— Что он хотел?

— Кто?

— Ты знаешь, кто. Игорь.

Пенни неопределённо покачала головой, глядя в окно.

— Почему тебя зациклило на нём?

Маркус пропустил её вопрос мимо ушей и, наоборот, бросил в её сторону резкий взгляд, сверкающий гневом.

— Он пригласил тебя на свидание? — продолжал настаивать.

— Да.

— Когда? Где?

— Я не спрашиваю тебя, когда и куда ты идёшь.

— А я спрашиваю. Что ты собираешься делать?

— Я ничего не думаю делать. Он хотел встретиться завтра вечером. Я ответила – нет.

Маркус сильно сжал руль. Пенни украдкой на него посмотрела. Он выглядел усталым, с глубокими синяками под глазами, которые она никогда не замечала. Было похоже, что он мало и плохо спал и не только одну ночь. Она обуздала импульсивный порыв прикоснуться к его руке, которой он переключал передачи.

— Прежде чем ты уйдешь, я могу тебя сфотографировать? — спросила его.

Он повернулся и выглядел растерянным, как будто не понимал, что Пенни имела в виду. Затем, когда вновь вернул своё внимание на дорогу, его взгляд стал ещё более мрачным.

— Мне это необходимо, — объяснила Пенни. — Я сохраню фото только для себя, и обещаю, что не украду твою душу.

Даже не глядя на неё, Маркус сурово пробормотал:

— Возможно, ты её уже у меня украла.

— Я не колдунья. Мне хочется просто на память…

Как бы она не была уверена, что никогда его не забудет, она не хотела рисковать и закончить как бабушка, которая полагалась только на свою непредсказуемую память. Ей нужно было доказательство, что-то, что даже через пятьдесят лет, продемонстрировало бы ей, что Маркус существовал, а не являлся плодом её романтической фантазии.

В это время они доехали до пляжа. Дом Шерри стоял на деревянных сваях, вбитых прямо в песок, которые практически облизывали морские волны. Дождь предоставил короткое затишье, а небо блеснуло чахлым солнечным лучом. Пенни задавалась вопросом: что чувствует Шерри, когда каждый день просыпается и видит всю эту красоту? Возможно, после многих лет компромиссов между нуждой и ужасом, она хотела даровать себе совершенную невинность природы.

Маркус перенёс в дом огромную коробку. Жилище Шерри было маленьким и приятным, окрашено в яркие цвета – оранжевый, красный, голубой тон Персии – с многочисленными деталями, вдохновлёнными семидесятыми. На диване в разноцветную полоску сидел рыже-жёлтый кот, который напоминал нарисованного кота на витрине «Gold Cat», он посмотрел на них отсутствующим взглядом и принялся неспешно облизывать лапы.

Когда они вышли на улицу и собрались вернуться в машину, Пенни взяла Маркуса за руку и попросила умоляющим тоном:

— Давай прогуляемся?

Он окинул её взглядом, как смотрел до этого момента, с тем же взглядом, который казалось что кровоточит.

— Хорошо, — сказал он. При естественном и прямом освещении его лицо выглядело ещё более усталым.

Они направились вдоль влажного пляжа. Штормовой океан шумел береговой галькой. Пенни натянула капюшон. Её волосы извивались вокруг лица, а изумрудно-зелёная прядь попадала ей в рот. Она сжала руку Маркуса, который шёл рядом, не говоря ни слова, засунув руки в карманы. Он опустил глаза, устремив взгляд к собственной обуви, которая погружалась в песок.

Не осознавая этого, она начала с ним разговаривать. Если бы она задумывалась о своей жизни, о больной бабушке, о его предстоящем отъезде, о том, что бы у неё осталось от этих двух умопомрачительных месяцев, то она бы плакала, действительно проливала не только слезы и рыдания, но и что-то ещё – что-то страшнее. Может быть, она бы упала на этот береговой песок и сказала ему: «Я люблю тебя», «Не уходи!», «Как я буду жить без сердца?».

Таким образом, чтобы не иметь искушения, Пенни произносила другие слова, комментируя красоту океана, неба, виднеющейся вдали пристани, рыбацких лодок, чаек и ракушек, которые в её воображении выбрасывали на берег русалки.

Неожиданно, посреди этой мешанины из напрасной болтовни, опять пошёл дождь и Маркус резко остановился. Пенелопа вздрогнула, испугавшись, что сказала что-то неприятное, хотя болтала только о всякой ерунде. Он стоял перед ней, такой высокий, массивный и защищал её от ветра, который ударял ему в спину. Всё ещё держа руки в карманах, Маркус смотрел на Пенни, как будто хотел и должен был сказать что-то очень важное.

— Ты в порядке? — спросила его, всё больше и больше беспокоясь из-за тёмных кругов под глазами, из-за бороды, ставшей теперь достаточно длинной, что говорило больше о пренебрежении, чем о расчёте, из-за этих плотно сжатых губ.

Какое-то время он ничего не говорил и не двигался. Маркус продолжал на неё смотреть, и Пенни увидела в его серебристых глазах отражение бурного океана. Затем, внезапно, Маркус вытащил руки из карманов, и так сильно её обнял, что она превратилась в часть его, а потом поцеловал в губы.

Пенни ему подчинилась, связанная его языком и душой, ощущая его очень близко, как будто он находился внутри неё. Как будто в этот момент они, обнажённые, соединились.

В конце концов, Пенни не могла не спросить его, когда он всё ещё крепко прижимал её к груди, положив одну руку на затылок:

— Что с тобой?

— Я не знаю, — это единственный ответ, который она получила.

— Ты выглядишь странно. Что-то случилось?

— Пенни, у меня ад в голове.

— Хочешь поговорить об этом?

— Нет. Мне нужно найти способ так или иначе разобраться с этим, иначе я задохнусь.

— Я в чём-то ошиблась?

— Это я ошибся.

— В каком смысле?

— Приехал в этот город. Поселился в этом чёртовом доме. Позволил тебе трахнуть мой мозг.

Пенелопа вздрогнула, как будто он её ударил.

— Что ты имеешь в виду?

Маркус прервал её, прижав палец к губам. У него был вид далеко не романтичный, несмотря на поцелуй, который он только что ей даровал. Выглядел взбешённым и несчастным. Не позволяя ей ответить, он сказал:

— Поехали отсюда, прежде чем демон заставит меня сказать то, о чём я буду сожалеть всю жизнь.

В машине он не произнес ни слова, несмотря на повторяемые молитвы, и как только они подъехали к дому, Маркус скрылся у себя на мансарде, как будто сбегал от неё. Пенни не могла перестать думать об этом. Даже когда она работала в библиотеке, она размышляла о его последних словах. На что он намекал? Что он имел в виду?

Это произошло, когда она ставила на полку одну из копий «Джейн Эйр», и размышления о характере Рочестера высветили в её голове совершенно безумную идею. Он вспомнила о резких манерах Эдварда по отношению к Джейн. Его поддельный интерес к красивой Бланш. Она вспомнила о его мучениях и его тайной боли. Его ревности из-за Сент-Джона.

У неё в сердце начала расти розовая и опасная эмоция.

Он влюблен в меня?

«Возможно, Маркус влюбился в меня?»

Она работала витая в облаках, возбуждённая, взволнованная, с появившейся надеждой. Сердце внутри стучало как отбойный молоток. Невезение подкинуло ей дополнительную работу, но она была так счастлива, поэтому она не была ей в тягость. Бабушке уже лучше и в скором времени она вернётся домой. И, возможно, Маркус её любил.

«Маркус, Маркус, Маркус».

Времени ужина она достигла с улыбкой на губах, застывшей настолько, что она выглядела вытатуированной и опьяняющей. Как только вернулась, она не пошла к себе в квартиру, а достигла мансарды, перепрыгивая по ступенькам винтовой лестницы с волнением подростка.

Переполненная энергией она постучала в дверь.

«Как только он откроет, я брошусь ему на шею, поцелую и скажу, что я его люблю!»

И там, на лестничной площадке перед дверью, её счастье развеялось, как заплетённые в косичку волосы раздувает ветер. Ей открыл не Маркус.

Ей открыла Франческа.

Она вернулась. Злая темноволосая красавица.

Одетая в туже самую футболку Маркуса, которая была надета на нём под свитером сегодня утром на пляже. И ничего больше. Между пальцами держала зажжённую сигарету, и выдыхала дым алыми губами без следов помады.