Дрозд так был увлечен работой, что ничему не удивлялся — ни лягушкам, ни тому, что они оживали.

Он только усерднее продолжал резать, еще более концентрируясь на своем нелегком деле. Когда полено уменьшилось на треть, комната была просто наводнена прыгающими квакушами, которые горланили на всю квартиру «бура-бурра, ратина-ратина».

— Да что же это такое, — рассерженно прокричал Дрозд, — ну-ка, заткнитесь уже!

Лягушки будто поняли слова старого диджея и на секунду замерли и замолчали, но потом опять запрыгали, не забывая выквакивать забавные странные слова.

Дрозд лихорадочно думал о том, что, может, он слегка перебрал вина, ведь пока он чистил коморку и готовился к работе, он не забывал прикладываться к фляге с портвешком — да там, правда, и вина-то было на два больших глотка, от такого крохотного количества лягушки из дерева не оживают.

Выдохнув сомнения, он с усердием взялся за ножи, оставшаяся большая часть полена идеально подходила для большой фигурки сидящей кошки. Тянуть больше было нельзя.

Получалось здорово! Вот голова на тонкой изящной шее, вот покатые плечики показались из массива полена. Ручки, ножки, попка. Стружка будто сама появлялась из-под ножа, закручивалась смешными кудряшками, беззвучно падала на пол. Очень сильно пахло свежими апельсинами, а в воздухе блистали микроскопические искорки. Натуральное волшебство. Дрозд закусил от сосредоточенности нижнюю губу. Он мастерил самое важное — лицо. Раз глазик, два глазик…

Вдруг глазки куклы моргнули, посмотрели в сторону, а затем прямо ему в глаза. «Офигеть», — только и смог вымолвить старый диджей. Глазки будто хотели ему что-то сказать — ах, он же совершенно забыл про ротик! Двумя уверенными мазками он вырезал красивый чувственный рот.

— Пррр-ррр-ривет, старина! — закричала деревянная кукла.

Дрозд, признаться, растерялся, оставшийся хмель из него мгновенно выветрился, а под старой заношенной футболкой образовался холодный тревожный пот.

— Здравствуй, — ответил Дрозд, выбирая мысленно имя для своей поделки, и тут в голову ему пришла обалденная идея — лягушки так долго квакали «бура-бурра, ратина-ратина», что теперь эти два слова, которые он за последний час слышал, наверное, тысячу раз, сложились в его голове в имя, и он сказал, — Здравствуй, моя Буратина!

Конечно, тут и сомневаться было нечего — перед ним была красивая маленькая девочка, все было в ней гармонично, утонченно и правильно: тонкие длинные ножки, хрупкие красивые ручки, головка на тоненькой шейке. Хлопая ресничками, она смотрела на Дрозда с такой нежностью и любовью, как дочери смотрят на отцов.

Старик взмахнул лезвием, чтобы срезать слишком длинный нос, который оказался тем самым сучком, торчащим когда-то из полена. Да не тут-то было. Деревянная девочка принялась щипать старика за руки, крутиться и вырываться, что было сил. Мастеру только и удалось на миллиметр выровнять сучок, который превратился в ровный длиннющий нос. Вдобавок Буратина высунула узкий красный язык, дразнясь и гримасничая.

— Вот так дочка, — озадаченно пробормотал Дрозд — какая озорница, только на свет появилась, а уже такая хулиганка.

— Если ты так сопротивляешься, — рассуждал Дрозд, — значит, тебе такой длинный нос пришелся по-вкусу, так с ним и оставайся на здоровье.

Признаться, старому диджею только вначале не нравился этот длиннющий нос, но уже через минуту он был от него в восторге.

Он поднял девочку на руки и осторожно поставил на пол. Буратина сначала качнулась пару раз то влево, то вправо, а потом сделала первый шаг, затем второй. Застучала по кафельному полу деревянными пяточками. Старик только и успел крякнуть, как Буратина выбежала вон из коморки и пулей вылетела на улицу.

— Постой доченька, куда же ты!

А Буратина уже мчалась по людной улице, проскакивая под ногами у прохожих. «Тук-тук, стуки-стук», — выбивали дробь её деревянные ножки. За спиной у неё, преодолевая усталость, бежал папаша Дрозд и громко кричал: «Держите её, держите!»

