Изменить стиль страницы

Рука Амбози зависла над костяным Симба, хозяином саванн. Пять лиц на плазмах следили за ним, ожидая решения.

Симба стоял на столешнице не один, его окружали настоящие убийцы львиных прайдов — три молодые самки. Гордые и сильные, полные ярости и жажды охоты и смерти. Неожиданная подсказка, появившаяся так вовремя и, наверняка, не зря. Амбози часто уходил к Тонкой границе, где ждал встречи с Бароном, всегда пугающим белой маской-черепом, царящей на сильном угольном теле. И Барон отвечал его дружбе, порой подсказывая в самые неожиданные моменты. Старый шельмец знал толк в интригах и играх, умел ловко жонглировать людскими судьбами и создавать ловушки там, где никто и не заподозрит. И сейчас, явно почувствовав кипящую злобу Амбози, подсказал нужное.

А ведь он мог и сделать ошибку.

— Говорила?

Старая брухо закивала, застучав ожерельями.

— Но не сделала сама?

Амбози усмехнулся, глядя на новую игру темных оттенков. Ее конголезская кожа не могла посветлеть, и она просто серела, выдавая страх, охвативший брухо полностью.

— Если ты все понимала, видела ее ошибку, почему не переделала? О-о-о, вижу-вижу, надеялась отыграться на этой бедной девчонке, занять ее место, так несправедливо отданное не тебе.

Брухо тихо-тихо отступала назад, шелестя змеиной кожей пояса с вшитыми кармашками. Хочешь дорого продать свою жизнь?

Амбози родился в Дагомее, ребенком оказался в Новом Свете, рос на Караибах, из-за строптивого нрава передаваемый от хозяина к хозяину. И видел много разных странных людей, рисовавших мелом замысловатые спирали великого змея Дамбаллы, призывавших папу Легба для встречи с духами, великих колдунов и ведьм, на деле же — просто обманывающих доверчивых сыновей и дочерей Африки.

Эту Амбози помнил еще девчонкой, сам нашел ее посреди разгульной Гаваны, будучи уже боккором. Нашел и забрал с собой, подивившись плескавшейся в ней мощи. И даже надеялся вырастить из нее настоящую ведьму, как его наставница. Но она оказалась просто глупой курицей, не шагнувшей дальше собственной границы, боявшейся самостоятельности и не желавшей идти дальше. Потому и прожила лишь обычный человеческий век. Уже прожила.

Сдаваться она не хотела, уже понимая, что ждет. Да… лучше наказать ее, чем девочку, подающую надежды. И найти замену. Даже жаль, столько потраченного впустую времени…

Магия крови сильна, старая брухо владела ею хорошо. Две почерневшие скорлупки от яиц могли показаться кому-то смешными и глупыми. Но когда они треснули в ее сухих узловатых пальцах, между ними выступила свернувшаяся багровая жижа, впитавшая сотни душ, принесенных в жертву.

И брухо указала им на Амбози, сверкая белыми от страха глазами и шепча заклинания, такие же древние, как она. Да… силы ей оказалось не занимать даже на закате жизни. Рокотавшие в жертвенных ночах барабаны вернулись, гулко отдаваясь в огромной зале на верхушке небоскреба.

Бум-бум-бум-бум!!!

Ветер, пахнущий солью, морем, гниющими джунглями и тропическим дождем, пронесся мимо Амбози. Рассыпался, оседая мириадами невидимых капель, вдруг блеснувших алым и осевших повсюду, даже на его любимое кресло белой кожи. Одна капля сверкнула на галстуке, его новом и аккуратно выглаженном галстуке.

Бум-бум-бум-бум!!!

Души обтекали застывшую молодую ведьму, схваченную за горло высокой мерцающей тенью. Крались, стелясь над плитами пола, к большому тяжелому человеку посреди комнаты.

Бум-бум-бум-бум!!!

Глаза брухо сверкнули неожиданной радостью, когда первые черные когти царапнули Амбози по лакированным носкам туфель. А Амбози просто достал из кармана серебряную табакерку, и высыпал ее содержимое на ладонь. И дунул.

Бум-бум-бу…

Души, освобожденные из жертвенных яиц-ловушек, беззвучно заголосили, осыпаясь пеплом. Кровавые пятна, только что блестевшие повсюду, дымились и испарялись. А тень, выпустив горло еле дышащей молодой ведьмы, почтительно согнулась в поклоне.

Амбози поклонился явившейся лоа, кивая на старую брухо, замершей столбом. И уж точно понимающей — кто явился за ней. Не зря он водил дружбу с Бароном.

