— Веселее не придумаешь, — буркнула я, приподнимаясь. Слабость вроде отступила на второй план. — Можно я на сегодня всё?

— Можно, — спокойно ответила ведьма, не задавая вопросов.

Кое-как приподнявшись, я под всеобщее безмолвие взяла свой рюкзак и направилась к двери. Дэм последовал за мной. Не хочу, надоело. Все надоело! Подавив желание закричать, я спокойно произнесла:

— Дэм, я одна пойду.

Очень хотелось не хлопать дверью, но не вышло. Колокольчик, прицепленный сверху, жалобно зазвонил от резкого толчка.

По улице я шла, глотая слезы. На душе было так паршиво, что хотелось выть. Мимо пробегали прохожие, которым не было никакого дела до друг друга, каждый спешил по своим делам. Автомобилисты общались на лишь им известном языке клаксонов, создавая адскую какофонию звуков.

И куда теперь идти?

Тронный зал переливался светом тысячи алых свечей, по ковровой дорожке будто гуляло пламя. Отполированный темный мраморный пол отражал каждый изгиб витиеватого потолка. На троне сидел светловолосый мужчина, облаченный в снежно-белый отглаженный костюм. Мужчина был недоволен — на лбу залегла складка, губы были сжаты, глаза налились тьмой.

— Я ненавижу, когда кто-то не платит по долгам, — со злостью выдохнул он.

— Но господин, на девчонке артефакт и еще эта печать…

— Ты не можешь справиться с жалкой человечкой, которая с рождения принадлежит мне?

— Но там замешаны Воины Духа!

— Эта шайка уже давным давно слаба, все работает по плану. А не можешь дотянуться до человечки, иди к тому, кто должен и заставь его расплатиться. Даю тебе срок три дня. Не справишься, отправишься в комнату Эринес.

Грузный невысокий мужчина вздрогнул, глаза забегали, огромные уши налились красным. Про эту комнату ходили легенды. Поговаривали, что каждый, кто оказывался внутри, терял свою сущность и растворялся в ужасе. Но Зарц понимал, что если кто-то что-то рассказывает, то это либо слухи, либо не все так плохо. С господином ему, конечно, не повезло, но не станет же он и правда отправлять своего верного слугу в комнату Эринес? К тому же, Зарц собирался приложить все силы, чтобы добраться до девчонки. Кажется, он даже знал, на чью помощь можно положиться. Пришло время собирать долги. Всё для господина…

Потерев лоб, с витиеватой татуировкой козла, он направился к выходу.

Глава 9

Я бездумно блуждала по улицам, наслаждаясь прохладным свежим воздухом. Он помогал не думать, не беспокоиться, а просто плыть по течению. Телефон разрядился — не было возможности даже послушать музыку. тело болеть перестало, наоборот, налилось странной легкостью. Но вот куда идти? К Дэму не хотелось, домой, к деду, тем более. Можно пойти к Ваньке. Но жить у него постоянно — не вариант. Надо подыскать квартиру, но лучше комнату — в целях экономии денежных средств.

По отношению к Дэму меня разрывали противоречивые эмоции. С одной стороны, с ним было весело, комфортно. С другой — я понимала, что от него исходит опасность и мне совершенно не нравилось, что сердце странно екало при виде его неформальной фигуры.

— Хэй, — из пучины неприятных размышлений меня вытянул чей-то знакомый голос. Оказалось, через дорогу стояла и махала обеими руками Маша Калинина. Так, а теперь надо аккуратно сделать вид, что я никого не заметила и вообще у меня в ушах наушники, хоть и без музыки, но ей же об этом не известно.

Разговаривать с первой сплетницей ВУЗа не хотелось совершенно. Однако у нее, по всей видимости, это желание было огромным, потому, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, одногруппница направилась на проезжую часть.

Зацепившись каблуком за люк, девушка упала. Запоздалый визг тормозов заглушил вскрик. На мгновение показалось, что я где-то видела водителя авто. Татуировка…

Тугие кудри разметались по лужице крови, рука была неестественно вывернута, а дыхание было прерывистым. Воздух выбивался из легких девушки с хрипом. От вида крови, особенно в таком нарастающем количестве, я впала в ступор.

