— Всё правильно. Лена может бояться и переживать за всех, — вмешался Лелль. — Но ненависть и другие пустые негативные эмоции только ослабят её. Надо быть сильной, чтобы выручить друг друга. Поэтому она спокойна. И права. Потому что, начни она ненавидеть Дира, она спустится к нему. Станет приживалой.

Я вспомнила, как пряталась Лена в магазине, а потом вспомнила её работу, когда она вязала шали — быстро, целеустремлённо. Да, в расстроенных чувствах таких вещей не свяжешь, не создашь. А ведь именно они начали выполнять желания всех, кто был причастен к истории небесных птиц…

— Лелль, что ты делаешь? — внезапно тихо рассмеялась Лена.

Удивлённый Лелль остановил плетение, как сестра остановила вязание, и всмотрелся в рисунок. Заинтригованные, мы с Димычем встали по обе стороны от него. Дети уже улыбались, тоже разглядывая плохо уловимое…

Рваными фотографиями, тонущими в слегка потревоженной воде, а порой вдруг исчезающими, будто это вода мгновенно растворила их, мелькали перед глазами необычные каменные дома, башни высотные площадки на них… Вот с края вязаного полотна свесилась кисть винограда — тяжёлая от густо-лиловых крупных ягод.

Лелль то ли улыбнулся, то ли усмехнулся над собой.

— Скучаю по своим местам…

В наступившем молчании: кто-то вспоминал, а кто-то пытался упорядочить рассказанное, — Димыч встал и ушёл в прихожую. Машинально проследив его уход, я вдруг смутно забеспокоилась. Неясное чувство твердило: мы сделали что-то неправильно.

Небесные птицы продолжали вязание с плетением, так что я, стараясь не показать своего беспокойства, вышла из комнаты.

Стоя в прихожей и ожидая, что скажет брат, приникший к «глазку» входной двери, я пыталась вычленить из последних событий то, что могло меня подспудно взволновать.

История небесных птиц, охватившая события здесь и в их мире. Нет. Здесь, в рассказе, не считая нюансов тамошних обычаев и законов, всё понятно. И впечатления неправильности нет.

События последнего часа? А что мы делали? Многовато чего. Но всё абсолютно верно… Так почему же в душе застыл смутный страх?

Димыч выпрямился и замер, не оборачиваясь, хотя мои шаги он точно слышал.

Потом повернулся, глядя в пол.

— Лидка… Мы дураки.

— Почему? — насторожённо подтолкнула я брата, замолчавшего на полуслове.

— Они знали только, в какой подъезд привезли небесных птиц, — напряжённо сказал Димка. — Они не знали номера квартиры. А мы… этим уксусом подсказали им этаж. Блин… Что делать?

Шестнадцатая глава

Он снова развернулся к двери и неуверенно застыл. Приглядевшись в полутьме прихожей (свет не включали, чтобы по светлому «глазку» из подъездного коридора не было ясно, что в квартире кто-то есть), я заметила, что брат держится за дверную ручку.

— Нет, — тихо, но твёрдо сказала я. — Пока мы болтали, столько времени прошло. Они могли уже и приехать…

— И что?

— Димыч, сам подумай. Если они приехали, ты уж точно не будешь знать, как они захотят проверять подъезд. Может — сверху вниз, а может, наоборот.

— А может, один поедет на лифте, чтобы спуститься сверху, второй — снизу, ему навстречу, — задумчиво после секунд молчания добавил Димка. — А ещё может быть, что их гораздо больше.

— Кстати, ты с мобильником?

— Да. И…

— Димыч, оставь телефон на кухне.

— Не понял, — начал было брат и вдруг рванул мимо меня на кухню.

Дошло до него, что с моего телефона приживалы могут позвонить ему — и тогда уж им наверняка искать не надо будет, где наша «явочная» квартира. А ещё могут позвонить знакомые Валеры — и тоже нечаянно выдать нас.

Сколько неясностей и сколько предположений…

Из кухни мой братишка вернулся насупленный и с пестиком-толкушкой в руках.

— Кажется, Олег выпечкой заниматься не любит, — философски прокомментировал Димыч толкушку в своих руках. И вздохнул: — Для ближнего боя хороша, но я бы предпочёл скалку. Ладно, понадеемся на эффект неожиданности.

Мне вспомнилось, что Димыч — любитель детективных боевиков, что его любимая полка в книжном шкафу — с романами Микки Спиллейна о частном детективе. И уже скептически спросила:

— Делаешь выводы на основании поверхностного обыска на кухне?

