– Артем, – с укоризной ответил я. – Меня сегодня обвинили, что я не умею шутить над собой.
– А, то есть, это ирония. У тебя начало получаться! – Хохотнул Шуйский. – Зная тебя, я даже поверил!
И да, я не умею.
Обратно домой меня отправили на той же машине, сопроводив добрыми пожеланиями. Артем, расчувствовавшись, даже пообещал убедить деда взять на сватовство кого-то из своих давних друзей – словом, был мне обязан заранее и не сомневался в результате задумки. Потому что грабить они собрались уже на следующей неделе, в среду…
Предстояло целое воскресенье, чтобы проработать все и этого не допустить.
Но до того…
– Димка, привет. Устрой мне встречу с князем Панкратовым. Как-нибудь незаметно, через ту же больницу – мол, конфликт у нас с руководством, и без его внимания не решить… У нас же финансовые показатели хорошие, доход мы ему приносим? Аж на две трети его расходы снизились? Ну, это мы конечно, щедро, но сейчас в кассу. В общем, делай, но обязательно на следующей неделе. На понедельник – идеально. До связи.
Потому что коллектив по увещеванию отца Ники надо усиливать со стороны. Деду Артема я вообще ни на грош не верю – врун еще тот. Разобьют лицо будущему тестю, дом сожгут, медовуху всю выпьют – а виноват я, ага. Или фонарный столб мне вместо Ники сосватают – а мне его даже поставить некуда, потолки низкие… Так что пусть будет кто-нибудь высокопоставленный, кто сможет его сотоварищи урезонить. Мне этому Панкратовому есть, что предложить. И Игорю надо еще позвонить – точно! Пусть рассчитывается за семейное счастье и торт.
Пока же, вернемся к нашим заморским гостям.
Я оглядел разложенные на столе отпечатанные приглашения на несколько сотен персон.
«Конференция по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ», Нью-Йорк, Федерации Америки.
Приглашения без имен, подлинные и много – хватит на целый класс. Каждый – работает как авиабилет туда и обратно и гарантирует проживание в отеле на две недели. Сейчас их, разделив на партии, отправят через Америку в те университеты, где учатся нужные мне гости. Там приглашения, разумеется, отдадут в самые передовые группы, достойные представлять заведение – то есть, в самые родовитые. Кто-то из списка Ники, разумеется, не поедет. Кто-то не сможет, или приглашение пройдет мимо. А кто-то поедет на чужбину, где совсем несложно со всеми этими выставками, лекциями и размахом мероприятия потеряться на две недели. А потом найтись – на радость всем родным, которые далеко не наивные ребята, и знают толк в поиске с применением спутников и Силы. Но половина земного шара – это половина земного шара…
– Одним словом, Велкам ту зе Юнайтед Федерейшн.
Александр Олегович Шуйский стоял возле внутреннего озера Серебряного бора и смотрел на блеклую полоску света, что легла на воды от высокой луны. Блеклую – потому что сиял вокруг острова огромный город, подавляя своим свечением ночное небо – не только беззвездное, но словно выбеленное, подернутое бежево-коричневым цветом, будто кофе с молоком.
В его времена такого не было. В его времена многого не было, причем настолько, что становилось страшно, как же он стар.
Уж точно не случалось такого, чтобы Юсупов по крови умирал за Шуйского. И совсем неслыханно – чтобы Шуйский признал Юсупова братом перед старейшим в роду, но запретил об этом говорить нареченному родичем.
Но даже это мелочи, сравнивая с тем, что происходило вокруг, пока он бродил по родовой чащобе и добывал вкусного и жирного оленя, забывшись на десятилетия в этом сладком чувстве всемогущества.
