— Да как же не продавать, — обиженно проговорил пацан, — ты же на шоу в 100-Дэ собралась. Это же ты 500 долларов спрашивала? Я дам тебе 700, нет, даже 1000 зеленых, ты сможешь купить билет в самый дорогой сектор зала и большое ведерко вкуснейшего солененького попкорна, и еще в придачу… Мальчик полез в задний карман брюк. Так и быть, я отдам тебе свой старенький айфон, с симкой, между прочим. На симке, кстати, баланс 100 минут разговора — звони кому хочешь, айфон тоже прикольный коммуникатор, тебе понравится!

— А-а, — вспомнила что-то Буратина, — вот мне Топор дал номер — она достала из кармашка обрывок бумаги, на котором был накарябан номер Топора, — я смогу ему…

— Ой, девчонка, ты сможешь позвонить тысячам Топоров сто раз и останется еще на счету немало!

Боже, как же ей хотелось на шоу в 100-Дэ! Буратина ударила по рукам, мальчик забрал рюкзак с айпадом, отдал девочке тысячу баксов, свой айфон и быстро растворился в толпе. Буратина направилась к кассам.

7. Буратина попадает в плен к директору развлекательного предприятия

Буратина накупила разной вкуснятины и посмотрела на билет — 19 место, в первом ряду по центру. Это был самый дорогой сектор в зале.

Денег, которые ей дал толстый мальчик за рюкзачок и айпад, хватило с лихвой. За билет Буратина выложила аж 700 долларов, на сладкую воду, большое ведерко попкорна, жвачки и чипсы ушло еще 150, и столько же осталось сдачи. Настроение было отличное.

Зал быстро заполнялся зрителями. На входе улыбающиеся во все 32 зуба билетерши выдавали зрителям мудреные шапки-шлемы. Каждый входящий в зрительный зал был обязан надеть на голову круглый, весь в трубочках и всяких штучках шлем. «Без него нельзя», — объясняла добренькая такая толстая тетя билетерша.

— И што-то вы тут все такие добренькие, такие ласковенькие, ну прямо розовая вата на палочке, тошнит уже от ваших улыбочек, — огрызнулась ни с того ни с сего Буратина.

Билетерша лишь шире улыбнулась и жестом показала — «проходи-проходи», но глаза ее при этом так недобро сверкнули, будто она хотела ударить деревянную девочку по щеке. Буратина опешила от такого недоброго взгляда, но тут толстая тетя уж до такой степени растянула губы в сладчайшей улыбке, что девочка тут же подумала — может, мне все это показалось.

«Да и правда, — размышляла Буратина, — вся эта напускная показушная доброта слишком уж приторна и от того даже подозрительна».

Шлем, который нужно обязательно надевать, входя в зрительный зал, был таким невесомым и таким удобным, что буквально через минуту ты забывал о его существовании. Зрители в этих мудреных, испещренных трубочками и какими-то приборами, пластиковых шапках выглядели нелепо и, по мнению Буратины, смешно. Она оглядывалась на сидящих вокруг людей, прыскала смехом: «ха-ха, вот умора!», «вот уроды какие!», — совсем не задумываясь о том, что и она была таким же уродом ведь на голове у неё тоже был нелепый трубчатый горшок с малюсенькими лампочками и непонятными пимпочками.

Наконец зал полностью заполнился людьми. Свет очень медленно гас. Чпок — и стало совершенно темно. Кто-то ойкнул, и все засмеялись. В этот самый момент в зал хлынула вода. Огромные стены воды обрушивались справа и слева от сидящих, свет, проходивший сквозь эту морскую воду, был зеленоватым, с прожилками от теплых подводных течений и с шуршанием поднимающихся откуда-то со дна пузырьков воздуха. Все закричали «а-а-а» — кто-то просто визжал, кто-то кричал «тону!», другие «караул!», но большинство просто кричали первую букву алфавита — «а-а-а». Буратина тоже кричала «а-а-а» — она никогда не видела столько воды, да к тому же такой красивой. А вода все обрушивалась и обрушивалась на зрителей, она была уже не только по бокам, но и сверху и снизу, и еще все люди раскачивались в такт волнам то вправо, то влево, а то и назад, а потом вперед.

— Бли-и-и-ин!!! — заверещала Буратина. Она широко раскрыла рот, пытаясь набрать воздуха во всей этой водяной глубине. И вроде все в зрительном зале теперь кричали «блин!» — будто хотели есть, а волны мощней и мощней лупили по зрителям, будто назло.

