– Я верю и этого достаточно, – отрезала я. – Постараюсь, и сотни других поверят. Мистика всегда привлекательна, а в век интернета можно вообще, что угодно, болтать. Кто-нибудь, да поддержит. Хотите, чтобы за вами всюду таскались толпы надоедливых зевак?

Бранов вздохнул и свернул с ярко освещенной трассы. Темнота вмиг обступила машину. Я напряглась, но виду старалась не подавать. Глупая, сама все порчу! Дернуло же меня…

– Но мы с вами можем договориться.

– Слушаю.

Неужто повелся? Верится слабо. Скорее, просто развлекается, но рискнуть стоит.

Набрав в легкие побольше воздуха, я выпалила:

– Утолите мое любопытство, и я не стану предавать дело огласке.

– Вот как, – Бранов потянул паузу, словно раздумывая. – Утолить любопытство, значит?

– Да. Согласны?

Я снова с надеждой уставилась на аспиранта. Машина тем временем остановилась, скрипнув свежим снегом.

– Согласны? – снова повторила я, но гораздо тише.

Нет. Шантажист из меня никудышный. Бранов развернулся ко мне, облокотившись на дверь, и глядел с легким прищуром. По крайней мере, в темноте мне казалось, что он зло сузил глаза.

– Нет, не согласен.

И вот я на краю пропасти. Шаг влево, шаг вправо…

– Тогда у меня нет выбора.

Прозвучало совсем жалко. Я дернула ручку, но дверь не поддалась. Попробовала еще раз, подняла до самого упора так, что от натуги жилка на шее забилась. Однако дверь оставалась молчаливо-безразличной, впрочем, как и сам владелец авто.

«Приехали», – обреченно подумала я, чувствуя, как аспирант так и прожигает мою спину взглядом.

– Мои друзья знают, где я.

Зачем сказала, сама не знаю. Должно было звучать устрашающе, однако от этих слов жутко стало лишь мне. Тело так и онемело, и обернуться я не могла. Ручку мучать бросила, все равно без толку.

Я в ловушке. Конец.

Аспирант усмехнулся и протянул:

– Друзья знают? Ты кому-то сказала, что тебя подвезет препод? Вот уж сомневаюсь. Максимум, ты пожаловалась одной из подружек на плохое самочувствие и сказала, что вызовешь такси.

Холодным потом умылась на раз-два еще до того, как пальцы мужчины скользнули по спине.

– Никто не знает, где ты, Мика.

Я ловила каждое его слово и судорожно шарила впотьмах в поисках заветного шпенделька, снимающего блокировку двери.

– Ты ведь понимаешь, что сопротивляться бесполезно.

Как бы не тормозила сейчас моя мыслительная деятельность, это я отчетливо понимала.

– А теперь повернись и слушай. Внимательно слушай.

Затаив дыхание, я повела головой, чтобы краем глаза видеть аспиранта. У меня чуть косоглазие не случилось: одновременно обследовать дверь и глядеть в лицо смерти.

– Мой тебе совет, – едва различимо прошептал мужчина, взяв меня под локоть и приблизившись так, чтобы моей шеи касалось его дыхание, – никогда не угрожай тому, кто сильнее тебя.

Я сдавленно угукнула.

– Никогда не груби тому, кто умнее тебя.

Снова судорожно покивала, задержав дыхание.

«И не приведи Господь еще раз связаться с тем, кто обладает сверхъестественной силой», – добавила про себя я, напоследок потянувшись ко все еще пристегнутой лямке ремня безопасности.

Щелчок. Вот черт! Думала, тише будет.

Аспирант дернулся, а я сжалась пружиной и, воинственно заорав, рванула в промежуток между сидениями. Вероятность того, что задние двери не заперты, мала, но и сложа руки сидеть толку немного.

Борьба была недолгой. Виннипуший пуховик как мог стеснял движения. Мгновение, оставшееся в памяти лишь одним сплошным пятном, и я, клещом цепляясь за заднее сидение, визжа и брыкаясь, обхвачена поперек туловища. Рывок, и крепкие мужские ручищи даже дышать не дают, сдавив грудную клетку.

– Гадкий… аспирантишка… гадкий…

Я пыхтела и брыкалась, пыталась дотянуться до сигнальной кнопки на руле, царапалась, пыталась укусить и ругалась, до тех пор, пока силы не покинули окончательно, а слова в жалобные хрипы не превратились.

Дернувшись напоследок, я обмякла, обреченно всхлипнув.

