Мимо нас проходит одинокий парень в безрукавке — его руки густо покрытыми татуировками. Ник смотрит на него оценивающе, затем поворачивается и идёт в обратном направлении.

— Ух ты! Ты видел эти бицепсы? Чёрт, мне бы его, хотя бы кусочек, — он преувеличенно дрожит.

Правда? Серьёзно?!

— Хм, — говорит Ник, хватая меня за руку и резко останавливая. — Давай зайдём в HotTopic⁸. Хочу посмотреть вязаную шапочку. Думаю, мне будет в ней хорошо.

Правильно. Готов поспорить на деньги, что тот парень в безрукавке в декабре только что зашёл в HotTopic. И понимаю, что меня это не волнует.

— Ты иди, — говорю ему, — а я схожу куплю нам газировку. Я приду туда через несколько минут.

— Никакой газировки. Она плохо влияет на кожу. Возьми воду и проверь, чтобы это была не просто очищенная вода из-под крана.

Я возвращаюсь на эскалаторе на первый этаж. В главном проходе, прямо под HotTopic стоит киоск GreatAmericanCookies⁹. Нику я возьму его воду, а себе — газировку.

В очереди я вижу Минди, как и Люк тамбурмажора, только второго, и самую маленькую девушку среди моих знакомых, и Анну, старшую тубистку. Я становлюсь за ними в очередь, а они, увидев меня, крепко обнимают. Мы — оркестр. Мы — одна семья.

— Ник тоже с тобой? — спрашивает Минди.

— Он наверху.

— Я сожалею о твоём отце, — говорит Анна, берёт мою ладонь и сжимает.

Не знаю, как реагировать на жалость в её глазах. В лучшем случае, она неуместна, в худшем — нежелательна. Я грустно ей улыбаюсь и бормочу слова благодарности. Анна отпускает мою ладонь и, когда я начинаю сосредоточенно рассматривать толпу, огибающую киоск, продолжает беседовать с Минди.

Напротив нас, возле Build-A-Bear, собирается группа девочек — у каждой в руках картонный домик для плюшевого медведя, — пока одна из мам пересчитывает их по головам.

Только когда эта стайка уходит в ресторанный дворик, я замечаю его, стоящего возле стойки и удерживающего на бедре маленькую девочку. Он улыбается продавцу, девушке из моего маткласса, потом подписывает протянутую квитанцию.

Я чувствую, как моё сердце забилось чаще.

— И что ты собираешься делать на каникулах? Роберт?

— А? — Я с большой неохотой перевожу взгляд на Минди. — А, мы просто останемся дома.

Кажется, она понимает нелепость своего вопроса и замолкает.

Я бросаю взгляд обратно в сторону Build-A-Bear как раз в момент, когда мистер МакНелис, держа в руках обоих, — и дочь, и дом для медведя, — выходит из магазина и присоединяется к толпе. Я наблюдаю, как он уходит.

Вернувшись наверх, я сажусь на скамейку возле HotTopic и жду Ника. Раздумываю, может, отправить мистеру Маку сообщение? Просто написать «Привет! Видел вас в торговом центре». Но ничего такого не делаю. Прошло пятнадцать минут, выпито полбутылки газировки, а я все ещё жду Ника. Захожу в магазин, но его там нет.

Ты где?

JambaJuice.

Он сидит за столом с тремя чирлидершами. Их имена я точно знаю, но я настолько рассержен на Ника, что не могу их вспомнить.

— Вот твоя вода, — говорю, с грохотом ставя бутылку на стол.

Одна из девушек хихикает. Ник поворачивается и сердито смотрит на бутылку газированной воды у меня в руке.

— Я ухожу, — поворачиваюсь и выбрасываю бутылку в мусорную корзину, затем направляюсь к ближайшему выходу. Мне так это осточертело. Ник догоняет меня уже в дверях.

— Подожди, Роберт, погоди, говорю, — произносит он, хватая меня за руку. — Ты можешь подождать? О, Боже. Помнишь, что я тебя сюда привёз?

— И что? Я пойду пешком. Тут всего-то восемь километров. Уверен, что выживу, — разворачиваюсь уйти, но он сжимает руку сильнее.

— Почему ты себя так ведёшь? Ты расстроен из-за отца, я понимаю, но не нужно срываться на мне.

— Я расстроен не из-за отца. Это из-за тебя..., и твоей дурацкой бутылки воды..., и твоего парня в безрукавке в декабре..., и твоих девочек.

— Ты сейчас просто драматизируешь.

