Дом Аниты подавлял Мартина своей грандиозностью. С виду дом выглядел небольшим, скромный фасад, кусты роз перед входом. Когда же Мартин первый раз вошел в дом, был поражен необычайной свежестью воздуха, пропитанного пленительными ароматами. Объем, который невозможно охватить взглядом, потолок исчезал где-то в вышине, заслоненный ветками высоких экзотических растений, стоящих как колонны вдоль стен. Удобная мебель, экраны мониторов связи, роботы, застывшие в ожидании мысленных приказов. И простор, пугающий своей необъятностью.

— Будь осторожен, — сказала Анита, — здесь кругом порталы мгновенного перемещения. Можешь неожиданно оказаться в африканских джунглях, в пустыне или посреди океана, а то и на другой планете. С непривычки испытываешь сильный шок.

— Здесь легко заблудиться и безвести пропасть.

— Размечтался, — Анита весело рассмеялась, — в доме мощная система безопасности. Тебя мгновенно доставят в любое место, стоит только об этом подумать. Так что следи за своими мыслями. Скоро привыкнешь, ещё и скучно станет. Давай на ты и по именам. Забудь, что я твой работодатель. Не возражаешь, если мы немного развеемся после катакомб Цереры? — и, не дожидаясь его ответа, она повлекла его за собой.

Они бродили по лесам, взбирались на покрытые снегом вершины, плавали в теплом океане. Анита казалась ему беззаботной девчонкой, сбежавшей из под опёки родителей. Она лазала по деревьям, скатывалась по ледяным кручам, с разбега прыгала с обрыва в воду, заставляя Мартина повторять ее трюки. Когда они летели на флаере над степью, Анита вдруг с криком, — «Давай за мной!», — спрыгнула в высокую траву. Мартин не раздумывая прыгнул вслед, приземлился рядом с ней, больно ударившись о землю.

— Оказывается, ты не умеешь прыгать с большой высоты, — она, расстегнув и сняв с его рубашку, гладила его по плечам, груди, спине, — Нигде не больно? Ну, ну. Ну, что ты? Не бойся меня, — шептали ее губы, руки обвились вокруг его шеи, голубые глаза подёрнулись поволокой, — боже, какое блаженство. Обними меня. Никто нас здесь не увидит. Ну же, — нежные ласковые губы коснулись его губ.

— Будем обедать, — сказала Анита, когда они вернулись домой, — заказывай всё, что пожелаешь.

— Буквально всё?

— Не веришь?

— Пунш со свежей желчью белого медведя.

— И только? А-а-а! Пожалуй, ты прав. Нужно выпить за нашу дружбу.

Мартину не хотелось думать о том, что Анита по социальному статусу стоит неизмеримо выше его, что они не просто из разных социальных слоев, они из разных миров. Она казалась ему простой девчонкой, доброй, ласковой, внимательной, удивительно тактичной. С ней было безумно хорошо, ее близость опьяняла. Мартин потерял счет дням, любуясь ею, слушая ее голос, исполняя ее прихоти, купаясь в ее ласках.

Однажды, проснувшись среди ночи, он обнаружил, что Аниты рядом нет. Все закономерно. Она развлекалась с ним как с игрушкой, а теперь ей стало скучно, и она ушла. Осталось только попрощаться, если Анита, конечно, снизойдёт. Он легко нашел её, система безопасности работала безупречно.

Она сидела на берегу озера, обхватив ноги руками и уперев подбородок в согнутые колени. Одинокая луна отражалась в черной воде как в зеркале. Ее милые кудряшки будто светились в темноте серебристым светом. Он сел рядом.

— Случилось несчастье, — сказала Анита после долгого молчания, — я в тебя влюбилась.

— Это, по-твоему, несчастье?

— Не утешай меня. Ты не понимаешь.

— Может быть, ты объяснишь?

— Объясню. Тебе сколько лет?

— Двадцать четыре.

— Счастливый. Мне много больше.

— Какое это имеет значение?

— Ты рассуждаешь как наивный мальчуган. Это меня радовало и очень забавляло. Я думала, как удачно, пофлиртуем, разбежимся, я откуплюсь от тебя, например, подарив тебе Цереру. Прости, это низко, но я так думала. Теперь, когда я влюбилась, всё потеряло смысл. О, господи, что я говорю?

