Без стука, как привыкла у себя, графиня распахнула дверь.

— И что это мы поделываем? Жареное едим, да? — она медленно подбиралась к нему, словно хищник к жертве.

Впоследствии об этом было неловко вспоминать, но первым жестом он отправил тарелку с курицей под кровать. Графиня рассмеялась.

— Еще и пили вчера, верно? — она потянула носом воздух. — Михаил Борисович, Вы же умный человек, так почему ведете себя, как пятилетний мальчик, которого родители первый раз одного дома оставили?

Возразить было нечего. Именно как ребенок. Пользуясь отсутствием женщин, вчера с графом напились так, что голова трещит до сих пор. Зато впервые с начала коронационного кошмара расслабились.

Она уже совершенно по-свойски размотала повязку и увлеклась исследованием шва. Гладила кожу вокруг, изредка касалась рубца, ощупывала бок. И было это не очень по-медицински. Вот еще чуть ниже сейчас соскользнет и очень неловко может получиться.

— Что-то не так? Больно? — всполошилась, разволновалась.

— Нет. — он рассматривал ее лицо, шею, выбившиеся прядки волос. Потом взял ее за запястья и перецеловал кончики пальцев. Сначала на правой, потом на левой. Давно тянуло и вот нашел возможность.

Она не визжала от возмущения, не била веером по лицу, но и не подавала знаков продолжения. Только смотрела своими расширенными зрачками.

— Михаил Борисович! Это неэтично, когда пациент флиртует с доктором. — еще и шутит.

Дышала бы ровнее — и прям вылитая безмятежность. И пальцы бы не дрожали. И румянец бы не заливал щеки. Все же девчонка совсем.

— Так я же не всегда буду пациентом. — улыбнулся он ее смущению. Не все его в краску вгонять.

— Если станете есть что ни попадя — надолго задержитесь в этом статусе. — строго произнесла графиня и чуть более торопливо, чем допустимо для спокойной, уверенной в себе женщины, покинула комнату. Сбежала практически.

На следующий день вместо самой графини появилась записка с этим птичьим почерком — чистописанием ее учителя тоже не озаботились — с предупреждением, что утром планируется снятие швов. А он привык уже ее прикосновениям.

В день великого события Тюхтяев с утра покрутился перед зеркалом, даже бороду расчесал. Смешно взрослому человеку так себя вести, но больше не хотелось выглядеть похмельным обжорой.

Вошла бледна, сосредоточена, серьезна, перекрестилась перед тем как дважды помыть руки, а потом осторожно и очень аккуратно сняла все узелки. Попросила привстать и почему-то зажмурила глаза. Он стоял, чувствуя себя немного глупо.

— Ну и как? — хриплым шепотом спросила она, все еще зажмуренная.

— Может все же посмотрите? — ехиднее обычного ответил он вопросом на вопрос.

Осторожно приоткрыла один глаз, успокоилась, распахнула ресницы.

— Какое счастье! Михаил Борисович, это такое чудо, что моим хирургическим дебютом стала успешная операция на брюшной полости. — воскликнула она, а у него колени похолодели.

— То есть как это — дебютом? — Тюхтяев только что спрятался за ширму чтобы спокойно одеться, но ради такого выглянул обратно.

— Ни разу раньше не зашивала мышцы и кожу. Зато получилось же! Вот что значит удача. — восторженно причитала она.

Господь всегда хранит дураков. Особенно старых и рыжих.

— Ну что, жив? — весело поинтересовался граф.

— Да, на этот раз выкрутился. — согласился Тюхтяев.

— А ведь говорил я тебе…

Да, в разгаре той знаменательной пьянки граф додумался до того, что Ксения приносит удачу в безнадежных случаях. И на Лиговке тогда выжила, и у него столько людей спасла, и Тюхтяева выручила, даже на Ходынке предупредительные меры все же сработали. Статский советник сомневался в эффективности такого талисмана, все же дуэль у Пети Татищева закончилась так себе, с другой стороны, в Саратове тот четырежды за месяц выходил на поединки с более ловкими стрелками и выжил.