«Тик-так-тик-так, чик-чик-чик, штык-штык-штык», — зажужжал шлем, какие-то колесики и шестеренки заурчали внутри его обшивки, словно внутри шлема заработал маленький пылесос. Очередная мощнейшая волна ударила по зрителям так сильно, что Буратина мысленно попрощалась и с мальчиками из хип-хоп банды, и с папашей Дроздом, и со школой, в которую она так и не попала, и даже осьминогу Полю послала мысленный смайлик — покедова, мол, мои други, я утонула на уникальном шоу в 100-Дэ!

— Блинский блин!

Чпок — и вода пропала! Совершенно пропала вода, все кругом стало желтым и непонятным. Зрители растерялись. Что удивительно — все были сухими! А буквально секунду назад все казалось мокрым и водянистым. Буратина так и сидела с открытым ртом, потом она отмерла и завертела головой — вокруг были белые как бумага люди с испуганными, онемевшими от ужаса, глазами и лицами. Может, и Буратина тоже была бы бледной, но она-таки деревянная девочка, а дерево, как все знают, ну совсем не умеет ни бледнеть, ни краснеть от переизбытка чувств.

Ее внимание переключилось опять на стены. Кругом были подсолнухи — их было так много, что невозможно сосчитать, тысячи спелых, очень красивых подсолнухов раскачивались на своих высоких стеблях-ножках. Стрекотали кузнечики и стрекозы, бабочки роем вылетели из подсолнухового поля и ринулись в зал. Чудные бабочки и великолепные огромные стрекозушки замельтешили над зрителями. Насекомые переливались всеми цветами радуги — они, покружив над тобой, усаживались на самые макушки шлемов и там сидели, важно похлопывая крылышками.

— Вау, — сказала Буратина и попыталась поймать рукой огромную стрекозу, сидевшую у неё на голове. Но то ли стрекоза успела взлететь, то ли она была ненастоящая — в руках у девочки было пусто. И тут все бросились ловить чудных насекомых, совсем позабыв про бесконечное поле подсолнухов, в котором утопал зрительный зал. А оно, это поле, окончательно пожелтело. Насекомые растворились, превратившись в пустоту, а вокруг все стало желтым-прежелтым. «Это подсолнухи так разжелтились что ли или что-то другое?», — пыталась понять Буратина.

Караул — песок! Кругом желтый песок! Весь зал заверещал как по команде — а-а-а, и в шлеме опять заработал микроскопический пылесос. Песок сыпался сверху, снизу, со всех сторон. Временами он закручивался в спираль — эдакий маленький смерч прямо посреди зрительного зала — и гулял по рядам. Песок набивался в рот, засыпался в уши и за шиворот, становилось тяжело дышать и все визжали из последних сил, задыхаясь в этом мерзком желтом песке. А в шлемах жужжали микроскопические пылесосики.

Пим! Песок пропал, и вокруг оказалось чистое голубое небо. Весь зал поднимался все выше и выше в небо, но не быстро, а маленькими такими шажками, медленно-медленно карабкался. Сиденья накренились назад, а зал полз все выше и выше, пока не достиг пика. И тут все поняли, что зрительный зал теперь стал огромной тележкой на американских горках. Внутри у Буратины похолодело.

Глупое и бессмысленное занятие пытаться рассказать вам обо всех виражах падениях и взлетах на безумных американских горках в 100-Дэ. Это невероятно здорово и до слез страшно. Иллюзия, которая создавалась неизвестным Буратине способом, была прекрасна и ужасна одновременно. Столько раз подряд она ни разу в жизни не говорила слов «блин» и «вау» и, конечно, столько раз и так громко она никогда еще не кричала букву «а». И каждый раз в шлеме начинал жужжать микроскопический пылесосик. «Что же это там за пылесосик такой», — спрашивала себя Буратина и, не найдя ответа, продолжала наслаждаться бесподобным шоу в 100-Дэ.

После американских горок с Буратиной случился небольшой конфуз. Ну да всё по порядку. Сразу после горок над зрителями появились несколько похожих на жирных мух летающих аппаратов. Из жужжащих летающих прожекторов исходили яркие пучки света, наподобие лазерных лучей. Аппараты, облетев несколько раз зал, сосредоточились вокруг сцены и, скрестив лучи, завертелись вокруг центра сцены. Вращались они с такой силой и энергией, что пятно света увеличивалось в размере, пульсировало и ярко светилось. Вспышка ослепила зрителей и… из света появился громадный, величиной с трехэтажный дом, зайчик! Вау, вот это бамбулла! Зал покатывался со смеху.