Впервые за долгое время я лежу в своей кровати и чувствую себя сонной. И твердая поверхность пустой ванны мне больше не нужна. Уже почти закрыв глаза и заснув, я слышу его задумчивый шепот:

— Ты вернула ее мне… способность писать.

Голос такой мягкий и тихий, что это может быть сном. В этом сне я могу представить, будто Томас пришел не попрощаться, а чтобы сказать, что любит меня.

Произнеся про себя эти два придуманных слова, я засыпаю.

  

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Проснувшись утром, я понимаю, что Томаса уже нет. Ничего другого я и не ожидала, но обнаружить себя громко сопящей и укутанной в свое фиолетовое одеяло было странно. Где-то посреди ночи Томас накрыл меня и тихо ушел. Не знаю, почему, но даже сама мысль об этом причиняет куда больше боли, нежели все, что мы с ним делали.

На столике стоит моя кружка с остывшим кофе. Как бы я ни планировала держать подбородок высоко поднятым и двигаться дальше, мне больно.

Боль такая сильная, словно меня сбила машина.

Едва открывается дверь комнаты Эммы, я быстро вытираю слезы. Обернувшись, приветствую ее с натянутой улыбкой.

— Готова идти?

— Нет, занятия отменены. Я только что получила сообщение.

Первая моя реакция — это облегчение. Потому что идти на занятия я не хочу. И понятия не имею, получится ли у меня вести себя как ни в чем не бывало в присутствии Томаса после всего этого. Но спустя мгновение мой мозг просыпается.

— Что? Почему?

Выражение лица Эммы напуганное и смущенное одновременно.

— Я… получила смс от Саманты, которой прислал письмо Брайан. По его словам, он это сам видел, а может, кто-то ему рассказал. В общем, неважно. Но профессор Абрамс… Его жена сейчас в больнице. Она… Она пыталась покончить с собой.

В ушах начинает потрескивать.

Это такой звук, напоминающий статическое электричество и который не собирается наполнять только голову. Он распространяется по всему телу. Я вижу Эмму. Вижу, как она шевелит губами, что-то продолжая рассказывать. Как хмурит лоб и поджимает губы. Но ничего не понимаю.

Ничего.

Томас…

Уверена, я ему нужна. Поэтому мне нужно к нему. Надо срочно найти Томаса. Это… Ничего подобного просто не могло произойти. Я ведь видела ее собственными глазами буквально вчера, и все было хорошо. Да господи боже, он ведь любит ее! Так сильно, что… Или это я виновата? Я, да? Мой приход все испортил? Возможно, Хэдли поняла, что я тоже очень сильно люблю Томаса. Быть может, она все поняла про нас. И в случившемся виновата я.

Мой мир словно сошел с орбиты и неистово задрожал.

— Лейла! Какого черта ты несешь? — спрашивает Эмма. Как она оказалась так близко? Посмотрев вниз, я замечаю, что мои голые ноги забрызганы разлитым кофе и на полу валяются осколки моей кружки.

— Мне нужно с ним увидеться, — говорю я Эмме.

— Ничего не понимаю. Когда ты успела встретиться с его женой? И почему это ты виновата?

Я понимаю, что говорила вслух, но времени что-то объяснять сейчас нет. Нужно найти Томаса.

— А ты знаешь, где… — замолчав, я делаю глубокий вдох, пытаясь при этом привести слова и мысли хоть в какой-то порядок.

— С Хэдли сейчас все в порядке. Она в больнице. По крайней мере, согласно слухам, которые гуляют по всему кампусу.

— Так. Ладно, — я обхожу ее и направляюсь к двери. — Мне нужно в больницу. Прямо сейчас.

Но Эмма меня останавливает.

— Лейла, это еще не все.

От ее тона у меня мороз по коже. Внезапный холод пробирает до самых костей.

— Что? В чем дело?

Сильно взволнованная, Эмма заламывает руки.

— Я… Я слышала, что их сын — которого мы видели в «Кофе со сливками» несколько недель назад… — сделав паузу, она качает головой.

Почему она качает головой?

— Лейла, он тоже в больнице.

— Что это значит?

— Я не знаю. Он вроде бы в реанимации.

— Ники? — в ответ на сочувственное выражение лица Эммы я мотаю головой. — Но почему? В смысле что случилось? Как он попал в реанимацию? Неужели… Неужели все так серьезно?

Эмма кладет руку мне на плечо и круговыми движениями поглаживает.

— Черт, Лейла, ты дрожишь. Присядь лучше на минуту.