Но развить тему не удалось — лакей сообщил о незнакомом посетителе.

— О, это ко мне. — обрадовался Тюхтяев. — Имею честь рекомендовать вам доктора медицины Павла Георгиевича Сутягина.

Граф уставился на пришельца с недоумением, а вот графиня сразу восприняла его в штыки, причем даже не сочла необходимым это скрывать. Оглядела его с ног до головы, скривилась и явно начала готовить свой репертуар издевательств. Хотя с чего бы: Сутягин — интеллигентный человек, три иностранных языка, красив, ухожен, эрудирован. От женщин отбоя не имеет, а тут вон как вышло.

— Его Высокопревосходительство граф Николай Владимирович Татищев.

— Очень рад знакомству. — поклонился гость.

— Вот, дорогой мой, наш ангел, ее Сиятельство графиня Татищева.

— Дорогая Ксения Александровна, я очень рад с Вами познакомиться. — воркующим голосом заговорил доктор и Тюхтяев впервые задумался над тем, стоило ли знакомить эту пару.

— Ксения Александровна, господин Сутягин будет очень рад обсудить с Вами Ваши находки в области фармацевтики. — по лицу графини понятно, что она бы на госте их испытывала с большим удовольствием. Особенно яды.

Вскоре Тюхтяев наблюдал как еще полчаса назад незнакомые друг другу люди превращаются в злейших врагов. Повод-то пустяковый: Сутягин поинтересовался здоровьем присутствующих, и статский советник похвастался новым швом. Ксения Александровна еще на этом этапе поджала губы.

— Вряд ли стоило тратить время на зашивание поверхностной раны. — небрежно бросил Сутягин, возвращаясь к столу.

— То есть как это поверхностной? Да там разрез до сальника дошел! — возмутилась она.

— Женщины так впечатлительны. — произнес Сутягин, адресуя реплику графу и советнику, но это был его роковой просчет.

— Тогда поясните, что же это было. — произнесла графиня и прямо на салфетке набросала схематично слои внутреннего мира статского советника с указанием цветов, фактур и глубины повреждения. Бок сразу закололо.

— Ну будет, будет. — брейк надо объявлять, промелькнуло в голове. — Мы поняли, что вы оба разбираетесь в хирургии, и не будем доказывать очевидное. Я бы хотел обсудить это удивительное зеленое средство.

Неделю спустя Тюхтяев почитывал удивительное письмо. Эти дни он провел между двумя городами, занимаясь переездом и сдачей полномочий, так что немного упустил из виду проблему, которую сам и создал.

Интересно, что у них там получилось? Словно дети малые. Он заглянул к графине в гости словно между прочим, подгадав визит к приезду доктора.

— Ксения Александровна, я прошу прощения за бестактность, но не позволите ли Вы мне доработать отчет.

Та скептически посмотрела на тонкую папку в его руках, пожала плечами и вернулась к препирательствам с Сутягиным. Судя по накалу страстей, склоке уже не один день и не два, а закончиться она должна или членовредительством или страстным поцелуем. Ну он бы так и закрыл ей рот, особенно после некоторых выпадов.

— Вы, Павел Георгиевич, хоть раз бы попробовали верить, а не спорить. Если я говорю, что ацетилирование сделает салицин более стойким и эффективным, то сначала попробуйте, а потом критикуйте. Что Вы на это сказали? Что женскому уму это недоступно. Так сделали или нет?

— Сделал. — буркнул медик и уголки глаз скорбно опустились вниз, сделав сходство с господином Чеховым еще заметнее.

— И как, передохли крысы? — ехидно уточнила графиня.

— Нет, результаты совпали с Вашими выкладками. — а все же честен.

— Только мы четыре дня потеряли на спорах. — сварливо закончила она. — Давайте сегодня попробуем гепарин.