Люди на улицах, завидев голую деревянную девочку, останавливались, удивленно вертели головами, а некоторые даже смеялись. На перекрестке наблюдал за порядком сонный толстый полицай. Он уже заметил оживление на вверенном ему участке и, нахмурив косматые брови, высматривал возмутителя спокойствия. Буратина выскочила как заяц из толпы пешеходов и намеревалась прошмыгнуть между ног у служителя закона. Да не тут-то было — полицай ловко схватил Буратину за нос, упс и поймал беглянку.

— Маленькая леди, — надменно сказал полицай, — в голом виде в общественных местах появляться нельзя, тем более бегать как заяц и производить беспорядки!

Тут и Дрозд приковылял, увидев девочку, он взял её на руки. Но хитрая Буратина вовсе не хотела попасть к папаше Дрозду в карман, при всем честном народе торчать из кармана вверх ногами. Буратина вывернулась из рук папаши и, свалившись на мостовую, притворилась мертвой.

— Вот это непорядок, девочка придохла ваша, — сказал строго полицай, — пройдемте в отделение для разбирательства.

— Старый диджей довел ребенка до смерти, уморил девочку, загнал бедную зайчишку, — бурчали собравшиеся вокруг зеваки, — этот дряхлый диджей только с виду безобидный, арестуйте его немедленно, господин полицай.

Толстый полицай уже деловито защелкивал на запястьях Дрозда наручники. Схватив старика за ворот футболки, он потащил «преступника» в отделение.

— Ну, я попал с этой деревянной девчонкой, — в сердцах промолвил диджей.

Когда толпа зевак разошлась, Буратина, как ни в чем не бывало, вскочила на ноги и стремглав помчалась домой в коморку папаши Дрозда.

4. Буратина знакомится с тайным жителем коморки

Вернувшись домой в коморку диджея Дрозда, Буратина задумалась, куда же она побежала и, главное, зачем? Ей так понравился стук деревянных пяточек и сам бег! Это просто какой-то кайф, когда бежишь со всех ног, ветер начинает свистеть в ушах, а сердце так неистово бьётся, что хочется обежать всю Землю вокруг… «Ну и, конечно, вернуться потом в родной дом», — думала юная Буратина.

Мыслей было так много в её голове, и все они были такими быстрыми, такими нетерпеливыми и такими глупыми, что Буратине казалось, будто в её черепушке поселился целый рой пчел, которые жужжат смешными писклявыми голосами «жу-жу-жу, шур-шур-шур». От этого во лбу у неё стало щекотно, и Буратина ни с того ни с сего громко засмеялась.

В этот самый момент откуда-то сверху раздалось грудное «буголь-буголь-буль». Буратина подняла голову и посмотрела в сторону, откуда доносился этот странный булькающий звук. Она обомлела от ужаса — из темного угла на неё смотрел огромный пучеглазый паук. Буратина чуть не закричала от страха. Пауков, признаться, Буратина не любила — эти волосатые лапки, эта клейкая паутина, эти холодные злые глазки хищника.

Но она не закричала, а так и продолжала стоять с открытым ртом. Чудище выползло из темноты, и ей стало видно, что лапы у него лысые — все восемь лап, а глаза добрые и умные.

— Буголь-буголь-буль, — пролепетало лысое восьминогое чудище.

— Привет, головоногий монстр! — ничуточки не боясь, бодро прокричала девочка существу на потолке.

— Как вы совершенно верно заметили, я яркий представитель отряда головоногих, осьминог Поль с вашего позволения. Осьминогами нас прозвали за восемь длинных и крепких ног, растущих, как ты видишь, из самой головы.

— Отряда? Да какого еще отряда головоногих, вас тут целый отряд что ли?

— Нет, отряд это просто так называют наш биологический вид. Я живу здесь один уже много-много лет. Когда-то в молодости Дрозду подарили меня в аквариуме с рыбками. Но диджейская работа — это множество командировок, ночной образ жизни. Да к тому же Дрозд тогда выпивал крепко, и, конечно, напрочь забывал меня покормить, горькие были времена, а потом еще и аквариум разбили его пьяные дружки — курить меня все пытались научить. Вот я и сбежал от него. И теперь уже много лет живу под раковиной в подполье: там много воды, ведь это полуподвальное помещение, здесь до теплотрассы рукой подать…