Прохожих, как назло, не было, а водитель, сбивший одногруппницу, сверкал фарами уже с другого конца дороги — попросту слинял. Я не запомнила ни номера, ни марки. Скажу только, что машина была серой, как и большинство машин в городе. Но вот водитель — я точно его где-то видела! Или мне опять привиделась эта непонятная татуировка?

Я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, но как завороженная смотрела на распластавшуюся на дороге девушку. Грудь ее резко вздымалась, а после стремительно опускалась. Изо рта текла кровь, разбавляемая громкими хрипами. Кажется, пробито легкое… Или сломаны ребра.

Тело Калининой свело судорогой, а я не могла и шагу вперед ступить, смотрела на лужу крови, на тонкий ручеек, стекающий на подбородок.

Прерывистый сдавленный кашель освободил меня от оцепенения: ешкин-кошкин, если я ничего не сделаю, то она попросту умрет.

Оторвав одну ногу от неожиданно липкого асфальта, я шагнула вперед, после то же проделала и с другой, а через мгновение уже со всех ног бежала к одногруппнице.

Глаза девушки были открыты, на движение зрачок реагировал. Но, судя по всему, ребра все же пострадали — слишком уж резким было дыхание, а при кашле у Маши буквально слезы из глаз лились.

И как назло ни одной машины! Схватив заляпанную кровью сумку Машки, я начала искать телефон. Кое-как извлекая его из внутреннего кармана, набрала скорую помощь. Долгое соединение с диспетчером растянулось практически в вечность. Девушка кашляла и задыхалась, рука была сломана, что с позвоночником — неизвестно, потому я не решилась ее сажать, как рекомендовалось при повреждении грудной клетки.

Назвав адрес и кратко обрисовав ситуацию, я дрожащими руками нажала на красную кнопочку.

С каждой минутой девушку трясло все сильнее, а я пыталась подавить желание удалиться в кустики и хорошенько прочистить желудок. Сладковатый запах крови, казалось, въелся в одежду и кожу.

— Маш, потерпи чуть-чуть, — я начала гладить одногруппницу по голове. Было страшно, я даже не знала, как помочь. — Все будет хорошо, скоро приедут врачи.

Она опять захрипела, казалось, что хочет что-то сказать.

— Молчи, — прошептала я. — Тебе сейчас нельзя разговаривать, но потом с тобой вдоволь поболтаем.

По щекам потекло что-то горячее, горло сдавил спазм. Стало горько. Горько от безысходности. Вот ты живешь себе спокойно, топчешь землю своим тридцать восьмым. Дышишь выхлопными газами, иногда захватываешь каплю кислорода. Говоришь, шутишь, иногда иронизируешь и сарказмируешь, но потом жизнь превращается в ком снега, спускающийся с вершины и набирающий не только массу, но и обороты. И ком все стремительней катится по наклонной, как вдруг сталкивается с препятствием — деревом или выступившей скалой. Рассыпается на сотню маленьких комочков, былая мощь уходит в небытие, наступает спокойствие. Горькое спокойствие и смирение. У маленьких комочков есть шанс продолжать движение вперед, но это уже будет другой ком и другое движение. Постепенно смирение перерастает в новую динамику, но оно не сравнится с былым ощущением, оно никогда не позволит забыть старую горечь.

— Алина! — возглас из-за спины отвлек от размышлений. — Ты ранена?

Дэм присел рядом с нами на колени и начал меня ощупывать.

— Я цела…

Воин Духа посмотрел на Калинину, стал аккуратно ощупывать ее руки, шею и туловище.

— Она нежилец, — тихо проговорил он. — Очень обильные внутренние кровотечения.

— Помоги ей, — громко проговорила я. Здравствуй, тетушка Истерика. — Помоги!

— Алин, я не могу, — тихо и виновато произнес парень. — В этом вопросе задействованы обычные люди, я не имею права вмешиваться.

— Уйди! — выкрикнула я. Я бы и толкнула, но одной рукой я держала Машу, а второй гладила ее по голове. — Она будет жить!

Все нутро будто разрывало, хотелось ломать и разбивать. Но надо было взять себя в руки. Вдали послышался тоскливый вой сирен. Глаза одногруппницы почему-то были закрыты, но хриплое дыхание все еще слышалось. С каждым мгновением все слабее.