактеров — такие же белозубые, загорелые, красивые, и женщины через одну были топ-моделями, если не считать толстушку-хохотушку соседку, ну еще и меня, конечно. И всё это я видела в последний раз?

Я с отчаянием посмотрела на Арчибальда, с сытым видом откинувшегося на резную спинку стула и, как и я, разглядывавшего соседей. Он тоже наверняка думал о топ-моделях. Но Аркадий вдруг резко поднялся и резво кинулся куда-то мне за спину, да еще при этом, подумать только, он улыбался! Я удивленно оглянулась и тоже собралась вежливо улыбнуться, но не поверила собственным глазам, то есть мне не хотелось им верить.

Аркадий пожимал руку рослому дядьке в тёмно-бордовом свитере, и у меня вдруг отнялись ноги. Хотя нужно было быть совершенно сумасшедшей, чтобы решить, что здесь у чёрта на куличках мы могли встретить Дениса. Просто дядька был на него очень похож…

— Ксения! — позвал Арчибальд и даже нетерпеливо щелкнул пальцами. Еще бы скомандовал — к ноге! Я все-таки поднялась и пошла к нему, стараясь не смотреть на Бордовый свитер.

— Моя супруга. А это — лучший юрист всех времён и народов, Денис Анатольевич… — и он мерзко хихикнул.

Я должна была улыбнуться как меня учили, но челюсти сковало так, что я даже не чувствовала собственные губы. Да и физиономия лучшего юриста тоже заметно окаменела — врежь по ней кирпичом, кирпич — вдребезги, а физиономия — хоть бы хны. Но всё-таки профессионализм сработал и здесь, юрист пришел в себя первым.

— А я и не знал. Поздравляю… — и он как-то странно посмотрел на Арчибальда.

— Да, решил вот… рискнуть ещё раз. Можешь мне поверить, это совсем не тот случай. — Подумать только, Арчибальд идиотски хихикал и вроде как оправдывался. И я почти возненавидела великого и ужасного Юриста, тем более что он сказал, обращаясь только к Аркадию: