– Хотелось бы не завершать наше сотрудничество на техническом эпизоде.

– Что вам от меня еще нужно? – После небольшой заминки чуть напряженно произнес Колобов.

– Например, обеспечить вам и вашей семье безопасность.

– Без клановых денег, – повторил он, пожав плечами. – Не велика я птица.

– Люди мстительны, а иные – из тех, кто послабее и пожаднее, посчитает за слабость уйти просто так. Не поверите, но иных благородных устроит даже содержимое ваших карманов и ручной клади. Не беспокойтесь, Аркадий Алексеевич, я не навязываю вам это решение. Вы просто посмотрите на этого человека и сами решите – стоит ли взять его покровительство и с ним работать.

– Работать над чем именно? – Задумался Колобов.

– Так банк, Аркадий Алексеевич. – Напомнил я ключевой объект общего внимания.

– Его, можно сказать, и нет более, – недоуменно пожал он плечами. – У меня только реестры и ценные бумаги. Можно вернуть деньги вкладчикам и удовлетвориться оставшимся, но восстановить структуру вот так, с чистого листа невозможно.

– Я выкупил все, что осталось от Форц-банка у князя Панкратова, – вырулил я на кольцевую и чуть расслабился.

Шум вертолета где-то над головой, казалось преследовавший всю дорогу, ушел куда-то влево.

– То есть, выкупили? – Как-то механически переспросил Колобов.

– Надо делиться прибылями, чтобы не возникло недопонимания, – пожал я плечами. – Не стоит дразнить человека большими потерями. Что-то он должен был получить. Что-то получу и вы, и я. В общем, сумма вышла не самая плохая за банк-пустышку и несколько тонн макулатуры с серверным железом. Ни о какой банковской тайне, правда, речи более идти не может, его люди наверняка сняли себе копии. Но это не столь существенно в долгосрочной перспективе.

– Какой в этом смысл? – Не совсем понимал Аркадий Алексеевич, оттого хмурился.

– Долги. – Емко ответил я. – Банку многие остались весьма и весьма должны. Часть, разумеется, спишет война – с людей Фоминских спрашивать лично у меня не позволит совесть. Но есть весьма приличное число кредиторов по стране и вне ее, кому прежние владельцы ссуживали охотно и много. В их числе чиновники, аристократы, политические деятели, богема. Вам, ясное дело, стребовать с них ничего не удастся. Тем не менее, есть и те, кто воспримет все это серьезнейшим подарком для себя.

– Но князь Панкратов…

– … очень хотел бы оставить такой рычаг политического и финансового давления себе, – продолжил я за Колобова. – Однако в этом случае пришлось бы выплачивать по счетам вкладчиков, а у банка на это денег – вашими стараниями – нет. Не хмурьтесь, Аркадий Алексеевич, в конечном итоге Панкратову куда проще было бы забрать живые деньги, чем пытаться взыскать долги. Вы приняли верное решение.

– Я в этом не сомневаюсь. Но не вижу, как банк сможет встать на ноги. Доверие подорвано, основное здание разграблено, филиалов нет, а компенсировать содержимое банковских ячеек влетит в огромные деньги.

– При вашем умелом руководстве все получится, – заверил я его. – Исключительно при нем.

Тем не менее, слова заставили Колобова задуматься, и он молчал вплоть до того момента, как мы оказались у ворот огороженного жилого комплекса по Большой Марфинской улице. Невысокий кованный заборчик скрывал довольно плотное насаждение плодовых деревьев и макушку спящего пятиэтажного дома, выстроенного буквой «Г».

– Нас тут ждут? – С сомнением произнес Колобов.

– Нет, – честно ответил я, и потянулся к телефону. – Но это не будет проблемой.

Где-то на седьмом или восьмом гудке зажглись окна на втором этаже дома. А двумя гудками позже в трубке послышался мрачный и недовольный голос Игоря Долгорукого.

– Але?

– Рад, что ты не спишь, – бодро ответил я. – Я на машине перед воротами. Открывай.

– Охо-хо… – Протянул он даже с некоторой обреченностью, но ворота через десяток секунд сдвинулись вбок, открывая проезд.

– Мне послышалось, ваш друг не совсем рад нашему ночному визиту. – Осторожно произнес Аркадий Алексеевич.

– У него ряд семейных неурядиц, настолько мне известно, – заехал я внутрь и остановился на свободном парковочном месте.

Собственно, на всей громадной парковке и было-то занято четыре места – насколько я помнил, все машины принадлежали Игорю. Жилой комплекс, опять же, был в собственности Долгоруких и предназначался для проживания членов семьи. Ну а занимал его один только Игорь попросту из тех соображений, что до работы недалеко – остальным же родичам были милее иные места для проживания, подороже и попрестижней. Очень богатое семейство.

– Не хотелось бы усугублять, – с сомнением произнес мой спутник, выбираясь из машины вслед за мной и не забыв прихватить свой портфель.

Я же задержался, чтобы открыть багажник и забрать оттуда простенький чемодан с наборным кодом.

Отреагировав на заезд машины, включились фонари, и к подъезду с железной дверью мы двигались по залитой светом мощеной дорожке.

Звонить в домофон не потребовалось – на улицу, открывая нам, вышагнул Долгорукий самолично, кутаясь в халат и чуть щурясь сонливо.

– Ты не говорил, что вместе с гостем, – посетовал он мне, придерживая створку.

– Прошу прощения, – повинился Колобов вместо меня.

– Долгорукий Игорь Александрович, – махнув рукой, протянул он ее для рукопожатия гостю.

– Колобов Аркадий Алексеевич, – чуть дрогнув от прозвучавшего имени, очень уважительно пожал он ладонь хозяину дома.

– Привет, – поприветствовал Игорь и меня, жестом предложив подняться в дом.

К Колобову он особого интереса не проявил.

– Я не один, – задержался Долгорукий перед дверью и извиняющимся тоном предложил. – Расположимся на кухне?

– Без проблем, – пожал я плечами.

– Прошу прощения, что беспокоим, – отозвался Аркадий Алексеевич, тайком осматриваясь по сторонам.

Было от чего – даже подъезд казался внутренним помещением квартиры, обустроенным и уютным. А уж внутри это ощущение подкреплялось немалым мастерством клановых дизайнеров, умудрившихся не сделать помещение прихожей с высокими потолками бездушным и холодным, а довольно солидную кухню, которую рассекала столешница с плитой и раковиной, а по дальнюю сторону шел гарнитур и морозильные камеры – слишком технологичной и безликой. У окна обнаружился овальный столик с резными ножками и несколько кресел, на которых Долгорукий предложил расположиться.

Аркадий Алексеевич, впрочем, отказался, попросив позволения остаться у барной стойки и поработать с бумагами. Разрешение было получено, и мы с Игорем остались за пустующим столиком одни.

– Как дела? – Начал я разговор, присматриваясь к старому товарищу.

Определенные изменения все-таки в нем чувствовались – и было ли то влиянием Марии Ховриной, посетившей его жизнь, но речь его ныне воспринималась куда более спокойной, без желания поскорее произнести заготовленную фразу. Спокойствие поселилось и в движениях, а солидная неспешность добавляла мудрости облику.

– На работе – отлично. Выходим на рекордные обороты в этом году.

– А не на работе? Извини за бестактность. – Повинился я за растормошенную рану.

Некие слухи невольно доходили и до меня – невозможно владеть каналом и не оставить рычаги для экстренного вмешательства. В первые годы руководства Игорем они частенько пригождались, но вот три последних года я уже не видел нужды вмешиваться – новый шеф телеканала отлично справлялся и сам, разбудив в себе умение требовать и добиваться исполнения.

– Да, – устало провел он ладонями по лицу. – Там сложнее.

Но тут же притих.

Щелкнул звук выключателя где-то дальше в прихожей, послышался звук мягких тапочек по полу, и на кухню заглянула симпатичная девушка в домашнем платье до пола. Не сказать, что красавица – но весьма милая особа лет девятнадцати, с каштанового цвета волосами, распущенными волной по плечам, и карими глазами, смотрящими на Игоря с теплотой, что добавляло под двести процентов очарования девушке, как и всякая влюбленность.