— Чёрт. Если бы не моё всё ещё слабое запястье, я бы показала тебе, насколько грубой могу быть, — сказала я, вздыхая, моя здоровая рука колотила ковёр, а повреждённая — раскинулась над головой. — Я бы выбила из тебя всю дурь за то, что мучаешь меня.

Он вошёл чуть глубже.

— Бедняжка.

— Пожалуйста, — умоляла я, схватившись здоровой рукой за его задницу. — Ты нужен мне там. Мне нужно, чтобы ты был внутри меня. Полностью.

Наконец, он вошёл в меня до упора так глубоко, что я чуть не заплакала от облегчения.

— Вот так?

— Да, да... — Я притянула его к себе, широко раскинув ноги. Боже, такое чувство, будто он был создан для моего тела. Каждый дюйм его горячего, толстого члена так чертовски идеально наполнял меня, что я даже забыла, как дышать. Его бёдра стали двигаться быстрее, толкаясь жёстко и глубоко, и мои внутренние мышцы начали сжиматься. — Я собираюсь кончить, — захныкала я. — Так сильно, так сильно. Кончи со мной. Кончи в меня... — застонала я, когда меня накрыл оргазм, а он зарычал низко и протяжно, вбиваясь в меня. Изливаясь, его член пульсировал, когда мои мышцы сжимались вокруг него.

Он рухнул на меня, прижимаясь губами к моему потному лбу.

— Боже, ты чувствуешься так хорошо, — прошептала я, закрывая глаза. — Скажи мне, что ты в порядке.

— Я в порядке. — Он поднял голову и посмотрел на меня. — Но раньше я не был. И я должен извиниться за то, что не был честен с тобой. Это было ошибкой.

— Извинения приняты.

Он улыбнулся.

— Ты слишком добра ко мне.

— Я люблю тебя. И однажды я сказала, что дам тебе шанс, когда это потребуется. — Я вздохнула. — Ты можешь рассказать мне, что случилось?

— Да. — Он перекатился на бок и подпёр голову рукой. Во время своего рассказа он играл с моими волосами, накручивая их на свои пальцы.

— Когда я впервые увидел тебя, то по началу всё было довольно хорошо. Я убедил себя, что уединённый образ жизни был единственным способом познать спокойствие, и это казалось верной целью. Но затем появилась ты. — Он улыбнулся. — Ты была как всегда прекрасна, и те старые чувства нахлынули на меня с новой силой, будто никогда и не уходили.

Я покраснела.

— Ты хорошо это скрывал, по крайней мере, сначала.

— Мне пришлось. Ты чертовски напугала меня. Впервые за эти годы я чувствовал себя как никогда сильным, я смирился с одиночеством в своей жизни, а затем вдруг этот красивый ангел появился передо мной — целуя меня. Прикасаясь ко мне. Принимая меня. — Он покачал головой. — Я задался вопросом, что если...

— Я тоже, — сказала я. — Ты был не единственным.

— И этот секс. — Он выдохнул, закрыв глаза. — Чёртов секс.

— Знаю, — прошептала я, тепло покалывало по моей коже. — Меня тоже напугало то, насколько хорош он был.

— Я мог быть с тобой самим собой, ничего не бояться. Это было так невероятно. А после между моими сердцем и разумом разразилась нескончаемая битва — сердце говорило, что мне всегда было суждено быть с тобой, а разум отказывался верить в то, что я был достоин этого. Я был уверен, что причиняю лишь боль женщинам, и я не был способен открыться тебе.

— Но ты сделал это, — сказала я тихо. — Я это почувствовала.

Он кивнул.

— Так и было. Но чем больше я влюблялся в тебя, тем сильнее я боялся потерять тебя — когда, в конце концов, мне удавалось удержать своё счастье? Я не знал, как бы это произошло, но в своём подсознании я всегда был уверен, что ты уйдёшь, или что-то случится с тобой, и это произойдёт по моей вине.

— О, Себастьян. Жаль, что ты ничего не рассказывал мне.

— Я не мог. Особенно не после того, как ты сказала, что любишь меня. Тогда я почувствовал, что должен ещё сильнее оберегать тебя, но в итоге я должен был защитить тебя от самого себя. Я вернулся к своим старым ритуалам и перестал ходить на терапию.

Моё сердце разрывалось.

— Я всё понимала. Но не знала, что делать. И бывали дни, когда всё было так хорошо.

— И правда. — Он посмотрел на мои волосы, переплетённые с его пальцами. — И я должен был поговорить с тобой в один из таких дней — я просто был слишком напуган. И всё дело в том, что ты была права.

