— Ты заслуживаешь лучшего.

— Черт, да, — сказала она горько. — Мы планировали идеальную свадьбу, Себастьян. Идеальную жизнь.

Нет, не так. Не для меня. Жизнь в Нью-Йорке... Восемьдесят рабочих часов в неделю, подготовка на протяжении ночи, утомительная работа, безумные сроки, постоянное давление законов, конкурирующая социальная сфера, давление, чтобы работать больше, больше, еще больше. Ты любила все это. Но это разрывало меня на части.

— Я должен идти. — Я закончил вызов, не говоря ни слова больше, и лег в кровать, поначалу расстроенный, что позвонил. Какого черта я ожидал? Я отменил свадьбу шесть месяцев назад, сказал, что она не была единственной — почему она должна была меня прощать?

Иногда я думал, не совершил ли ошибку... может, я любил ее достаточно, и не знал этого. Может, мне следовало попытаться жить с сомнениями. Стоило жениться на ней.

Но той ночью я скучал не по Диане, когда ворочался в кровати. Не ее тело жаждал рядом со своим, когда обхватил свой твердый, набухший член в кулак. Не о ее улыбке или голосе, или смехе я думал в момент мучительного, возвышающего облегчения.

Это была Скайлар.

И хоть я и знал, что не был достаточно хорош для нее, я также понимал, что хочу ее слишком сильно, чтобы держаться подальше.

12 глава

Скайлар

На следующий день у меня был выходной в кофейне, и я ложилась спать, наслаждаясь мыслью, что смогу выспаться. Но мои биологические часы дали о себе знать, и я открыла глаза в шесть, не в состоянии снова их закрыть. Ох, хорошо. Я свесила ноги с кровати. Может, прикорну позже. Сейчас можно встать и кое-что сделать.

К девяти я прикрутила все ручки к кухонным шкафчикам, смеясь про себя, когда вспоминала все пошлые шуточки со вчерашнего вечера, побелила ванную и подумала о Себастьяне миллион раз. Несмотря на немного неловкое окончание, спонтанное свидание прошло довольно весело.

Помимо привлекательности Себастьян обладал умением слушать и смешить меня. Мне нравилось, каким открытым он был по поводу своего ОКР, насколько честно и самоуничижительно рассказывал об этом. Мое сердце болело из-за него и от того, насколько тяжело ему было все эти годы до начала лечения, особенно без поддержки друзей. И каждый раз, когда я думала о красивых и печальных словах, которые он написал обо мне, то покрывалась мурашками.

Он сказал, что его нелегко узнать, и когда я сказала, что охотно попытаюсь, то это и имела в виду.

Позволит ли он мне?

Пока ванная сохла, я решила заново отполировать старую книжную полку, которую нашла в доме родителей. Мама помогла мне вынести ее на подъездную дорожку, где я разложила газеты на земле.

Она провела рукой по верхней части, на которой было несколько выемок.

— Боже, она довольно побитая. Принадлежала моему дедушке. Она зовется «адвокатской этажеркой».

— Правда? — спросила я, навострив уши при слове «адвокатской». — Я хочу снять лак и покрасить ее в белый.

— Получится симпатично. Он был бы рад, что ты собираешься использовать ее.

— Я не сохраню ее себе, мам. Это для гостевого домика. — Я взяла банку растворителя для краски и лака и начала читать инструкцию.

— Нет, ты должна забрать ее, когда переедешь.

Мне послышалось, или она сделала акцент на слове «переедешь»? Это был намек? Я читала слова на банке, не осмысливая их.

— Куда ты собираешься? — спросила она беззаботно.

— Я еще не решила. — В конце концов, я подняла голову. — Я не думала, что меня так быстро выгонят.

— Милая, я тебя не выгоняю. — Ее тон был успокаивающим, но решительным. — Тебе всегда здесь рады.

— Но?

Я начала трясти банку. Яростно.

— Ну, не думаешь, что тебе нужен план?

— Путь отступления? Я работаю над этим. — Я сняла крышку, надеясь, что она оставит меня одну заниматься делами. Когда она этого не сделала, я начала распылять.

Краешком глаза я видела, как мама скрестила руки на груди. Она была маленького роста и с изгибами, как мы с Натали. Только Джиллиан унаследовала высокий рост и худобу нашего отца, а также темные волосы.

