Руки скользили все выше, по плечам, и вот уже он и сам привстал на коленях и подложил ладонь под ее затылок. Подтянулся к манящему ушку и прикусил его за мочку; Лиза запустила ладони под рубашку и погладила спину. Как же хорошо!..

— Что ты хочешь? Что мне надо сделать? — шепотом спросил ее.

— Тебя я хочу. Те-бя, — как самая прекрасная музыка на свете, прозвучал столь желанный ответ, и в следующую секунду девушка прижала Рона к себе, немного раздвинула ноги и подпустила его еще ближе, поцеловала — не так, как днем, а по-другому, еще нежнее, еще сильнее, волшебно, долго. Рональду показалось, что он воспарил, глаза сами захлопнулись, по телу побежали мурашки. Не отрываясь, Лиза быстро пальцами нащупала пуговицы на рубашке и расстегнула все до единой, потянула одежду вверх и отбросила в сторону. Скользящими, поверхностными движениями прошлась по напряженному животу и по бокам; у Рона сам по себе вырвался стон.

Как же хорошо! Никто и никогда не трогал его тело так ласково, так бережно. Наверное, только так и трогают тех, кого любят.

— Помоги мне, — прошептала девушка в ухо, и потянула его руки себе за спину, где запутались шнурки.

Платье спало с плеч, и перед Роном, буквально перед самым лицом, открылось то, от чего глаза округлились, а кровь горячей волной прилила к низу живота. «Неужели она и здесь позволит?.. И так?..» — смотреть оказалось невозможно, и он, зажмурившись, все-таки провел по груди самыми кончиками пальцев, едва касаясь, дотронулся до неожиданно жесткого соска — и у самого кожа точно обострилась, и прикосновения девушки стали казаться невыносимо, на грани терпимости, приятными.

Рон уже смелее, уже полной ладонью обхватил грудь и даже обвел кончиком языка сосок. Девушка выдохнула, рефлекторно сжала пальцы — ноготки чуть впились в шею, но не больно, а щекотливо; а после провела руками по бокам и ниже, ниже, наклоняясь, расстегивая и стягивая все, что попадалось.

Рон распахнул глаза и приостановился.

Он, конечно, знал, что это все делается так, но… Вот так?! Сейчас?!

А она раздела его почти полностью, встанешь с колен — и все упадет на пол. И от горячей крови все уже давно набухло, и она, сейчас, все-все увидела. Ну разве с ней, перед ней, так можно, так… грубо?!

— Солнце, ты чего? — заметила девушка его смятение.

— Я… я, я, я, просто, ни разу же еще, — зачем-то шмыгнул носом и лбом уперся в ее грудь.

«Солнце…» — в сердце зашевелился пушистый котенок, а в уголке глаза собралась слезинка. Ну не могли такие теплые слова обращаться к нему, но именно на него они и были направлены, во что не верилось, при всем желании, никак. Лиза задула свечу и встала с кровати, за руку поднимая и его тоже. Одежда — и его, и ее — полностью соскользнула и упала на пол, но в полумраке, когда виднелись только очертания, это уже не так беспокоило.

— Ты не хочешь? — спросила Лиза, оплетая плечи руками.

— Нет, нет, нет, просто… Я тебя так люблю, так… сильно, что не верю, что ты, сама, здесь, у меня, и меня же, и не отталкиваешь, а сама, а я… боюсь, что не смогу, что все испорчу, подведу, что ты расстроишься.

— Солнышко мое. А мне-то тоже — страшно, — вздохнула девушка.

— Тебе? — Рон прищурился, и как будто увидел Лизу в другом свете. Где она стояла, маленькая, жалась к нему, заглядывала в глаза и волновалась едва ли не сильнее, чем он сам; тут же собственные страхи померкли и стали казаться незначительными, мелочными, а голос успокоился и резко потеплел. — Почему?

— Мне кажется, что я тебя тороплю. Что давлю, что ты теперь плохо обо мне подумаешь. Много чего боюсь, — сказала девушка и уткнулась носом в его плечо, опустив руки.

Ласки прервались. Похолодало.

Рональд испугался, поспешно усадил ее на кровать и сам сел рядом.

