— Займи свое место, серебряный всадник! Отныне на небосклоне Альбы помимо солнца взошла и луна, ты. — внезапно закончив свой странный ритуал, произнесла Элисса.

— Мое место? — с глупым и растерянным видом повторил Леон, не веря своим ушам. Девушка кивнула, одарив его теплой улыбкой и юноша подчинился.

Слова Элиссы отмахнули тревожность рыцаря, он всецело доверял ей. Преисполненный уверенности и восхищения от происходящего, Леон оседлал Альбу. Человек на единороге — зрелище столь же редкое, как дождь из рыб, случавшийся в Линденбурге раз в несколько лет. Почему он шел, никто не знал, хотя версий было выдвинуто множество. Альба была покорна и слушалась Леона. Теперь для единорога Элисса и Леон были единым, неразличимым целым. Элисса забралась сзади и закрыв глаза, обняла рыцаря, тепло улыбаясь тому, что все получилось. Далеко не всегда все проходило гладко как сейчас. Альвийские объездчики единорогов утверждали, что для этих животных серебряный всадник является тенью их единоличного владельца, а потому воспринимается животным как единое целое с альвом-наездником. Именно по этой причине серебряный всадник таковым является до тех пор, пока жив альв посвятивший его.

— Хорошо смотритесь, — призналась Элара и одарила пару улыбкой. Сестра Элиссы наблюдала за влюбленными с веранды.

— Спасибо, — отозвался Леон.

Единорог был крупнее лошади и сидеть на его могучей спине было несколько непривычно, в остальном все было замечательно. На очередную прогулку пара отправилась верхом на Альбе и наездником выступал Леон.

— Ну что, красотка? Нас с тобой оставили одних. Тоскливо? Мне тоже. — заговорила Элара с Грозой, которую Леон оставил рядом с домом альвиек.

Целью сегодняшней прогулки стало место, с которого все и началось. Подходил к концу месяц с того самого дня как Леон и Элисса встретились. Близилось время рыцарского турнира, до его начала оставалось каких-то десять дней, но Леон и Элисса уже и думать о нем забыли, увлеченные друг другом без остатка. Все обернулось так, что решившие изначально делить озеро по дням, Леон и Элисса пришли к нему вместе, чтобы вместе же и искупаться. Альвийка села на траву рядом с берегом, практически в том же самом месте, где при их первой встрече с Леоном, лежали ее вещи. Леон протянул руки к маленьким плечам девушки, к тонким как ее душа, бретелькам. С тихим, как вздох, звуком, беленькие бретельки сарафана сползли по хрупким плечам подобно каплям дождя. В Леоне вспыхнуло немое желание. Немое потому, что нет ни слов, ни голоса, способного отразить всю палитру и всю глубину этих чувств. Дрожа от возбуждения, он начал раздевать Элиссу с присущей ему деликатностью, как если бы касался фигуры, которую способен разрушить любой порыв ветра. Когда платье уже лежало на траве, Леон покончил и с лифчиком, обнажив почти что белые, две округлые как яблоки груди. Альвийка распустила волосы и те разбежались бесчисленными ручейками по спине и плечам. Приглушенными, нежными оттенками желтого волосы девушки струились по бледной коже. Попутно рыцарь разделся сам и когда уже потянулся к любимой, желая поцеловать, Элисса приложила указательный палец к его губам.

— Я не готова, — сказала она и встав, отправилась к озеру.

Леон последовал за ней. Он был готов последовать за ней даже в бездну, однако этого и не требовалось. На Леона обрушился град брызг, стоило ему по пояс зайти в воду. Смеясь, Элисса брызгала в юношу водой и ему пришлось перейти в наступление, выпустив свою армию сверкающих на солнце брызг.

— Смотри, какая я сильная! — с веселым задором сказала Элисса и взяла Леона на руки, в точности как он поднял ее утром в дубовой роще древниц.