— Ты собираешься вернуться в Нью-Йорк?

— Я еще не знаю, мам. Я только сказала, что у меня нет плана. — Я не пыталась звучать настолько раздраженной, как себя чувствовала.

— Хорошо, у тебя есть какой-то крайний срок? Для того чтобы обзавестись планом, я имею в виду? — давила она.

Я перестала распылять и повернулась к ней лицом.

— Мне нужно это? Если мне не рады в твоем доме, то так и скажи.

— Скай, не глупи. Я сказала, что тебе рады. Моим детям всегда здесь рады. Я просто пытаюсь помочь тебе думать наперед. Ты не захочешь жить с родителями вечно.

Я осознала, что также подразумевалось, что я бы не хотела, чтобы моя взрослая дочь вечно жила со мной. К этому времени, должно быть, они с отцом привыкли к уединению и своей рутине. Как будто этого недостаточно, она продолжила:

— А что насчет работы? Мило, что ты работаешь со своей сестрой, но ты правда хочешь этим заниматься? Работать в кофейне? — Она подняла руки. — Это нормально, но...

— Я поняла, мам. — Я повернулась к книжной полке. — Я придумаю план.

— Ладно. — Она показала мне свою собственную ослепительную улыбку королевы красоты. — Ужин в шесть тридцать. Не забудь. Я пожарю курицу, — гордо сказала она.

— Нат, Дэн и Джилли тоже придут. Разве это не мило? — Она похлопала меня по плечу и направилась в дом.

Конечно. Очередное семейное сборище, на котором мы можем сравнить сестер Никсон. Почему одна из них не похожа на других?

Обычно я ждала семейных ужинов, но мамины слова глубоко меня ранили. Последние несколько недель у меня довольно хорошо получалось избегать тяжелых вопросов, но очевидно, так не могло продолжаться вечность. Если бы только у меня было призвание, как например у Джиллиан — врачебная деятельность, или мечта, которая была достижима упорным трудом и самоотверженностью, как кофейня Нат.

Когда я соскребала старое лаковое покрытие, я пыталась думать о работе, которой наслаждалась бы каждый день, восторгалась бы ею. Моя мама была права, работа в кофейне не была в этом списке. И как бы я не любила ферму, сельское хозяйство мне тоже не подходило. Я наслаждалась работой на Ривард, но я не получу это место снова. Я была слишком пристыжена, чтобы даже просить об этом. Но, может, что-то подобное... что-то веселое, что позволит мне работать с людьми, создавать и проявлять спонтанность.

Боже. Это самое смутное описание работы. Ты отстой.

Да, я отстой.

К тому времени, как я избавилась от старого лака, быстро перекусила, и подключила старый шлифовальный отцовский станок в удлинитель, который взяла в доме, я была убеждена, что никогда не буду счастлива. И должна просто принять тот факт, что я двадцатисемилетняя неудачница с симпатичной мордашкой и все.

И даже это не будет длиться вечность. Скоро тридцать и затем сорок, и затем пятьдесят, и шестьдесят... десятилетия морщинистой кожи, хруста в костях и горба. Но будет ли это кого-то заботить? Моя любовная история такая же дерьмовая, как и рабочая — я даже не уверена, была ли когда-нибудь влюблена.

Я все еще размышляла об этом, когда грузовик Себастьяна подъехал час спустя. Мое настроение мгновенно улучшилось.

— Привет, — сказала я, говоря себе идти, не бежать к нему, когда он вышел. Не то чтобы он предлагал спасательный жилет моей тонущей заднице. — Что ты здесь делаешь?

Он закрыл дверь грузовика и прислонился к ней, засунув руки в карманы.

Солнцезащитные очки на его лице скрывали глаза, но он улыбался.

— Приехал повидаться.

Во мне что-то немного приободрилось.

— Как ты нашел меня?

— Я заехал в кофейню. Твоя сестра сказала, что у тебя выходной, и предположила, что ты можешь быть здесь. — Он посмотрел на мое рабочее место. — Я помешал?

— Нет, совсем нет. На самом деле мне нужно было отвлечение. — То, что происходит без штанов.