Но когда адмирал Вирениус поднялся, на борт бывшего испанца, его встретил только командир корабля капитан 1 ранга Лебедев:

— Ваше превосходительство, их превосходительство, просит вас пройти в адмиральский салон.

— Иван Николаевич, — отдав честь флагу и оглядевшись, произнёс адмирал Вирениус, — что-то с, Дмитрий Густавовичем?

— К сожалению, да, ваше превосходительство, доктор говорит инсульт, — подтвердил Лебедев, — Последние двое суток эскадру вёл я.

— Похвально, похвально, Иван Николаевич, но идёмте же к, Дмитрий Густавовичу. Где он кстати?

— В адмиральском салоне, ваше превосходительство, — произнёс капитан «Иоанна».

— Тогда проводите, Иван Николаевич, — Вирениус улыбнулся, — я ваш корабль плохо знаю.

— Прошу вас следовать за мной, ваше превосходительство, — и Лебедев повёл Вирениуса к трапу, ведущему в адмиральский салон, где стоявший перед дверью молодой человек произнёс:

— Не более пяти минут ваше превосходительство, их превосходительство очень плох.

Вирениус только кивнул в ответ и вошёл в адмиральский салон, где на диване лежал бледный, с огромными, тёмными, почти чёрными кругами под глазами адмирал Фёлькерзам.

— Ваше превосходительство, — поднёс было руку к треуголке Вирениус, как Фёлькерзам чуть шевельнул рукой и произнёс, при этом было видно, что половина лица не слушается адмирала

— Пустое, Андрей Андреевич, видите эскадру, я сдаю командование.

— Есть, ваше превосходительство вести эскадру, — Вирениус снова поднёс руку к треуголке, — Но как же вас так, Дмитрий Густавович, не уберегли вы себя.

— Проклятая жара, она меня доконала. И все приказы, Андрей Андреевич, на письменном столе, возьмите их.

— Мы идём в Сайгон, Дмитрий Густавович, там надеюсь вас и остальных заболевших сдать в госпиталь. Вы уж потерпите несколько дней. А инструкции я через консула в Сингапуре получал. «Аберлор» то туда может заходить совершенно свободно. Вот я офицеров и посылал, доложить и инструкции получить. Да и консул на катере каждый день наведывался, с инструкциями. В том числе и от их высокопревосходительств наместника Алексеева и командующего флота Макарова. Да и великий князь Александр Михайлович, не раз отписались, по поводу своих крейсеров второго ранга.

Фёлькерзам, только усмехнулся уголками губ:

— Знали бы вы, сколько проклятий под шпицем вызвала ваша крейсерская война. Англичане взвыли. Завалили протестами против вашего пиратства. Тут то они вам не мешали?

— Карикатуры на себя видел в их газетах, — усмехнулся Вирениус, — Но их крейсера нам противодействия не оказывали. Да и если тебя похвалил враг, подумай, где ты допустил ошибку. А если враг исходит злобой, значит, всё правильно делаешь.

— Вы, Андрей Андреевич, считаете, что мы воюем с Англией? — Фёлькерзам с трудом повернув голову, посмотрел на Вирениуса.

— С ними, Дмитрий Густавович, именно с ними, — ответил Вирениус, — Это только они, по своему обыкновению, воюют с нами чужими руками. И вы крепитесь, Дмитрий Густавович, думаю в госпитале, в Сайгоне, вас быстро поставят на ноги. Я вас ещё навещу. Доктор просил быть у вас не более пяти минут, да и надо отдать приказы.

Выйдя из салона, адмирал Виренус тяжело вздохнул и, обращаясь к капитану Лебедеву, сказал:

— Иван Николаевич, я вас попрошу, — Вирениус медленным шагом направился трапу, где его ждал катер, — адмиральский флаг не спускать, вы пока идёте первым. Колонну броненосцев будет замыкать «Дмитрий Донской», под моим флагом. А сейчас прошу передать на все суда эскадры, «Командирам собраться на „Дмитрии Донском“». Да и сами отправляйтесь. Только скажите, в каком состоянии броненосец?

— Испанцы его недавно отремонтировали, поменяли артиллерию, котлы, но механизмы изношены, стабильно больше 14 узлов корабль не даст. Максимум скорости узлов 16, но и то крайне ненадолго.

— Досадно, досадно, — поморщился адмирал, — А что за снаряды на корабле? Стреляли?