Ощущения и правда были необычными. Такая хрупая девушка держала на руках крепкого, высокого юношу и кружила его в воде. Оба смеялись, целовались и обнимались прямо в воде. Именно тогда Леон впервые прижался голым торсом к груди Элиссы и ему казалось, что от его пылкого нетерпение вскипит вода. Леон был счастлив. Сотни, тысячи, миллионы мужчин и женщин встречали друг друга и влюблялись, — кто-то сразу, кто-то с течением времени. Это простое, доступное каждому счастье, казалось слишком нереальным, чтобы быть земным. Леон не знал, есть ли в Линее кто-то счастливее него и эти же чувства переживала Элисса.

Леон с восхищением наблюдал за тем, как плавает Элисса и дело было не только в том, что он любил ее и упивался ее красотой, но и в том, как плавают альвы. А плавали они гибко и изящно, извиваясь телом как рыба, но не из стороны в сторону, а вверх и вниз. Эти колебательные движения и были основной движущей силой. Как Элиссе удавалось так стройно и слаженно контролировать движения всего тела, от головы до ступней, превращая его в волнистую линию — Леон не понимал и как не старался плыть подобным образом, у него ничего не выходило. Когда оба выбрались на берег и чуть обсохли, произошло то, что рано или поздно происходит между влюбленными. Теперь Элисса была готова, что совершенно недвусмысленно дала понять, когда легла на траву, увлекая за собой Леона. Хрупкое наслаждение пронзило ее тело. Девушка подчинилась, самозабвенно отдав себя во власть любимого и оба оказались в галактике блаженства, доселе им неведомой и невообразимой. Вернувшись из этого путешествия в привычную реальность, влюбленные едва отдышавшись и придя в себя, повторили свое путешествие. Леон оказался у Элиссы первым, равно как и она у него. Впрочем, для обоих это было очевидно, каждый из них знал это наверняка, хотя и не знал откуда. Лежа рядышком, Леон и Элисса долго рассматривали друг друга без каких-либо слов.

Покинув изумрудное озеро, пара вернулась домой, внутренне ликуя — очередной и крайне важный шаг на встречу друг другу сделан. Леон и Элисса породнились не только духом, но и телом. Элисса задумалась о многом, например, о своем будущем, глядя среди трав на диоскорею, отвар из корня которой исключал беременность. Его можно было использовать для разных целей, однако в доме близняшек он имелся как раз для этой самой цели. Им пользовалась Элара, когда год назад, как и Элисса сейчас, встречалась с рыцарем, обещавшем ей верность до гроба, свой дом и с десяток детей. Вот как раз с последним Элара и не спешила, понимая, что беременность перечеркнет не просто ее бессмертие, но и ее молодость. Когда Элара с зловещей скрупулезностью думала о том, какого это быть смертной, ее воображение живо рисовало как на коже появятся морщины, затем она станет дряблой, а волосы ломкими, как будут ныть мышцы и трещать кости. Как начнет стареть все тело, истачиваемое болезнями изнутри, а впереди будет ждать лишь боль, старость и смерть. Думая об этом Элара приходила в ужас и не понимала, как люди справляются с этим? На ее взгляд морты как проклятые, — рождались уже умирающими и умирали с каждым прожитым днем. Мысль о том, что каждый прожитый день ничто иное как шаг к пропасти, заставил Элару крепко задуматься над тем, а стоит ли связь с мортом того? Будто на свете мужчин альвов мало… впрочем, да, мало, куда меньше чем мортов. Однако если ребенок, рожденный от альва не станет приговором — им станет Инквизиция. Элара ввергла свои чувства в пагубные сомнения, сомневаясь во всем. Она была отравлена сомнениями и в конце концов они высушили букет ее чувств. Когда последние лепестки опали, оставив голые, прямолинейные в своем выводе стебли — альвийка сама решила расстаться с мортом, однако правда о любвеобильности того вскрылась раньше. Потому Элара и не понимала от чего ей было так больно, ведь она все равно хотела расстаться с ним? Сейчас, через тернии этих же мыслей шла Элисса и ей нужно было решать как быть. Говоря об альвах, это и правда был вопрос жизни и смерти.

— Давай сестричка, делись, как тебе? — раздался голос Элары за спиной Элиссы, от чего та вздрогнула.

— Что?

— Элисса, — Элара улыбнулась и сложила руки на груди, посмотрев на сестру тем самым взглядом, взглядом, который всегда говорил одно и то же — ты и сама знаешь.