Мама Бриджит, высокая и рыжеволосая, белокожая, с пляшущими по рукам и открытому телу алыми розами, с вороном на плече и в поблекшем, пахнущим сырой землей платье, кивнула Амбози. Миг… пропала… оказавшись прямо за спиной брухо. Та не успела обернуться, когда алые розы, шелестя шипами гибких побегов-плетей, спеленали ее по рукам и ногам. Лишь запахло сильнее свежевырытой могилой, долетел звук падающих в нее камешков… и обе пропали.

— Ты отправишься на север, — Амбози поглядел на галстук, совершенно ничем не переливающийся, кроме искр ткани и булавкой. — Найдешь там замок во льдах и попросишь… передашь от меня просьбу. И вернешься назад с помощью. Не суйся в белое безмолвие напрямую, не давай повода Северянину заново начать ссору, он не любит нас. Отыщи проводников и воинов, тебе придется идти по опасным чужим тропам. И найди наемников, заплати полиции, чтобы не интересовались — а откуда столько хорошо вооруженных людей на нашей усадьбе. Поняла?

Брухо кивнула, косясь на место, где вот только стояла ее соперница. Прямо на полированном мраморе лежал оставленный в подарок-напоминание алый бутон.

— Отправляйся.

Амбози повернулся к плазмам, откуда смотрели десять глаз.

— Усильте охрану своих хуфоро, наймите людей.

— Что происходит, Амбози?

Чака, только Чака мог позволить себе… не спорить, нет, а задавать ненужные вопросы. Молодой и жаждущий занять его место Чака, не испугавшийся даже появления супруги самого Барона.

— Кто-то собирает опасные вещи. И не только здесь. Займитесь делом, а все остальное узнаете позже.

Чака хотел что-то сказать… но Амбози уже устал от него. Иногда магия полезна, помогает выключить все раздражающее. Экраны моргнули и потухли. Брухо все стояла на своем месте. Не зря ли, на самом деле, убрал ее соперницу?

— Что?

Как же ее зовут? Амбози вдруг понял, что волнение из-за пропажи сосудов с лоа куда сильнее, чем думал. Ниа… точно, Ниа. Амбози покачал головой, решительности в ней точно хватало. Решительная, как точно передает ее характер родовое имя.

— Я не должна показывать страх в Ледяном замке и не должна быть просительницей.

— Да. — А девчонка понимает все правильно, что он сам упустил. — Возьми с собой в дар золотого котенка.

— Им?!

Амбози понимал ее негодование и удивление. Золотые коты, живущие в саванне, слишком дороги, уж очень их мало. Звери-охранники, видящие пришельцев Тонкой границы, ценились всеми магами мира. И только у них, людей вуду, всегда водились в достатке.

— Они оценят. Ты маг по крови, хотя мне не нравится, как звучит само это слово. Обитатели Ледяного замка — нет. Они оценят наш жест.

— Наш?

Амбози кивнул. Ниа умна, хотя и самонадеянна, и нужна ему куда больше, чем может представить даже он сам. Барон не зря послал ту мысль, заставив посмотреть на львиный прайд. Эта девочка должна ему самое главное — свою жизнь, и отсветы ее благодарности уже светятся в красивых карих глазах. Она станет первой настоящей львицей его прайда в битве и буре, уже шумящих где-то поблизости.

— Ступай. И отправь нового кота к Орлеан. Прежнего убили наемники?

Она кивнула. И ушла.

Амбози сел в свое любимое белое кресло. Провел рукой по подлокотнику, посмотрел, любуясь рисунком. Ему никогда это не надоедало, даря отблески былых побед. Три боевых мага, посланных когда-то по его душу, еще до заключения Договора, нашли свой последний приют в обивке кресла.

Чака, великий король зулусов, чьим именем пользовался недостойный боккор с островов, снимал кожи своих не менее великих врагов для походного шатра, пил из их черепов, обитых золотом и украшенных камнями. Амбози любил и чтил память Чаки как мог.

Он оглянулся, чем-то встревоженный. Неясная тень надвигающейся неприятности так и не выветрилась. Пряталась в суровых лицах деревянных воинов древней империи Мали, скользила по заточенным лезвиям широких дротиков-ассегаев Зулуленда, помнящих забранные ими души белых в высоких пробковых шлемах, терялась в россыпях стеклянной мозаики священных сосудов племени нгембеле из Зембабве, плавно пряталась в канопах с головами шакалов, соколов и кошек, баюкающих в себе частицы фараонов Кеми-Египта.