— Я не понимаю.

— Конечно, конечно. Я должна тебе многое объяснить. Давным, давно, я будто сказку тебе рассказываю, — она грустно усмехнулась, — лет пятьсот назад, еще до моего рождения, началась повальная автоматизация. Постепенно люди стали вытесняться автоматами из всякой деятельности, — промышленности, строительства, политики, образования, медицины, искусства. Это всем хорошо известно. Ценилась только власть, чем большим ты владел, тем больше у тебя было власти. В борьбе за власть выживает сильнейший. Из выживших образовалась элита, чуть больше миллиона. Нас в шутку, а то и всерьез, называли бриллиантовым миллионом. В выжившей элите остались только энергичные деятельные люди, но, когда мир был поделен, делать, грубо говоря, стало нечего. Некоторые нашли себя в спортивных и интеллектуальных играх, типа шахмат, го и игры в бисер. Но не все из нас перенесли вынужденное безделье. Многие гибли от алкоголя и наркотиков, сходили с ума. Нас накрыла первая волна самоубийств. Я тогда была еще подростком, но хорошо помню тот страшный период. Тем временем империя роботов успешно развивалась, обзавелась искусственным интеллектом и автоматизировала науку. Новые открытия и изобретения посыпались как из рога изобилия. Появилась возможность изменять внешность по своему желанию. Я выбрала то, что ты сейчас видишь перед собой. И, наконец, роботы подарили людям извечную мечту, — избавили их от смерти. Только мы, бриллиантовый миллион, стали бессметными, потому что это стоило безумно дорого. Как мы этому радовались! Поздравляли друг друга, устаивали торжественные праздники. Но мы оказались не готовы к такому подарку. Когда бессмертие было несбыточной мечтой, никто не задумывался над тем, какие несчастья оно в себе таит. Вдумайся, в бесконечной череде однообразных дней видеть одно и то же небо и Солнце. Можно сотни раз перечитать все книги, облазать все уголки в мире. Зачем? Чтобы увидеть, как гаснут звезды, и умирает жизнь во Вселенной? Люди улетали в дальний космос, туда, откуда не возвращаются, погружались в эзотерику. Некоторые стали соединяться с роботами, заменяя машинами отдельные органы, а то и всего себя, превращались в киборгов и уходили в мир роботов. Образовывались общества, протестующие против сложившегося порядка, типа того, которое возглавляет Файтер, но эта мышиная возня мало кого увлекала. Большинство из нас впало в депрессию, и нас накрыла вторая волна самоубийств, куда более жестокая, чем первая. Самоубийство это единственный способ избавиться от проклятия бессмертия. Кто-то в безумном порыве уничтожил технологию получения бессмертия. Сейчас она утрачена, может быть, к счастью. От бриллиантового миллиона осталось пять человек. Пять человек, которым принадлежит вся Солнечная система, де юро, разумеется. Мы не пользуемся и тысячной долей того, чем владеем.

— А остальные люди ваши рабы?

— Конечно, нет. Наша пятёрка гениальностью не блещет, но у нас хватило ума на то, чтобы с помощью роботов разработать социальную структуру, позволяющую занять людей некоторым подобием деятельности. Мы сдаем в аренду нашу собственность, и люди борются за место под солнцем в конкурентной борьбе за передел мира. Там кипят африканские страсти. Люди создают акционерные общества, спекулируют акциями, богатеют, разоряются и снова богатеют. Многие находят в этом смыл жизни. Выглядит это очень забавно.

— А роботы с их могучим интеллектом вам не мешают?

— Ты не знаешь? Развиваясь роботы в конечном итоге потеряли к нам интерес, оставив нам своих примитивных собратьев. Мы, элита, создали юридический концерн, собрав туда наиболее талантливых юристов. Им удалось, вступив в переговоры с роботами, договориться, что Солнечная система остается нам. Чисто формальный акт, закрепленный юридически. Солнечная система роботов не привлекает, в ней им слишком тесно. Они занимаются дальним Космосом, перестройкой галактик, многомерной Вселенной, другими Мирами и Вселенными, что нам совершенно недоступно. Мы заняли свой уголок, где можем мирно жить. Опасение быть порабощенными роботами оказался мифом.