Удивительно, но аспирант просто зажал меня в объятиях, по возможности максимально блокируя все движения. Но ни придушить, ни каким бы то еще способом умертвить не пытался.

Посидели в тишине пару секунд.

– Успокоилась?

– Угу…

Бранов разжал хватку, и я переползла на отдельное кресло.

– А теперь послушай меня…

– Ян Викторыч, – заревела я. – Я – могила! Честное слово, могила! Никому ничего не скажу!

Да и некому, если уж быть честной. Кто мне поверит?

– Знаю, что не скажешь, – равнодушно отозвался аспирант, оправляя раскатавшиеся в пылу сражения рукава.

Выглядело это угрожающе. Так в кино делают крутые парни, намеревающиеся выбить из кого-то всю дурь. Но он не похож на того, кто может избить женщину… кажется.

– Клянусь, молчать буду! Только не бейте! Отпустите! Не отправляйте меня опять куда-нибудь в топи!

И я заревела теперь уже совсем натурально. Ян Викторович воскликнул что-то, выставив руки ладонями вперед, и тут же отпрянул со словами:

– Да ты в окно-то выгляни! Чего ревешь?

Я проморгалась и уставилась в молочно-белую белизну. Это еще что за мгла? Что я увидеть-то должна? Серую безысходность и мир напоследок?

Поняв, что я тупо гляжу перед собой, аспирант в негодовании цокнул и вновь потянулся ко мне. Я шарахнулась, вжавшись в спинку кресла, но он лишь дотянулся до окна и поелозил ладонью по стеклу.

– Запотело… – прошептала я, прильнув носом к мокрому окну.

Снег совсем сошел на нет. Фонарей тоже раз-два и обчелся. Только ровные ряды гаражей, а над ними вдали…

– Это общага, что ли? – я обернулась, затаив дыхание. – Моя?

– Твоя, – усмехнулся аспирант, задумчиво проведя пятерней по своим коротким, торчащим забавным ежиком, волосам. – Ну ты, и правда, совсем…

Бранов как-то нервно хохотнул, крутя пальцем у виска.

– Так я же не знала… Я думала, вы меня сейчас тут…

– Да нужна ты мне сто лет в обед.

Аспирант нажал на кнопочку на панели, и в двери что-то щелкнуло.

– Я могу идти?

Неужели все обошлось?

– В добрый путь, блаженная, – подтвердил он мои рассуждения и снова усмехнулся.

Я несмело подняла рычажок и дверь отворилась. Одной ногой ступила на дорогу и тут же почувствовала себя в безопасности. Обернулась.

– Ну вы и изверг, конечно.

– Иди уже.

Я послушно перекинула вторую ногу и выползла из машинных сумерек. Луна, размером не больше пятирублевой монеты, едва проглядывала из-за облаков. Небо медленно, но верно прояснялось, обнажая россыпь звезд.

– Так а зачем все-таки приехали? – заглянула я в салон. – Чего хотели-то?

Аспирант положил руки на руль и не глядя ответил.

– Чего хотел – узнал. Топай давай отсюда.

Распрямившись и задрав голову, я с облегчением выдохнула, выпуская клубок пара. В чудесное спасение все еще верилось с трудом. Но любопытство, давным-давно порубив и расфасовав по кулькам благоразумие, разевало теперь рот с голодным плачем. Ему информации было слишком мало.

– Ян Викторыч, мне что, опасность теперь грозит?

– Да иди ты уже, кому говорю!

Дверца громко хлопнула, и машина, взревев, сорвалась с места. Сделав круг почета и развернувшись, аспирант притормозил подле меня и приспустил стекло.

– Шапку надень, – с издевкой бросил он. – У тебя и так с головой что-то не так, а мне не с руки будет, если ты экзамен у Завлинского завалишь.

– Не с руки…экзамен… – как болванчик повторила я, глядя вслед уносящейся легковушке.

Клубы выхлопных газов окутали меня с ног до головы, и едва туман рассеялся, тараканы, давным-давно оформившие прописку у меня в голове, тоже выстроились по порядку и готовы были дать полный отчет о случившемся.

– Да он совсем ненормальный, что ли? – рычала я, пробираясь по сугробам к общежитию. – Завез не пойми куда!

Сотню раз пожалела, что напрямик пошла. Лучше бы по дороге. Похоже, здесь и впрямь давным-давно никто не ходил. Лишь тонкая цепочка собачьих следов тянулась вверх по склону, и я поклясться была готова, что аспирант намеренно меня сюда притащил. Чтобы напугать и помучать. Ну, и, если верить его словам, что-то разузнать. Вот только, что?