Сижу полчаса возле дороги — никого. Ни транспорта, ни людей, даже птичка не пролетела. Небо непрерывно меняло цвет от голубизны до гнилых яблок. Вино толкает дальше. Заскакиваю на велик, как ковбой на лошадь, включаю аккумулятор и мчусь вдаль.

Вдалеке что-то типа поселка. Подъезжаю, оказывается большая серая урбанизация, где живут небогатые испанцы и рабочие. На улице чумазые дети играют с мячом, невежливо показывая на меня пальцем.

Останавливаюсь возле ресторана. Двери открыты, внутри никого — ни сотрудников, ни посетителей. Свистнул — тишина. Обращаю внимание, что заведение достаточно приличное для сельской местности. Сажусь за стол в ожидании официанта. Ага. Просидел 10 минут — муха не пролетела. Ну ладно — иду за стойку, беру открытую бутылку вина, стакан и чипсы. В полной тишине развлекаюсь, хлебая вино и хрустя картошкой. Никого. Оставляю на столе 20 евро и следую дальше.

Хаотично езжу по городку, который словно вымер. Ветер, подвывая, гоняет бумагу и мусор, в редких домах горит свет. Как в фильме ужасов, только собаки не воют.

Впереди неярко заиграли огни бара. Решаюсь зайти. В заведении в основном строители-гастарбайтеры, которые внимательно рассматривают необычного посетителя на велосипеде, использующего его явно не по погоде. Заказываю пива и дерзко смотрю всем в глаза. На втором выпившая компании играет на бильярде. Через минут десять шар вылетает со стола и падает мне на стол, перевернув бокал с пивом. «Ну понеслась!» — подумал я. Однако спустившиеся за шаром молодые люди извинились и даже заказали мне пиво.

Решил выбираться из неинтересной урбанизации. На круговом движении, недалеко от поселения, вижу двух девушек, подъезжаю и галантно, как граф, представляюсь. Оказываются румынки, с толстым слоем косметики, щедро украшены дешевой бижутерией.

Доступно предлагают свои услуги. Недорого. Ради интереса спрашиваю, где это может произойти, они показывают небольшой шалаш в 10 метрах от дороги. Одна из девушек с большими кольцами в ушах, что придает ей сходство с пиратом, ведет меня к ложу любви, которое включает лавочку, бутылку воды и полотенце. Я захожусь в смехе, скромно отказываюсь от услуг, дарю горемыкам оставшуюся бутылку вина и кручу педали дальше. Начинает темнеть, телефон умирает, скоро остаюсь без навигации. Кураж путешественника медленно сходит на нет.

Становится грустно, хмель выходит, аккумулятор на велосипеде умирает вслед за телефоном. Заблудился, остановился осмотреться. В нескольких километрах огни шоссе. Дую туда. Вынырнув в незнакомом месте на шоссе, более или менее ориентируюсь и еду в сторону Кесады. Передвигаюсь неосторожно, виляя за потоком машин по узкой полосе возле края дороги. Начинается мелкий дождь. Едущие сзади водители, видя странного велосипедиста, осторожничают и сигналят, что совсем не придает уверенности и раздражает.

Дождь заливает глаза, одежда намокла и неприятно облепила тело. Вдруг сзади чирикнула сирена, и забегали проблесковые маячки. Останавливаюсь, подходит полицейский, спрашивает: «Как дела?» — «Гуд, — говорю, — русский турист, мол, заблудился». Полицейский стучит пальцем по голове и что-то говорит. Про себя думаю: «Сам дурак», — но спрашиваю: «What's up?» Через минуту понимаю, что интересуется шлемом. Сорри, деревенские мы, не знал, приобрету. Полицейский пожалел странного путешественника — отпустил, с пожеланием быть осторожным на дороге.

Въезжаю в ночную Кессаду, совершенно не понимая, куда мне ехать. Своего адреса не помню. Он был записан в телефоне, который благополучно потух час назад, как и аккумулятор на велике. Хоть стой — хоть плачь. Нарезаю круги по большой урбанизации. Народ весь по домам, спросить не у кого, да и нечего. На велосипеде, под дождем, промокший, с выпученными глазами выгляжу дико и опасно.

Дорога в гору — из последних сил нажал на педали. Сердце заколотилось так, будто хотело проломить грудную клетку. Ноги ватные, дышу рывками, как раненый лось. Остановился, размазывая сопли по щекам, смотрю по сторонам. Вдалеке вижу огни знакомого магазина. Слезаю с коня и качу его к магазину, откуда я знаю дорогу домой…

На следующий день я твердо решил завязать с алкоголем. Длительное время приводил в порядок дом, свое физическое и душевное состояние. Через неделю в мокрой Москве меня встречал вечно улыбающийся Лесик.

VIII

После нашего весеннего алкомарафона летом, будучи в Испании, мы с супругой познакомились с культурным соседом, дом которого расположен через большую заросшую поляну, заселенную дикими кроликами.

Отдых с супругой разительно отличается от моих одиночных обморочных вылазок, поэтому по вечерам мы степенно выходили гулять с собакой, рассматривая соседские дома и наблюдая за кроликами. Кролики вводили в исступление нашего русского тоя тем, что они подпускали его достаточно близко, а потом испарялись в кустах или в норах, как будто они были детьми Копперфильда. Той рвал свою маленькую глотку на части — кролики издевательски посмеивались в укрытиях.

Дом соседа, в отличие от нашего современной штамповки, был добротный, с большим количеством соток и огромными пальмами. Постройка входила в т. н. «старую» Кесаду и считалась элитной и дорогой. То, что там живет не простой человек, я понял ранее, когда после февральских ветров и ураганов к дому приезжали машины с 10-метровыми пальмами и ставили их на место поврежденных и выкорчеванных древесных растений.

Выгуливая собаку, мы встречались с соседом, который регулярно совершал вечерний променад. Начали здороваться. Соседа звали Владимир, простоватого вида, с незапоминающейся внешностью. Разговорились. Володя осел в Испании с 1992 года, о своих делах не говорил, а рекомендовал вина, экскурсии и рестораны. Я молчал, шагая по нагревшемуся за день асфальту, слушал и думал, сколько и чего он спер в начале перестройки, что ему хватило на всю жизнь.

— А я сразу понял, что вы русские! — прерывая мои мысли, неожиданно сказал Володя.

— Почему? — не сообразил я.

— Тольку русские берут в Испании напрокат бензиновую «Инфинити» 3,5 литра на бензине.

— Понятно, — сказал я, пиная камушек.

Будучи полностью европеизированным на мои русские шутки, Вовка реагировал, как пудель на рыбу, водки выпить отказывался, а чай мне было не интересно. В общем, держался на дистанции и лишь на пятую и шестую прогулку, набравшись смелости, Вова неожиданно спросил:

— А что у вас происходило в марте, когда трое суток сигнализация срабатывала?

— Бухали они, — ответила жена, — по-черному бухали.

Вова, пьющий с 1992 года по стакану белого за ужином, явно не понимал всю суть философской фразы «бухать по-черному».

— А сигнализацию-то почему не сняли? — осторожно спросил новый знакомый.

— Потому и не сняли, что веселились ребята, вырвались на свободу, как птицы из клетки, большие и глупые птицы! — подытожила супруга.

Я тихо про себя ржал и думал, что ты, сука, Вовка, ментов к нам в хату вызвал, но ненависти к соседу не испытывал…