Нет больше старейших союзов, нет протектората сильных над слабыми, уничтожены шесть древних семей – за полсотни лет! Семей, которых никто не смел бы уничтожить, будь даже они в кровниках – и если последний представитель бросился бы с утеса вниз головой, его подхватил бы злейший враг и заставил жить. Потому что не только Сила Крови в их венах – но статус существования их семей сам по себе обеспечивал целый механизм договоренностей и соглашений. Нет Борецких, вырезаны – и те, кто это сделал, даже не представляет масштаб беды, потому что гарантии им давали как бы не треть старших семей, включая пунктом в более крупные документы, которые теперь просто ничтожны… Нет Збаражских, нет Судских, нет Фоминских… Это в последние годы своего существования они были слабы, но сотней лет раньше в том числе их подписями скреплялся вечный мир с османами… А раз мертвы – то когда-нибудь, кто-то догадается перечитать древний документ из архива и поймет, что нет в нем больше силы…
Он помнил былое, он мог сравнить – для него события не происходили медленно, как подъедает река острый обрыв. Он пришел уже после обрушения берега в воду.
Сошел ли мир с ума? Совсем недавно он сам практически сошел, поддавшись звериной природе, когда чуть не приговорил родного внука – надежду и будущую славу всего рода. Так почему бы этого не сделать целому миру?
Другое дело, что его вылечили, но кто же сделает это с целым миром…
Никто. Никому не под силу – и мир вновь заболеет тяжелой болезнью войны.
Александр Олегович уже видел признаки будущего конфликта – и дело даже не в творящемся вокруг бардаке. Достаточно посмотреть на его внука в окружении названного брата и их подруг. Достаточно прислушаться к их Силе, отражению рангов – и его внука, и этого непонятного мальчишки в котором была сила Юсуповых, но и нечто иное, совсем им несвойственное; девушки, при виде которой скрипит песок на зубах, и другой, ощущаемой застоявшейся водой у берега…
Когда-то мощи этих четверых было достаточно, чтобы начать войну, а сейчас – одни из многих. Они этого не видят, они этого не понимают. Но жутчее всего, что где-то за рубежом могут тоже стоять в тени деревьев и на жарком солнце такие же парочки. Уже есть, кому воевать за тех, кто захочет чужими жизнями оплатить груз собственных ошибок.
Он знал, как будет. Вначале последует слово – зажигательное, призывающее на подвиг и напоминающее о старых обидах. Затем – провокация или честная причина пролить первую кровь.
А потом придет большая война. Слова и причины перестанут быть нужны, и все станет, как раньше. Война перемелет все вокруг обратно, в его родной и знакомый девятнадцатый век. И он перестанет удивляться.
Глава 6
Желание поработать в воскресенье наткнулось на стену глухого непонимания.
Город, который никогда не спит, предпочитал в выходные отдыхать, вспоминая о семьях и о тех, ради кого он, собственно, и зарабатывал круглосуточно во все остальные дни. Встречи не назначались, проекты не продвигались, а в телефонную трубку один раз даже выматерились пьяным и сонным голосом, потребовав оставить в покое.
– И это зам префекта, – с осуждением посмотрел я на отведенный в сторону сотовый.
Тут же сменил одноразовую сим-карту на свою собственную и перезвонил.
– Алексей Витальевич? Не разбудил? Ах, уже разбудили… Ну, завтра, так завтра. – Покладисто ответил я на стон-просьбу.
В общем, осьминог не ловится, не растет кокос… Хотя тут больше с широтой и долготой проблемы, а не с календарем.
Поразмыслив, решил тревожить заграницу. А именно – звонить Федору в Румынию. Там все равно ничего не делают и в будние дни, так что им до воскресенья никакой разницы.
Звонить приходилось с ноутбука, через интернет, и без гарантии, что абонент окажется возле компьютера. Потому что сотовые телефоны в Румынии не работали вообще (вернее – только на показ видео и проигрывание музыки), а единственный стационарный телефон в трехэтажном доме Федора находился на первом этаже, и поднимал его исключительно старенький консьерж, который не знал русского, английского, а на мои попытки говорить на румынском (на трех диалектах!) бросал трубку.
К счастью, брат оказался на месте – экран звонка сменился анимацией подсоединения, и через пару мгновений в центре монитора отразилось изображение кабинета, обставленного в стиле эпохи Просвещения – в светло-кремовых тонах драпировок, с многочисленными полочками у противоположной стены, заставленной книгами в металлических переплетах; огромным серо-коричневым глобусом, установленным прямо на полу справа; железной люстрой на медных цепочках и массивной столешницей из темного лакированного дерева, на которой расположились распахнутые фолианты рядом с лампой, стилизованной под масляный фонарь.