— Насчёт чего?

— Что подсознательно я отталкивал тебя своим поведением, потому что тогда, по крайней мере, я был бы готов к этому. Я бы ни за что не стал испытывать ещё одну внезапную, страшную утрату и чувство, когда тебя бросили.

— Ещё одну утрату? — Его слова ранили меня. — Твоя мама.

— Возможно. — Он продолжал смотреть на свою руку, и в свете огня его зелёные глаза оттенка морской волны заблестели. — Я всё ещё работаю над этим. Не думаю, что это стало причиной моего ОКР, но терапия помогает мне увидеть, что страх потери и одиночества причиняет мне много беспокойства и горя, и, возможно, проявляется как поведение, связанное с ОКР. Кто знает? — Он вздохнул. — И не важно, насколько наука продвинулась в изучении мозга, некоторые вещи до сих пор остаются загадкой. Но, думаю, что внезапная и трагическая потеря матери может существенно отразиться на ребёнке. И, когда я понимаю, что выбрал изоляцию и отстранённость от людей, в этом есть смысл. И, наверное, звучит глупо, но я чувствовал, будто заслуживал одиночество. Как наказание. Было ли это наказанием за смерть моей мамы, мои мысли о насилии, моё холодное отношение к женщинам, моё расставание с Дианой... В моей голове всегда находилась причина винить себя в чём-то. Но я больше не хочу быть одиноким. Я хочу быть с тобой.

Моё горло сжалось, и я обняла его за шею, прижимаясь своим телом к нему.

— Ты не одинок, — всхлипнула я. — Я люблю тебя и не позволю тебе быть одиноким. Ты заслуживаешь быть счастливым, Себастьян.

Он притянул меня в свои объятия и откинулся на спину, позволяя мне всплакнуть на его груди.

— Спасибо. Не могу сказать, что со мной будет легко, и я знаю, что будут хорошие и плохие дни, но я обещаю обсуждать это с тобой.

Кивнув, я залилась слезами на приличные десять минут, а он поглаживал мои волосы и потирал спину. Я даже не знаю, почему так долго плакала — от облегчения? От жалости к ребёнку, которым он был? Мужчине, которым он стал? Прижавшись щекой к его груди, я слушала, как бьётся его сердце, и поклялась, что он больше никогда не будет одиноким.

— Ты пойдёшь со мной на терапию? — спросил Себастьян, как только я успокоилась.

— Конечно, — сказала я, подняв голову, чтобы улыбнуться ему. — Мне бы очень хотелось этого.

— Хорошо. — Он вытер мои слёзы большим пальцем. — Потому что я, наконец-то, понял, Скайлар. Ты — любовь всей моей жизни.

— Правда?

— Да. Я провёл почти все свои дни, охваченный сомнениями, не способный доверять себе — измученный тем, что говорил мой разум, и тем, что знало моё сердце. Но на этот раз я чувствую — я знаю — это настоящее. Ты — единственная. — Он улыбнулся. — И это тот самый случай, когда единица всегда будет означать что-то хорошее для меня.

Я засмеялась.

— Я хочу быть единственной.

— Правда? — Он приподнял бровь. — Ведь ты же знаешь, что означает быть моей единственной.

— Расскажи мне.

— Это означает, что я буду целовать тебя дважды каждое утро и каждую ночь. — Он ухмыльнулся. — Это означает, что тебе придётся держать меня за руку, когда мы будем летать во Францию на нашу виллу. — От моего вздоха его улыбка стала ещё шире. — Все эти вечные ценности, Скайлар.

— Я хочу их. — Я тотчас поднялась и поцеловала его. — Я хочу всё это.

Он перевернул меня на спину и посмотрел мне в глаза.

— Тогда переезжай ко мне.

Моё сердце замерло.

— Что?

— Оставайся здесь. Живи со мной.

— Ты серьёзно?

— Да. Я на сто процентов уверен в этом, а сто — это хорошее число.

Я тихо рассмеялась, и слёзы снова наполнили мои глаза.

— Сегодня я слишком много плачу. С чего бы это?

— Я не хочу, чтобы ты плакала. Никогда. — Он поцеловал мои веки.

— Это слёзы счастья, Себастьян. Конечно, я буду жить с тобой.

— Хорошо. — Он опустился, положив голову мне на грудь, и так мы вместе лежали, огонь согревал нашу кожу, наше дыхание было медленным и глубоким. — Слёзы счастья — это хорошо, я могу справиться с этим. И даже если ты будешь плакать от грусти, я также справлюсь. Я буду заботиться о тебе, Скайлар.