Утверждение совершенно абсурдно, и я начинаю смеяться.

— И о чём ты? Парень... в безрукавке... в декабре? Это ты о том парне, что проходил мимо нас наверху? О, Боже. Я просто смотрел. Иногда ты такой ревнивый.

Смех застревает у меня где-то в горле.

— Ты ничего обо мне не знаешь, — говорю я и высвобождаю руку.

Но он цепляется за меня снова, теперь уже двумя руками.

— Хорошо. Извини! Вернись. Я куплю тебе другую бутылку газировки, и, если хочешь, крендель. — Он надувает губы и гладит ладонью мою руку вверх-вниз, как делал это, когда мы только начали встречаться и когда он хотел пойти туда, куда мне не хотелось идти, или чтобы я одел то, что мне не нравилось. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не дёрнуться от отвращения.

— Ты — мой парень. Весь остаток дня мы проведём вместе, хорошо? Только ты и я. И никого больше. Мы сходим в книжный магазин, и ты посмотришь всё, что захочешь. Я даже куплю тебе книгу на Рождество.

— Мне не нужна книга. Мне не нужен подарок.

— Ну, тогда мы просто полистаем книги... вдвоём.

Позже я подумал, что лучше бы он меня отпустил.

Эндрю

Мы добираемся до дома и не понятно, кто из нас больше хочет спать — Кики или я. Включаю «Король Лев» и сворачиваюсь с Кики калачиком на диване. На лицо ей падает прядь тёмных волос. Убираю волосы пальцами, и Кики сильнее прижимает к себе собаку. Я засыпаю с мыслью, что попал в рай, ну или в место, максимально к нему приближённое, куда я вообще в состоянии попасть. Эта мысль оставляет в моём сердце налёт грусти.

Глава 5

Роберт

Для отца это Рождество последнее. В этом-то и проблема. Вот почему тётя Уитни устроила всё это: куча подарков, свежие гирлянды вокруг перил лестницы и дверных проёмов, праздничная музыка во всём доме, зелёные свечи, огонь в камине и игрушечный Санта, покачивающийся в кресле рядом. И пироги. Много пирогов.

Сегодняшний день — день возврата в детство отца, ежегодный ритуал, от которого он не захотел отказываться даже несмотря на то, что в этот день мы с мамой чувствуем себя неловко и напряжённо.

Всё же, должен признать, что выглядит всё очень симпатично и в доме приятно пахнет.

Но никто не подумал помочь нам перевезти отца. Он перемещается сложно и с трудом. Переход с кровати в инвалидную коляску дался тяжело. Ещё тяжелее было вывезти его вместе с кислородным баллонном через входную дверь и пересадить через порог. Я собирал в спальне таблетки отца, когда услышал крик мамы: «Я делаю всё возможное».

Когда я вернулся в гостиную, мама, раскрасневшаяся и готовая разрыдаться, наклонила коляску назад и всеми силами пыталась толкнуть её через порог двери. Тётя Уитни всегда перекатывала коляску через порог, повернувшись спиной вперёд. Думаю, что маме нужно действовать именно таким образом.

Чёрт.

— Мам, погоди, — подбежал я к ней. — Будь осторожна или он упадёт на бетон. Тут ступенька высотой сантиметров семь.

Она жёстко глянула на меня в духе «Не испытывай моё терпение».

Я оттянул инвалидную коляску назад так, чтобы та прошла через дверной проём, потом взялся за раму впереди и поднял. Вместе мы переместили коляску с отцом через ступеньку на тротуар без приключений. Когда колёса коснулись земли, отец поморщился, но ничего не сказал. По-моему, очень разумно.

У тёти Уитни мы сделали то же самое, только в обратном порядке.

— Вы пришли! — восклицает Оливия при нашем появлении на пороге гостиной. Она сидит на полу и наблюдает за детьми, обыскивающими все подарки в попытке найти коробки со своими именами. Она подскакивает и помогает нам усадить отца с коляски на диван рядом с бабушкой. Я обнимаю бабушку. В ответ та едва меня касается.

Бабушка, с дорогой укладкой, строгая вдова-южанка известного врача и тихая глава семейства Уэстфолл, всё ещё живёт в Луизиане. Все эти годы она была со мной добра, но на расстоянии. Она относится ко мне, как к одному из благотворительных учреждений, куда она жертвует свои средства. Мне иногда становится интересно, изменится ли это после смерти отца, будет ли она воспринимать меня последним звеном, связывающим её с ушедшим сыном. И знает ли она, что в этом случае она опоздала на восемнадцать лет.