- Есть здесь кто-нибудь? - спросила я в пустую тьму.

Кусочек льда растаял в моем ботинке, отчего по лодыжке пробежался холодок. Я помедлила, чтобы стряхнуть остатки снега с юбки.

- Что вы здесь делаете? - спросил низкий спокойный голос, хотя в нем безошибочно слышались лёгкие нотки злости.

Я резко обернулась, но потеряла равновесие на влажном камне и привалилась к двери.

Заржала лошадь, резкий звук отразился от каменных стен. Я встала и повернулась к мужчине. Он держал перед собой фонарь, сам оставаясь в тени.

- Вы конюх? - спросила я, выпрямляясь. Да, было рано, но не раньше того времени, когда от конюха ожидается подъем.

- Нет, - ответил он с очень слабым шотландским акцентом в голосе. - Я лошадь.

Теперь уже я начинала раздражаться. Я пришла за помощью, а не за остроумными репликами. Я стиснула юбки, чтобы руки не дрожали, и намеренно проигнорировала его комментарий. Я уставилась на свет фонаря, не моргая. Когда зрение адаптировалось, я мельком заметила тёмные, находящиеся в тени глаза за густыми взъерошенными со сна волосами. Хоть он явно был сильным и высоким, он обладал подвижной манерой молодости. Я думала, что он окажется взрослым мужчиной, но по моему позвоночнику пробежала дрожь от осознания, что он ненамного старше меня.

- Мне нужна ваша помощь, - спокойно заявила я. Холодная вежливость будет моим оружием, и я намеревалась им воспользоваться.

Он опустил фонарь и прислонился к узорному колесу кареты.

У меня перехватило дыхание. Я ничего не могла с этим поделать. В моем сердце зародился трепет, заставивший ноги ослабеть. Действительно, ему не могло быть больше семнадцати или восемнадцати. Вид у него был потрёпанный, и впечатление только усиливалось темным синяком на щеке и порезом на верхней губе. Он дрался?

Боже милостивый. Агнес была права.

- Что? - спросил он.

Я забыла, о чем говорила.

- Прошу прощения? - ответила я. Он нахмурился, затем костяшкой пальца коснулся пореза на губе.

- Вам нужна моя помощь или нет? - он поставил фонарь на подножку кареты, а затем скрестил руки поверх свободной рубашки.

Милостивые небеса, я разбудила его. Неудивительно, что он в угрюмом настроении. Ему хотя бы хватило приличия надеть штаны и ботинки, хотя не заправленная рубашка свободно болталась на талии, а подтяжки свешивались на бёдрах вместо того, чтобы быть подобающе застёгнутыми на плечах, чтобы поддерживать штаны.

Я проглотила комок в горле.

- Мне нужно, чтобы вы починили мои часы, - объяснила я.

- Ты разбудила меня ради часов?

- Да. Это важно.

- Если вам необходимо узнать, который час, то сейчас рано, - проворчал он, и мне пришлось крепче стиснуть юбки, чтобы не кинуть в него часами.

- Для меня это важно. Мне хочется, чтобы они заработали. Так вы поможете мне или нет?

Он отвернулся от меня, лениво закидывая одну подтяжку на плечо.

- Чем ты собираешься за это заплатить?

Его вопрос поставил меня в тупик.

- Заплатить? - это вырвалось прежде, чем я успела себя остановить. Я не хотела выдавать, что не подумала об оплате, но слово уже вырвалось.

- Да, заплатить. Ты думаешь, я работаю за бесплатно? - он вскинул голову. Внезапно я почувствовала себя попрошайкой, цепляющейся за подол плаща богача.

- Я подумала, что из доброты вы могли бы...

- Доброты, - он усмехнулся, но никогда в своей жизни я не слышала более горького звука. Затем он развернулся и зашагал прочь.

- Стойте! - потребовала я, но он продолжал уходить. Я бросилась вперёд и схватила его за рукав. Моя ладонь встретилась с непреклонной силой его руки. Трепет вернулся, но я подавила его усилием воли. Я должна заставить его увидеть меня. Я должна заставить его понять. Мне нужна его помощь, и я готова почти на все, чтобы получить её. Я попыталась торговаться.

