Если бы он узнал, что тот мужчина был всего лишь сосед, муж подруги и отец первого ученика Лизы, с которым она просто беседовала о раннем развитии детей и пользе привития музыкального слуха... А заметив до боли знакомое лицо среди десятков прохожих, Лиза уже не удивлялась - она давно привыкла видеть его повсюду и давно запретила себе верить своим глазам.

Глава 25

Сегодня была очередная годовщина смерти Даниила. Каждый год в этот день Лиза будто бы снова переживала тот день. Кроме Олеси, ей не хотелось никого видеть, особенно Олега. Она отпросилась с работы пораньше, сославшись на зубную боль, и задумчиво побрела пешком по городу в сторону кладбища. Оживленные улицы жили своей отдельной жизнью, суетливой и беспокойной, раздражая Лизу своей непохожестью на ее. Она же жаждала покоя, кристальной тишины, в которой она с таким удовольствием затерялась бы со своими мыслями и переживаниями. Но, казалось, такого места не существовало, и она обреченно плыла по течению окружающего мира.

- Девушка, отойдите же Вы в сторону, не мешайте проходу, - услышала она позади высокий женский голос. Слева от нее оставалось более двух метров - вполне достаточно для спешащих прохожих, но Лиза не стала возражать и, дойдя до самой обочины, остановилась и закрыла зонт. Потерянная, она стояла в центре города, между проносящимися пешеходами и разноцветными автомобилями. Дождь стекал по лицу, перемешиваясь со слезами, и, казалось, проникал под кожу, в вены, вытесняя кровь, вытесняя жизнь. У Лизы не было больше сил бороться. Невидящими глазами она глядела куда-то вдаль. Ее больше не била дрожь, она больше не чувствовала холода. Она больше не чувствовала ничего... Стало все равно.

Вечером дома ее ждал заказанный из дорогого ресторана ужин при свечах. Олег заранее созвонился с Мариной Васильевной с просьбой оставить Олесю переночевать у нее, на что она с радостью согласилась. По квартире разливались ароматы сандала и пачули, тихо играл джаз. Едва Лиза вошла в дом, Олег подошел и галантно помог ей раздеться, как в начале знакомства. Затем предложил руку и, когда ее рука нерешительно коснулась его руки, повел ее в комнату. При этом он тщательно скрывал свое волнение, которое прятал под маской самодовольства.

- Сегодня тебе не нужно будет стоять у плиты. Мне захотелось, чтобы ты отдохнула.

Лиза испытывала крайнее смятение. Ей не хотелось обидеть Олега, но и принимать от него все это ей тоже не хотелось. Лучше бы он обошелся обычными макаронами с вчерашними котлетами, после чего дал бы ей спокойно прилечь. Тем более, сегодня... Но отказываться было крайне неуместно, и Лиза постаралась улыбнуться и поблагодарить мужа.

- Спасибо тебе за заботу. Сегодня у меня был трудный день.

Олег расплылся в довольной улыбке. Он уже ждал, что она расскажет, почему день был трудным, но она молчала. Тогда он продолжил разговор:

- У меня тоже. Представляешь, мы обрабатывали одного ключевого клиента в течение нескольких недель, потратили на него уйму сил и времени. А сегодня он позвонил и сказал, что нашел предложение получше. За это время мы упустили еще двоих ради более крупной рыбы, которая вот так просто взяла и соскочила с крючка!

Но, заметив равнодушное выражение лица жены, которая силилась изобразить интерес, Олег добавил:

- Впрочем, это не имеет к нашему сегодняшнему вечеру никакого отношения. Не обращай внимание. Тебе налить вина?

Ужин прошел не совсем так, как он ожидал. Он надеялся, что напряжение в отношениях ослабнет и Лиза станет прежней. Но, к его глубокому разочарованию, этого не произошло. Он снова почувствовал агрессию и раздражение на себя. Ему было стыдно за собственное поведение, и, проживи он еще один раз сегодняшний день, он бы действительно просто сварил макароны без всей этой никому не нужной мишуры. Несколько раз он пытался завязать разговор, но каждая попытка разбивалась о стену. В конце концов он мысленно махнул рукой и молча пробовал блюда. Но, то ли еду плохо приготовили, то ли она уже остыла, Олег не почувствовал ее вкуса. Быстро покончив с ужином, Олег подошел к Лизе сзади, положил руки на ее тонкие угловатые плечи и попытался сделать легкий массаж. Даже неопытным взглядом, он сразу почувствовал такое напряжение в ее мышцах, что он резко одернул руки и сделал два шага назад. Кровь прильнула к голове, глаза потемнели от злости.