— Нет, — не дав усадить себя на стул, возражаю я. — Нет. Скажи, где сейчас Ники.

— Лейла, милая, я правда не знаю. Я просто пересказала тебе слухи. Понятия не имею, что произошло.

Я вырываюсь из ее объятий, взбудораженная и заторможенная в одно и то же время, и иду к входной двери.

— Мне нужно найти Томаса. Надо сказать ему, что с Ники все будет хорошо. Он сейчас, наверное, в полном ужасе.

— Лейла, послушай меня. Просто остановись и выслушай, — Эмма хочет схватить меня за руку, но я уворачиваюсь.

— Нет! — кричу я. — Нет. Я хочу отыскать Томаса, понимаешь? Ему нужно… — поняв, что у меня сел голос, я делаю глубокий вдох и продолжаю: — Мне просто нужно попасть в больницу. Прямо сейчас.

Эмма кивает.

— Хорошо. Я тебя отвезу. Сейчас выясню, в какую больницу их отвезли, и мы тут же поедем.

Согласно киваю, а потом ноги меня подводят, и я падаю на пол.

«Лей-ла… Ла-ла-а-а-а…»

Да, иногда я Лала. Ну и ладно. Я делаю глоток кофе, а Ники, не вынимая пальчиков изо рта, завороженно меня разглядывает. У него такие большие глаза — два голубых озера. Просто очаровательный мальчик.

«Хочешь попробовать мой кофе, малыш? — спрашиваю я, и он хихикает. — Давай так. Я тебе дам глоточек, если ты произнесешь слово «кофе». Скажи. Ко-фе».

Томас бросает на меня возмущенный взгляд.

«Что? Я учу его новым словам, — говорю я и снова поворачиваюсь к Ники. — Давай, Ники, не подводи меня. Скажи «кофе». Ко-фе».

Ники хохочет, а Томас поджимает губы, чтобы тоже не рассмеяться.

«Я смотрю, ты веселишься. Ну ничего, погоди, скоро настанет тот день, когда Ники сможет произнести слово «кофе» и полюбит меня больше, чем тебя».

— Мы приехали, Лейла, — голос Эммы возвращает меня в настоящее. Мы сейчас на парковке университетской больницы, и я с удивлением обнаруживаю, что по щекам у меня текут слезы.

Сама не понимаю, почему я плачу. Эмме сказали, что с Хэдли все будет хорошо, а насчет Ники… Я уверена, что Ники тоже поправится. Уверена. Несмотря на то, что он в реанимации, и есть вероятность, что малыш не переживет эту ночь. Нет, ну, много они понимают! И потом, сами же сказали: «вероятность». Вероятность может означать что угодно.

Так что я зря лью слезы.

Выпрыгнув из машины, я направляюсь к дверям больницы. «Как только увижу Томаса, все сразу же станет хорошо», — мысленно повторяю я снова и снова. Эмма подходит к стойке информации, но разговаривать с нами отказываются. Мы не родственники.

Краем глаза замечаю какое-то движение и, повернувшись, вижу Сьюзен.

— Сьюзен!

Увидев меня, идущую прямо к ней, она вздрагивает.

— Лейла.

— Почему вы плачете? — ее лицо такое же заплаканное, как и мое, от чего я ощущаю панику. — Нет-нет, не плачьте. Причин для слез нет. Все будет в порядке. Эмме сказали… — я поворачиваюсь, чтобы махнуть в сторону стойки и стоящей там подруги. — С Хэдли все будет хорошо.

Сьюзен ладонью зажимает рот, чтобы заглушить рыдания.

— Ники…

— С ним тоже все будет в порядке, — мой пронзительный голос ее пугает. Наверное, она думает, что я сумасшедшая. — С ним ничего не случится. Все будет просто прекрасно.

— Ты ведь знаешь, как он любит, чтобы все игрушки лежали в манеже. Каждый вечер мне приходится собирать их и складывать в один угол, — всхлипывая, говорит Сьюзен. — Сегодня утром, когда играл со своим слоненком, Ники был похож на ангелочка, — кажется, что еще немного, и Сьюзен упадет в обморок, поэтому я приобнимаю ее за плечи.

— Хэдли проснулась рано, и я… попросила ее присмотреть за Ники, чтобы самой сходить в магазин за смесью. Я не хотела. Не хотела оставлять его одного, но сама не знаю, почему не купила ее заранее. Я думала, что скоро вернусь, но в магазине нужной смеси не было, поэтому мне пришлось ехать в другой.