- Я не знаю, как сумею вам отплатить, но я буду помогать в вашей работе, когда только смогу. Чего бы мне это ни стоило.

- Чего бы ни стоило? - одна из его темных бровей приподнялась.

Я отпустила его руку, оскорблённая тем, что он мог подумать, будто я предлагаю что-то неподобающее.

- Вы поняли, что я имела в виду.

- Разве? Что подумает миссис Пратт, если найдёт тебя здесь? - он схватил ручку фонаря и помахал им перед собой. Я попятилась от горячего света. - Я скажу тебе, что она подумает, - продолжил он, хотя в этом не было необходимости. - Молоденькая глупенькая дурочка, конюх-лоботряс, полный сена сеновал... Понимаешь, к чему я?

О, я его опередила.

- Я не позволю вам ставить под сомнение мой моральный облик.

Он вновь усмехнулся.

- Говоришь как сама королева. У тебя определённо есть гонор. Даже для такой чопорной и приличной служанки, как ты... - заявил он. Я уловила его намёк, и это привело меня в ярость. С кем я должна была разрушить свою репутацию? С мистером Тиббсом? - Если Миссис Пратт нас найдёт, - продолжил он, двигаясь вперёд и заставляя сделать меня шаг назад, - мы оба потеряем работу. Ты думала об этом, когда бежала сюда, чтобы умолять бродячего умельца о доброте?

Он повернулся спиной и зашагал в дальний конец каретника, унося с собой свет.

- Высокомерная сволочь, - злобное ругательство слишком легко сорвалось с моих губ, пока я смотрела, как он уходит.

Я сумела вернуться в дом, не вызывая никаких подозрений, а затем с особой энергией принялась за работу. Снова разбирая постель, я выплеснула раздражение в простой акт сдёргивания простыней.

Одна просьба. Я хотела только одного. Само собой, починить часы было довольно простым заданием. Но нет.

Я вынула их и стала изучать потускневшее серебро.

Что ему стоило посмотреть их?

Ничего.

Осознание того, что он был моего возраста, только все усугубляло. Я шесть месяцев чувствовала себя одинокой в этом мире, и меньше чем в пятидесяти шагах от меня был другой человек, с которым я могла бы поговорить, могла бы подружиться.

Если бы он не был такой жабой.

Он такой же пленник в этом сумасшедшем доме, как и я. Почему он не понимал?

Я засунула часы на место и села на кровать.

Дом был таким тихим.

У него были лошади, живые и дышащие создания, о которых нужно заботиться. У меня была разобранная кровать, разлитая чашка чая и сломанные часы.

Чувствуя, как гневный румянец разливается по щекам, я вынуждена была перестать думать о нем. Я должна возвращаться к бессмысленной каторге своего существования. Если только я могла вернуться к тому, как все было прежде, когда я не знала, кто такой конюх.

Той ночью я в одиночестве сидела на кухне и наблюдала, как огонь медленно угасает на почерневших камнях очага. Я снова достала часы и позволила им вращаться в тусклом свете пламени.

Могла ли я их починить? В детстве я часами наблюдала, как отец работает со своими тонкими инструментами. У него были такие замечательные руки. Непрошеный образ его обгоревшей руки среди пепла встал в моем сознании. Я потрясла головой, но глаза внезапно защипало.

Он создавал самые изумительные вещи этими руками и простыми инструментами, но запрещал мне что-либо трогать в его магазине. Когда я была ребёнком, у меня имелась привычка с помощью его инструментов разбирать всякие вещи, но мне никогда не удавалось собрать их заново. Этим я доводила отца до белого каления. Я не могла вынести мысли о том, что разберу часы в попытке починить, а потом мне останутся одни детали.

Я потёрла большим пальцем тусклое пятнышко. Я могла бы их почистить.

Моё сердце заколотилось сильнее даже от простой мысли о полировке часов. Чистка не вернёт мою разрушенную жизнь в былое русло. Ничего уже не исправить.

Конечно, не исправить. Но это не означало, что часы должны оставаться такими, какими я их нашла. Они могут быть красивыми, даже если никогда не будут вновь работать. Я могу это сделать. Я могу это изменить.

Мои сомнения казались глупыми. Я цеплялась за то, что едва ли имело какое-то значение. Мне нужно что-то изменить. И я могла изменить это.