— Ну что ты такое говоришь, ты все правильно делаешь, конечно, правильно, это я вечно сомневаюсь, — убрал с ее лица прядь, заправил за ухо. Обнял, чувствуя, что от соприкосновения кожа-к-коже в паху разгорается пожар, отдающий пульсацией по всему телу. — Так хорошо, что ты здесь, сейчас, со мной, не верю, — прижал девушку крепче. Крепче. Еще крепче, жадно вдыхая будоражащий запах ее не менее разгоряченного тела.

— Чудо ты, — оттаяла девушка и, к огромному облегчению, возобновила ласки; Рональд охотно откликнулся, выбросил из головы лишние мысли, поцеловал Лизу в шею, плечо, бок, грудь, живот — а она откидывалась назад все дальше, дальше, и вскоре Рону пришлось нависнуть над ней, упираясь в постель локтями и на одно колено, чтобы не придавить случайно и не сделать больно. Ее животик и грудь касались тела раскаленными угольками, и это оказалось невыносимым, возбуждение настигло пика. Лиза голенью прижала его за бедро, язычком прошлась по уху — дыхание перехватило; погладила живот — в ушах зашумело; поцеловала — сердце ускорилось. Ноготками почесала спину, а после переместила руку и просто едва ощутимо провела кончиком пальца по изнывающей плоти — и стало так хорошо, так хорошо, что перед глазами померкло и… все упало.

«Это же ужасно!» — зажмурился, и все упало еще сильнее.

«Так же быть не должно!.» — слез с нее и примостился сбоку, спрятав лицо в подушку.

«Если она сейчас засмеется… Если что-то скажет… Если встанет и уйдет… — то просто убьет меня!» — обхватил голову руками.

— И все-таки, я на тебя напираю, — сказала. Спокойно. Миролюбиво. Без тени насмешки. Рональд осторожно приподнялся и взглянул на Лизу одним глазом. В темноте только ее профиль выделялся, на фоне светлой стены. Вздернутый носик, очерченные губы. Но, кажется, убивать его она не собиралась. Ни словом, ни делом.

— Да нет же, это я слишком все не умею, — вздохнул и перевернулся на спину.

— Это ты всегда так говоришь, а сам все на свете умеешь так, как другие и близко уметь не умеют! — так убежденно возразила девушка, что он не смог ей не поверить.

Лиза переместилась к Рону на плечо, обняла и тихонечко засопела в шею, нашептывая приятные и безумно пошлые слова. Очень скоро Рональд узнал, что самый красивый в мире, что прекраснее его глаз ничего на свете нет, что руки у него волшебные и золотые, а еще что он… да у него… да еще и такое!..

Рука сама потянулась к ней, провела по лицу и накрутила на палец волосы…

…во второй раз получилось куда как лучше. Правда, слишком быстро.

…после третьего Рон понял, что еще хотя бы раз — и он падет замертво, испустив дух.

Но самое главное — ей нравилось. Ей все нравилось. Любое его движение находило отклик, одобрение. Его загладили, заласкали; и хотелось еще, еще, просто чтобы трогали, больше, полностью, везде, это было так непривычно! Хотелось, чтобы гладили, гладили, гладили, всего, чтобы за всю жизнь нагладиться, ну хотя бы на чуть-чуть — но не получалось, жажда не утолялась. И Рональду казалось, что с ней он не так нежен, как она с ним. И он старался стать нежнее, сделать больше, выложиться сильнее — она мурлыкала, едва сдерживала стоны — а иногда и не сдерживала, а иногда и кричала; прижималась, целовала, обнимала, ласкала так, что от ее рук хотелось рычать и извиваться — но ему все равно казалось, что мало он делает, мало, мало, — а надо же больше!

Во время передышки Лиза как-то странно затихла и обмякла. Рука ее расслаблено опустилась Рональду на грудь, дыхание выровнялось. «Неужели спит?» — осторожно повернул голову. И правда, спит… С ним. На одной кровати. В его комнате и на его плече.

Одной рукой Рональд нащупал упавший на пол плед, укрыл себя и Лизу. Ладонь положил на круглый живот девушки и долго-долго не мог заснуть. Лежал, рассматривал счастливое лицо и сам улыбался. Рука затекла, все тело тоже. Но страшно было пошевелиться и лечь удобнее — а вдруг ее разбудит?..

Глава 20

Мнимый Рай

Лиза проснулась от того, что что-то теплое, греющее правый бок, пропало, а ей совсем не хотелось, чтобы оно исчезало. Она пошарила рукой по кровати, ничего не нашла и в волнении распахнула глаза.