- Вот, значит, как? Я тут перед тобой и так, и эдак... Что ты вся сжимаешься, как уж на сковородке, стоит только мне приблизиться к тебе? Да не трону я тебя больше, можешь спать спокойно! С меня хватит! Думаешь, я ничего не замечаю? Думаешь, я не слышу твоих всхлипываний по ночам? Раз я тебе так противен - зачем ты здесь? Собирай вещи и катись на все четыре стороны! - и, уходя, он проломил кулаком бумажную картину, которую несколько дней назад рисовал с Олесей.

- Лесю только жалко, привязался к ней сильно... - с горечью добавил Олег и ушел.

Глава 26

Небрежно брошенные слова, которые все еще продолжали кружить в дьявольском танце в тесной темной комнате, в которой попыталась спрятаться Лиза, время от времени снова вонзались клыками в те же кровоточащие раны ее съежившегося существа. Она старательно убегала от них, но они оказывались быстрее и хитрее, и, в совокупности с прошлыми обидами, наносили смертельные раны по ее жизнелюбию и внутренней свободе. Не было уже той самой веселой девчонки, которую знали друзья детства, странным образом исчезнувшие тогда, когда она больше всего нуждалась хотя бы в единственной руке, протянутой из тех времен, надежной и крепкой, чтобы вытащить ее из того болота, в которое она погружалась все глубже. С каждой ссорой, с каждой обидой и каждой очередной умирающей надеждой смириться с происходящим и исправить то, что исправить уже было невозможно, метаморфоза становилась все более пугающей и все более заметной. По правде сказать, пугала она лишь ее мать, Олесю и ангела-хранителя за ее спиной, который мрачно и сосредоточенно шагал позади нее и горько плакал вместе с ней, когда замечал ее кровавые следы на узкой дорожке из растрескавшегося асфальта, ведущей в никуда.

Но никто из них не мог повлиять на ее неуверенные шаги в неверном направлении. Марина Васильевна видела, как меняется ее дочь, но совершенно не понимала, как это исправить, да и, честно говоря, не была уверена, что это нужно исправлять. На ее глазах Лиза становилась жестче, спокойнее, решительнее и постепенно избавлялась от своей романтичной инфантильности. Ей хватило мужества решиться на второй брак, в котором сейчас они с Олегом переживают кризисы. Прожив полжизни в одиночестве рядом с единственной дочерью, она все еще была убеждена в том, что главным в жизни каждой женщины является брак с мужчиной. В любом браке никогда не обходится без кризисов, и со временем все встанет на свои места. Все остальное приложится, если есть семейный фундамент, как она это называла. Но она не понимала того, что брак не всегда был гарантией крепкого семейного фундамента, а в некоторых случаях становился шатающейся табуреткой, на которой, с петлей на шее, стоит внутреннее Я до тех пор, пока есть силы стоять. Но, как только силы слабеют и его ноги подкашиваются, оно ломает свой стержень и тихо, незаметно умирает. Сама того не подозревая, Марина Васильевна удерживала дочь на той самой табуретке и убеждала себя и свою интуицию в том, что все изменения Лизы свидетельствуют лишь о ее взрослении и снятии юношеских розовых очков.

Олеся, даже в столь раннем возрасте, точно улавливала состояние души своей матери, которая изо всех сил старалась создавать атмосферу счастья и любви для развития ее обожаемой малышки. Чуткая с рождения, во многом так похожая на Лизу, Олеся замечала в глубине посеревших смеющихся глаз мамы нечто такое, от чего хотелось плакать, прижимаясь к ее уютной груди. Эта маленькая кроха, нежный цветок, распустившийся от истинной любви разлученных судьбой родителей, была не по годам мудрой, и часто старалась в такие моменты сдерживаться и всячески веселить Лизу: скакать по подушкам, брызгать на нее холодной водой из пистолета, ловко взбираясь на стульчик, включать музыку и приглашать маму на дикий танец аборигенов, кувыркаться и беситься. Глядя на все это милое безобразие, Лиза оживала и влюблялась в свою малышку все сильнее и сильнее, хотя, казалось, что сильнее уже невозможно. Пожалуй, этих минут счастья было бы достаточно для того, чтобы Лиза вновь обрела себя, но наступал вечер и все робкие попытки разбивались вдребезги о стену между ней и Олегом.