8
Андрей отвлекся от воспоминаний и вновь окинул взглядом салон вертолета: Федор Гончаров, по прозвищу Цыпленочек, мужичонка лет сорока, безучастный ко всему, дремал, согнувшись, опираясь локтями о колени. Щуплый, худой, всегда с каким–то встревоженным лицом, он действительно напоминал не успевшего вырасти к первым морозам петушка. Сейчас он похрапывал, помогал, подтягивал рокоту мотора. Сашка Ломакин все глядел в иллюминатор, и лица его Павлушин не видел. Владик с Анютой заняты разговором. Шахматисты по–прежнему увлечены игрой. Король Звягина судорожно метался среди неприятельских солдат. Нечасто попадал он в такое грустное положение. Звягин кусал губы, искал путь, по которому можно было королю драпануть из вражеского стана, а Ломакин зорко охранял каждую тропинку. Олегу Колункову надоело смотреть на доску, он взглянул на тайгу и вздохнул:
— Да-а! Попотеть нам придется!
— Ничего, пробьемся! — ответил, не не поднимая глаз, Звягин. Непонятно было, то ли он сказал это Колункову, то ли своему королю, к которому он подвел коня, увидев, наконец, спасительный ход.
— Начальник обещал месяца через два–три бригаду лесорубов в управлении выпросить, — вступил в разговор Ломакин.
— Это шабашников? С Украины? — спросил Звягин.
— Их!
— Вот они–то работают — только стон стоит, — сказал Звягин. — Да и зарабатывают здорово!
Над большим озером вертолет сделал круг и начал снижаться.
— Приехали, — сказал бригадир, с сожалением отрываясь от шахмат.
Несмотря на то, что король Звягина с помощью коня вырвался из окружения, у Ломакина была еще надежда выиграть.
Десантники зашевелились.
— Разбуди! — кивнул Звягин Павлушину, указывая на Гончарова.
Но Андрей не успел повернуться к нему, как он поднял голову и сказал хрипло:
— Я не сплю…
— Видали, он не спит! Я думал, вертолет от его храпа развалится, — засмеялся Звягин.
— Разве это Гончаров храпел? — спросила Анюта. — А я думала, так мотор ревет!
Слова ее прозвучали так невинно и правдиво, что десантники, не ожидавшие шутки от Анюты, захохотали. Засмеялся и Гончаров. Потом он взглянул вниз на озеро и спросил:
— Это и есть Вачлор?
— Озеро погибшего оленя! — произнес с какой–то гордостью Андрей.
Он слышал в поселке, что так переводится Вачлор с языка хантов.
— Утопший олень, — поправил его Сашка.
— Озеро погибшего оленя — красивее звучит! — поддержал Андрея Звягин.
— Станция и поселок будут называться Вачлор, — сказал Ломакин, хотя об этом все знали.
Вертолет приземлился, повертел винтами, успокоился и затих. Из кабины в салон вышел вертолетчик Михась, смуглый и усатый толстяк невысокого роста. Он оглядел черными хитроватыми глазами десантников и, открывая дверь, проговорил, обращаясь к Ломакину:
— Ну, Медведь, забирай своих разбойников и очищай помещение! Я на свидание тороплюсь!
— Успеешь… Никуда теперь твоя Дашка не денется. Видишь, я всех соперников в тайгу сманил!
Вертолетчик выбросил наружу железную лесенку, закрепил ее за порог и первым спустился на землю. За ним выпрыгнул Матцев, мягко и упруго ткнувшись носками сапог в песок. Выпрыгнул и протянул руки Анюте. Девушка доверчиво склонилась к нему, присев на корточки на пороге. Владик подхватил ее под мышки и, опуская на землю, бережно прижал к себе. Павлушин ревниво отметил это. Матцев быстро отпустил девушку и начал деловито принимать и складывать в кучу вещи.
9
Вертолет опустил нос, тяжело, устало оторвался от земли и поднялся в воздух, прощаясь, сделал круг над поляной, накренившись на бок, и бодро и весело заторопился назад, домой. Вскоре звук его мотора угас. Десантники остались на берегу озера.
— Ишь, сестрички встречать нас выбежали, а мы им здравствуйте не скажем! Разубрались как, а? — сказал как–то необычно для него нежно Колунков, распечатывая пачку сигарет и глядя на две нарядные березки, росшие в одиночестве на самом берегу. Они действительно, казалось, выскочили из лесу навстречу десантникам и остановились на полпути, с любопытством приглядываясь к прилетевшим людям, будто старались понять, что ждать им от пришельцев — добра или зла. Неподвижно застыли и воды хмурого, несмотря на ясный и солнечный день, озера.
