— Да, я знаю. Ты — словно сын для меня, и ты в числе тех немногих, о которых — я говорил. — Фагон приподнялся в стременах и, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, посмотрел вперед — туда, где над водами быстрой реки уже вставали башни столичного града Сарлона. — Впрочем, не относись слишком серьезно к моим словам, — закончил король. — Я ещё не собираюсь умирать. Но если мне суждено погибнуть, запомни, Тедрик: короли приходят и короли уходят, но Трон Ломарры должен стоять в веках!

9

О Таггаде Сарлонском говорили, что сей властитель спит с мечом в руке и с арбалетом под подушкой; поэтому вторжение ломариан не было для него полной неожиданностью. Однако мобилизацию сарлонских сил пришлось проводить столь поспешно и стремительно, что солдаты оборонявшейся стороны оказались ненамного свежее армии Фагона, проделавшей изрядный путь. Оба воинства сошлись в двух милях от городских стен, на широкой прибрежной равнине.

Нет нужды описывать в деталях передвижение легионов и центурий или подробно останавливаться на том, кто и какие совершил подвиги или проявил трусость во время долгого и кровопролитного сражения. Определяющим фактором явился сокрушительный удар королевской гвардии, тяжелой ломарианской конницы, который и решил исход битвы.

Эта атака, которую возглавляли король Фагон в своем сверкающем вооружении и два его бронированных лорда, была задумана с некоторой хитростью. Основной силой сарлонской армии являлись фаланги копьеносцев, сражавшихся в плотном строю. Военачальники Тагтада сосредоточили их в центре, намереваясь, с одной стороны, прикрыть надежным заслоном шатер своего повелителя, с другой — потеснить меченосцев Фагона и тарконских наемников и опрокинуть их с крутого берега в реку. Ломарианская пехота не могла прорвать стену бойцов с длинными шестифутовыми копьями, ни, тем более, раздробить её.

И тогда в битву вступила кавалерия. Под всадниками были лошади Средней Марки, обладавшие чудовищной мощью — боевой конь считался негодным в дело, пока вес его не достигал тонны. Хотя конница шла легким галопом, удар плотной массы огромных лошадей и бойцов в железных доспехах был неотразим. Гвардейцы, ломариане чистой крови, пронеслись сквозь ряды сарлонских фаланг подобно урагану; каждый вздымал меч, секиру или боевой молот и бил с силой, увеличенной мощью его коня.

В разрыв сразу хлынули пешие меченосцы, обрубая копья фалангитов; они действовали тяжелыми двуручными мечами и топорами на длинных рукоятях. Одновременно наемники сместились на фланги ломарианской армии, пытаясь обойти противника — в то время как стрелки обрушили на сарлонские шеренги град стрел из своих дальнобойных луков.

Гвардейцы, перестроившись, нанесли второй удар в тыл врага, зажатого между центуриями тарконских наемников и отрядами меченосцев, неумолимо расширявшими щель в строе фалангитов. Теперь многие из них сражались пешими; их лошади были покалечены или убиты. Внезапно пал конь под королем, но он продолжал сражаться; его топор из божественного металла издавал мерный похоронный звон, рассекая железо сарлонских панцирей и шлемов.

Загрохотал барабан, и по этому сигналу конные гвардейцы покинули седла, устремившись вместе с пешими воинами к своему королю, сверкающему золотом в ярких лучах солнца. Сарлонцы падали под их ударами, словно стебли камыша под косой,

— Куда теперь, сир? — закричал Тедрик, перекрывая лязг и грохот железа.

— К шатру Таггада, конечно! Куда же еще? — крикнул в ответ Фагон. — Собирай людей!

— Гвардейцы, ко мне! — взревел Тедрик. — Стройтесь клином — как при штурме гробницы Скина! Вперед, к тому пурпурному шатру, за нашим королем! — он повернулся к Фагону. — Веди нас, сир!

Тедрик и Скайр встали за спиной короля — пара серебряных исполинов, словно подпирающих рыцаря в золотых доспехах. Казалось, они составляют единое целое, некий смертоносный многорукий механизм, ощетинившийся сверкающей сталью. Атаку плотной колонны воинов, возглавляемой тремя бойцами в непробиваемых панцирях, противник выдержать не мог. В считанные минуты железный клин гвардейцев, прорвав ряды сарлонской пехоты, достиг пурпурного шатра и его изрядно удивленного обитателя. Золотые тигры, вытканные на блестящем шелке полотнища и колеблемые легким ветром, словно содрогнулись от ужаса — величественные грозные тигры, украшавшие герб Сарлона, символ его славы и могущества. Меч Тедрика раскроил их напополам — вместе с плотным пурпурным шелком.

— Сдавайся, Таггад Сарлонский, или умри! — вскричал Фагон, ворвавшись в шатер ненавистного врага.

— Если я соглашусь прекратить битву, о Фагон из Ломарры, то что ты потребуешь… — начал было Таггад, демонстрируя готовность к примирению. Внезапно, на середине фразы, он схватил длинный тяжелый меч, прыгнул вперед и ударил — так стремительно, что ни Фагон, ни его лорды не успели даже глазом моргнуть. Да, у этого властителя клинок не ржавел в ножнах!

Яростный выпад Таггада несомненно отправил бы ломарианского монарха к праотцам, не будь тот облачен в панцирь из божественного металла. Однако Ллосир судил иначе; звякнув о наплечник золотой кирасы, клинок их доброго сарлонского железа сломался пополам.

Почти автоматически Фагон нанес ответный удар. Его топор свистнул в воздухе, сшиб бронзовый шлем с красными перьями и раскроил череп врага. И не успело солнце опуститься на два пальца, как герольды распространили весь о том, что Фагон, король Ломарры, убил Таггада, владыку Сарлонского, в рукопашной схватке один на один. Сражение закончилось.

А ещё через два часа, перед распахнутыми настежь воротами Фатха, в огромном каре застыли отряды победителей. Посередине высилась фигура ломарианского монарха в золотом панцире. Он поднял свой клинок.

— Капитан Скайр, ко мне! На колени! — плоской стороной меча Фагон Третий коснулся зазвеневшего в ответ панциря и торжественно провозгласил: — Поднимись, лорд Скайр Сарлонский!

Лаборатория Скандоса в горах Ампассера, послеполуденное время.

— Сарлон пал! — историк Тхар, возбужденный и недоумевающий, звонко шлепнул ладонью по столу. — Пал! И во всех древних хрониках, во всех манускриптах и книгах, в солидных ученых трудах и исторических романах уже зафиксирован сей факт!

Его лицо раскраснелось, глаза сверкали. Пайрот, сидевший рядом, успокаивающе похлопал историка по плечу.

— Сарлонский тигр пал, Ломарра торжествует! — пропел он на манер победного гимна. — Однако не стоит так волноваться по этому поводу. Наш друг Скандос произвел серию точно рассчитанных воздействий на прошлое — и вот результат! Блестящий результат!

Но хранитель архивов не собирался успокаиваться.

— Простите, Пайрот, я в недоумении — но вовсе не из-за Сарлона. Сарлон пал, и дьявол с ним! — Тхар мотнул головой в сторону экрана интравизора, где Фагон Ломарианский разносил череп Таггаду Сарлонскому. — Историческое прошлое изменилось и, повторяю, этот факт зафиксирован в рукописях, книгах и предметах материальной культуры. А также — в головах моих коллег! Но мы — вы, я, Скандос, Фурмин, — называя, он экспрессивно тыкал пальцем в каждого из присутствующих, — и Винг, который сейчас корпит в своей лаборатории, мы-то помним иной, предыдущий вариант событий! Почему? Я не способен этого понять! Мы помним, что упрямца Фагона зарубили под стенами замка Лорример, и вторжение в Сарлон кончилось крахом!

— Пока помним, — многозначительно произнёс Скандос. Он стоял у окна в своей любимой позе — привалившись плечом к стене и поглядывая на небо, словно наблюдал из укрытия за таившимся в бездонной синеве смертельным врагом. — Вы обладаете острым умом, Тхар, — сделал неожиданный комплимент физик. — Вы обратили внимание на то, что нам самим, Фурмину и мне, ещё не до конца ясно.

Скандос скрестил на груди руки и, медленно покачивая головой, прошелся мимо огромного экрана. Историк и астроном внимательно наблюдали за ним, и даже

Фурмин оторвал взгляд от сверкавшего огоньками пульта интравизора.