— Да ваше превосходительство, — ответил Лебедев, — дважды были стрельбы, благо на одном из испанских транспортов второй боекомплект на эскадру.

— Начинка какая? — остановился адмирал, — Взрываются исправно?

— Пикринит, — ответил Лебедев, — это испанский вариант мелинита, ваше превосходительство. Замечаний по разрывам не было.

— А вот это хорошо, только не спешите стрелять с максимальной скорострельностью Иван Николаевич, эта гадость имеет свойство самопроизвольно взрываться в стволе, при выстреле. Не перегревайте стволы, — кивнул адмирал Вирениус и остановился перед кормовой барбетной установкой, и обратил свой взгляд на девиз броненосца «Honor y Patria».

— Девиз броненосца, — тут же произнёс Лебедев, — «Честь и Родина». Прикажите убрать, ваше превосходительство.

— Да ну зачем же, Иван Николаевич, девиз хороший, — покачал головой Вирениус, — Просто вот есть, вот такое чувство, что я нахожусь на борту французского броненосца. Прямоугольные трубы, деревянные садовые скамеечки. Плавать, наверное, удобно?

— Так точно, ваше превосходительство удобно, — согласился Лебедев.

— А воевать? А то французы они хороши, для того что бы плавать, а англичане что бы воевать.

— Хотите честно, ваше превосходительство, — тут же потемнел лицом Лебедев.

— Конечно, Иван Николаевич, конечно честно.

— Это не броненосец, и уж совсем не корабль линии.

— Уточните, Иван Николаевич, — адмирал остановился возле трапа.

— Бронепояс возвышается из-под воды всего на пару вершков. Больше защиты, кроме как у барбетов нет. Верхней бронепояс, защищает батарейную палубу, по борту, только спереди. Между ним и нижним бронепоясом разрыв в косую сажень. Попадания в этот разрыв будут выводить из строя пушки так же, как и прямое попадание. Ставить броненосец в линию нельзя, его очень быстро потопят. Да и испанцы продали его только из-за того, что он в их флоте как «белая ворона». Может действовать только в одиночку. Причём недалеко от своих баз. Дальность хода у него совсем небольшая. Испанцы его сами «отшельником» прозвали.

— А про контрминоносцы, что скажите, Иван Николаевич?

— Вроде корабли для боя не плохи, как ни как английская постройка, — Лебедев позволил себе улыбнулся, — Но вот для плавания, это явно не французы, мореходность у них аховая, с них даже пришлось снять трёхдюймовые пушки, на океанский переход. Лежат на одном из испанских транспортов. Да и корпуса облегчены до предела. Не знаю, смогут ли дать полный ход без риска самим развалиться на океанской волне.

Адмирал кивнул и тяжело вздохнув, произнёс:

— Лучшее в мире оружие то, что окажется под рукой в нужный момент. У нас есть вот это. Кстати, Иван Николаевич, боевая рубка то на броненосце есть? И если есть, как бронирована? А то в различных справочниках по-разному.

— Есть, ваше превосходительство, бронирование если в миллиметрах, то 150.

— Слабовато, — поморщился Вирениус.

— Да и она размером, — Лебедев махнул рукой, — что там одному рулевому тесно. И не видно из неё ничего, она же за носовой трубой.

— Прямоугольной? — улыбнувшись, произнёс Вирениус.

— Почти прямоугольной, — согласился Лебедев, и тоже улыбнулся, — буквально чуть углы скруглены.

— А испанцы помогают освоить свои бывшее корабли? Сколько их?

— На всех кораблях их сотни две, ваше превосходительство, — тут же ответил Лебедев, — Они очень сильно помогли в освоении. Да и с полсотни изъявили желание повоевать с японцами.

Адмирал закивал головой:

— Это хорошо, Иван Николаевич, надо будет подумать, как их оформить, на эскадре. Волонтёрами или всё-таки вольноопределяющимися. Жду рапорты от вас и командиров «утиного» дивизиона. И ещё вопрос, Иван Николаевич.

Адмирал повернулся и уставился на деревянные скамеечки возле кормового барбета:

— Иван Николаевич, приказываю корабль приготовить к бою. Все лишнее за борт, всё поломанное, всё дерево, а также всё, что для боя не пригодно. Всё за борт. Может быть только за исключением запасных частей. Их передадите на наши пароходы. Письменный приказ получите сегодня.