— Вовремя мы Колункова из поселка вывезли, — добродушно усмехнулся Матцев. — Молчал–молчал и вдруг заговариваться стал!
Десантники неторопливо закуривали, рассаживались на рюкзаках и несколько озабоченно оглядывали поляну, место своей будущей работы и житья. Павлушин не курил. Он сбежал по пологому песчаному склону сухого пригорка на берег озера, подошел к березкам и похлопал ладонью по прохладному, туго налитому стволу одной из них. Березка в ответ легонько шелохнулась, прошелестела ветвями. Несколько желтых листочков, кружась, неслышно опустились в жухлую траву.
Андрей, держась рукой за ствол, огляделся вокруг, окинул взглядом землю, древнюю землю. Точно так было здесь и сто, и тысячу лет назад. Веки вечные земля эта безлюдна, беспомощна. Топтали русскую землю татарские кони, менялись цари на Руси, а здесь было тихо и покойно, ничто не тревожило этот край: ни войны, ни революции. Бродили лишь одинокие охотники. Сонная земля! И вот всколыхнулся, зашумел дикий край, потянулись сюда люди со всех уголков России.
Ветерок обдувал Павлушина прохладой, шелестел осокой, тихо, еле заметно рябил воду. Озеро было большое. Лес на другом берегу темнел далекой полосой. Андрей смотрел на тихую воду и думал: грустил ли кто на этом берегу? Любовался ли кто тихими водами? Ожидал ли в томлении любимую под деревом? Или тысячелетия тихо спало оно в своих берегах, даже во сне не предчувствуя каких–либо изменений в судьбе?.. Пройдет два–три года, и начнут глядеться в воды его многоэтажные дома, и будет томиться первой любовью мальчишка, который пока беззаботно бегает по асфальту далекого города. Будут, скоро будут свидания на его берегах, и будет слушать оно незнакомый пока перестук железных колес. Привыкнет к нему, как привыкло сейчас к ежедневному стрекоту вертолетов. Восторг от этих мыслей, от тишины, от того, что именно ему предстоит всколыхнуть дикий край, охватил Павлушина.
— Тишина какая! — крикнул он, поворачиваясь к десантникам, — Мы пионеры! Мы первые ступили… — Андрей запнулся, увидел, как из тайги, совсем близко от него, бесшумно вышел невысокий человек в коротком халате, отороченном мехом. Халат был из какого–то грубого сукна, подпоясан тонким ремешком. Волосы на непокрытой голове человека довольно длинные и седоватые. Лицо широкое, морщинистое, с щелочками–глазами. «Хант!» — догадался Павлушин.
Десантники дружно обернулись в ту сторону, куда смотрел Андрей. Хант опирался на суковатую палку. Из–за плеча торчал ствол ружья.
— Пионер! — усмехнулся Звягин, взглянув на Андрея.
— Здорово, — дружелюбно сказал хант, подойдя к ним.
— Здравствуйте! — разноголосо и настороженно ответили ему десантники, поднимаясь.
— Спедиция? — неторопливо и спокойно спросил хант и достал из–за пазухи кисет.
— Экспедиция, экспедиция! — кивнул Ломакин.
— Знаю, — сказал хант, набивая трубку табаком. — Землю дырявить, нефть промышлять… Внук мой, Кирилл, на буровой самому большому начальнику первый помощник. Хороший охотник был… Пропал охотник…
— Мы не бурильщики, — ответил Ломакин. — Мы железную дорогу ведем. Тут поезда ходить будут!
Хант поджег табак в трубке и покачал головой.
— Зверь уйдет, однако! Птица уйдет… Рыбы мало станет!
— Это так, так! — подтвердил Ломакин. — Тут уж ничего не поделаешь.
— Да, однако, — пробормотал хант и так же неторопливо отправился дальше.
— Он там неподалеку от речки живет. Один, — тихо сказал Ломакин, когда старик отошел. — Зверь уйдет, он тоже здесь не задержится… Ну что ж! Приступим!..
— Погодите! — перебил его Колунков и начал рыться в своем рюкзаке.
Он достал оттуда фотоаппарат и указал рукой на кучу привезенных с собой вещей: