— Ты не переживанькай, девонька, — болтала старуха. — Память со временем возращанькается, как из тебя вся дурная кровушка выйдет, так и вспомнишь усе.

Путь пролегал по узкой тропинке меж деревьев. Дорога была неблизкая, далеко старуху от дома занесло. Выглядела моя спасительница колоритно, вблизи была возможность ее поподробнее разглядеть. Ростом доходила мне до плеча, казалось сухонькой, кожа плотно обтягивала кости, в районе ключиц вообще будто стерлась. Глаза при этом были живыми и молодыми. Широкие сухие губы пугали, а крючкообразные пальцы с большим количеством мозолей вызывали отвращение. Сколько я не старалась, но нормально относиться к бабке не получалось.

— Оп-па, белкушка! — развлекалась Виевна. Хотя развлечением это назвать было сложно — старуха примечала на дереве белку, раскручивала свою странную удочку и натыкала белку на кончик удочки. Как у нее так лихо получалось — не понятно.

Спустя три привала, во время которых я аккуратно извлекала впившиеся иголки из стоп и глотала слезы, мы, наконец, добрались до жилища Виевны. Высокий светлый терем, обитый снаружи толстыми кожами разных животных, меня удивил. По бокам сушились разные травки, разносящие по округе резкие, но приятные ароматы. Но, что поражало больше всего — у терема не было ни одного окна.

— Проходь, — квакнула Виевна, длинным ногтем-крючком подцепляя какой-то выступ и заставляя дверь отвориться. В очередной раз отряхнув ноги от игл, я вошла внутрь. В воздухе тут же зажглась сотня свечей, растопилась печка, скатерть сама собой влетела на стол. Широко раскрыв глаза, я наблюдала за всем этим чудом. Терем был с очень высоким потолком, тут был лишь один этаж.

— Здрав буш, Шарко, — Виевна сгрудила тушки белок на широкий пень в углу. Из него торчал здоровенный блестящий тесак. Как только бабка отошла в сторону, тесак взвился в воздух и опустился на одну из тушек белок, отрубая той голову.

Я предпочла отвернуться и не смотреть. Память услужливо подсказала — разделывает домовой. Лучше бы она что-то другое подсказала — куда идти, например.

— Ну шо, в баньку? — пристально смотря на меня, поинтересовалась Виевна. Уж больно она добрая: сперва из речки выволокла, теперь в баньку отправляет. — Опосля нас Шарко накормякает и спать увалинькаемся. А уж завтречка работу делкать бум.

Так и поступили. Пропарилась я хорошенько, накормилась от души. Бельчатина показалась мне безумно вкусной — может, дело в том, что я не ела ничего непонятно сколько времени. Виевна постелила мне на широкой лавке, наказала спать. Долго меня упрашивать не надо было, в тот момент, когда старуха хлопнула в ладоши, незримо задувая свечи, я и заснула.

Всю ночь во сне я пересматривала то, что произошло со мной за день. Этот сон полноправно можно назвать кошмаром наяву. Еще казалось, что меня кто-то душит, отчего я несколько раз пугливо вскакивала с неудобной лавки, после чего вновь погружалась в тягостную дрему. Стоит ли говорить, что я не выспалась?

Однако только Виевна проснулась, как хлопком заставила свечи зажечься.

— Просыпайкайся, — прямо на ухо рявкнула та. — Пора за работенку браться.

Я сползла с лавки, размяла затекшую шею, потянулась, протерла глаза. В голове звонкой тревожной трелью переливались колокольчики, словно сообщая, что что-то не так.

— Шарко, ты печь то растопонькай, до вечера должно пропечькаться! — уже не обращая на меня внимание, Виевна хлопотала подле стола и раскладывала разные травки, сцепляя их в тугие пучки. — Подь сюды.

Я послушно подошла, хотя очень хотелось умыться. Виевна попросила разобраться с травами, чтобы в пучке были различные виды, начиная с укропа и заканчивая дурманом. Последний я старалась трогать очень аккуратно. Зачем старухи такие пучки?

— Виевна, я сделала, — спустя какое-то время сказала я, тщательно вытирая руки и подол юбки. Пальцы чуть чесались, я громко чихнула, протерла нос — зачесался и он.

— А теперь раздевонькайся и цепляйкай пуки на себя, — ссыпая какой-то красноватый порошок с зеленым, произнесла бабка.

— Простите? — эту ее фразу я полноценно перевести не смогла. Либо это просто оказалось выше моего понимания. Она что, серьезно хочет, чтобы я разделась и обложилась травами, часть из которых желательно даже в руки не брать.

— Раздевонькайся, говорюж! — недовольно проговорила Виевна.

Так… Меня потопили в баньке, сытно накормили, спать уложили… Напоминает мне это что-то очень нехорошее. Бежать надо.

— Сказала, раздевонькайся! — уже совершенно нечеловеческим тоном произнесла старуха, отвлекаясь от приправ. — Печь уже вовсю дожиданькается!

Страх прошелся по телу легкой волной, от пят и до самой макушки, отказывающейся подсказывать, что делать. Маленькие частички мозаики постепенно вставали на свои места, складываясь в полную картину. Да что ж это за место такое странное?! Может, я сплю? А если нет?

Виевна отошла от стола и начала на меня надвигаться, увеличиваясь в размерах. И без того тонкая кожа начала рваться, кости росли вширь. Больше всего пугали черные глаза — они были на пол лица. Слипшиеся волосы доставали до пола. Старуха уже почти не походила на человека: ноги вытянулись метра в полтора, руки белесыми кривыми костяшками доставали до пола, зловеще перестукивая, будто поджидали пока я сама подойду и сдамся. Ешкин-кошкин, да что ж я стою-то?!

Я побежала к двери, сквозь щель которой проникал тонкий дневной свет. Свечи погасли в тот самый миг, как я двинулась с места, потому я ориентировалась только на него. Больно стукаясь о мебель, я бежала. Старуха утробно захохотала, смех с каждым мгновением казался только ближе. Словно она просто наклонялась откуда-то сверху.

— Шарко, милок, хватанькай ее, — проговорила Виевна.

Что-то схватило меня за коленку. Домовой! Не церемонясь, я тут же его пнула второй ногой, теряя равновесие. Зацепившись за какую-то поверхность, я поднялась, получила по плечу тяжелой сковородкой, еще раз пнула в никуда, на этот раз с замахом, чтобы обезвредить предприимчивого Шарко.

Раздался грохот и сдавленное кряхтение. Так просто он не сдастся. В голове всплыли строчки, которые я, ратуя на то, что мозг не враг мне, а, следовательно, и себе, не станет подсказывать чушь.

— Харев та харь, хенелт байшин, хеерж ож байна… — как можно четче проговорила я. Я что, была ведьмой в прошлом? Хотя нет, если бы была, то было бы куча света и молний, а домового бы разорвало. А так — он просто застонал. Память подсказала, что это какой-то заговор изгнания злого духа. Заговор тем и хорош, что пользоваться им могут и простые люди, а вот сила его действия зависит от силы Духа. Духа? Опять щекотно. Да откуда я все это знаю?! — Харев та харь, хенелт байшин, хеерж ож байна!

Я повторила. Домовой застонал громче. Теперь за дело взялась сама бабка. Похоже, она прекрасно ориентировалась в темноте — что-то с силой схватило меня за волосы и потянуло вверх. Я зацепилась за конечность руками, чтобы как-то сгладить боль и подтянулась, стараясь ногами дотянуться до рожи старухи и выбить ей пару костяных зубов. Просто так я свою жизнь не отдам.

Била наугад, полагаясь на интуицию. Со второго раза и правда по чему-то попала. Ступни обожгло холодом, старуха тут же выпустила меня.

— Знак, — утробно прокряхтела она. — У тебя есть знак…

Больно стукнувшись об пол, я поняла, что по счастливой случайности оказалась почти подле двери. Не разбираясь, о каком таком знаке говорит Виевна, я метнулась к тонкой полоске света и выбежала на свежий воздух.

Бежать, бежать дальше, глубже в леса. Уж лучше еще раз поплавать с гадюками, чем оказаться в этом доме!

Глава 11

Я брела по засыпающему лесу. На яркие зеленые кроны деревьев опускались сумерки, вечерний ветер заставлял ежиться, а кусты больше походили на чудовищ, нежели чем на растения. Подол платья был подран в лохмотья, ступни кровили, оставляя алую дорожку следов на вымощенной камнем дороге.

Я не знала ни куда иду, ни зачем, но понимала, что от Виевны лучше держаться подальше. Хотя какая уж разница, вскоре на запах крови сбегутся хищники, и я все равно окажусь в чьем-то желудке.