— А чего там смотреть… — начал брат и остановился. — Хочешь сказать, что можешь найти что-то другое?

— Ну, у тебя оружие есть. Мне бы тоже не помешало. Тем более наши небесные птицы — явные пацифисты, и от них помощи не дождёшься.

— Кто… мы? — изумлённо спросил Лелль, стоя за нашими спинами.

И тут я поймала его на ситуации.

— Лелль, а откуда вы знаете наш язык?

— Желание, — пожал он плечами. — Достаточно желания, чтобы выучить язык интересной тебе страны. И язык учится быстро. В наших обычных школах русский — один из самых востребованных. Межпространственные границы истончились со стороны вашего государства. Наши соплеменники, приживалы, чаще заинтересованы попасть к вам, потому что были прецеденты, когда они просто вываливались к вам, а миротворцы их потом находили здесь и возвращали — по желанию опять-таки. Вот и учим все: и те, кто хочет жить здесь, и те, кому стало интересно. Но некоторые слова понимаем плохо. Так что это за слово, которым ты нас назвала?

— Это тот, кто против войны, — ответила я. — А некоторые идут дальше и даже не сопротивляются насилию. Проще говоря — Лелль, ты драться умеешь?

— Умею, — неожиданно ответил он.

Мы с Димычем уставились на него. Лелль посмотрел на нас и улыбнулся.

— В старые времена, когда небесных птиц было много, приживалы пытались похищать их — совсем как сейчас. Только похищений было гораздо больше. И тогда небесные птицы придумали приёмы, которые помогали им отбиваться от жадных налётчиков и защищать своих. Да, мы пацифисты. Но было бы глупо сидеть сложа руки и только смотреть, как на твоих глазах увозят похищенных. — И Лелль пожал плечами. — Теперь все эти боевые приёмы входят в комплекс упражнений, которые знает каждая небесная птица. Против двоих приживал мне нетрудно выстоять. Мне трудно выстоять, когда на меня нападают исподтишка. Или сразу вводят яд.

— Здорово, — медленно и с восторгом сказал братишка. — А ты как — руками или каким-нибудь предметом?

— Метровая палка, примерно такой толщины, — кивнул Лелль на металлическую вешалку. — Но могу и без оружия.

— Замечательно, — наконец пришла в себя и я. — В таком случае, мы сейчас всё же обыщем кухню заново.

Много чего не нашли, зато я залезла в нижний ящик газовой плиты и обнаружила там скалку — ровную, правда, но именно ей обрадовался Лелль.

— Слишком толстая и коротковата, — оценил он, — но это ничего.

Он забрал скалку и вернулся в комнату.

Димыч снова занял свой пост возле дверного «глазка». А я быстро оглядела кухню ещё раз, заглянула в холодильник. После чего вымыла найденные фрукты и ягоды, разложив их по салатникам, и, войдя в комнату, вопросительно уставилась на небесных птиц, продолжавших работать вокруг стола.

— Лена, — негромко позвала я. — Вы не хотите сделать перерыв? Столько работать…

Я подошла к столу очень близко. Некоторое время слышала стремительный перестук спиц… И внезапно спицы просто выпали из рук небесной птицы. Поверхность стола они словно клюнули, но очень мягко: громко стукнуть помешало уже вывязанное полотно. Лена стояла, всё так же подняв руки, как будто готовилась схватить спицы снова и вязать, вязать… А потом я заметила, как мелко дрожат её пальцы. И шагнула к небесной птице, чтобы бережно обнять её. Сначала она стояла, жёстко держа прямую спину, а потом расслабилась и вздохнула.

— Пальцы устали, — просто сказала она. — Ты права, надо бы сделать перерыв.

И я приказным тоном велела всем отправляться на кухню.

Честно говоря, я так поверила в мастерство Лены и Лелля, что даже не подумала: оба живые — и, как все живые, могут элементарно устать. До судорог в пальцах. Если быть откровенной, я больше думала о том, что приживалы могут ворваться в квартиру. Да, иногда я пессимистично, безнадёжно могу оценивать положение. Но при этом хотелось бы, чтобы небесные птицы не чувствовали голода. Ведь они тратят свои силы за столом в комнате. Они тратят свои силы на тревожное ожидание, что ждёт их в грядущем. И, даже если их всё равно уведут, так хоть будут не голодными…