Изменить стиль страницы

Напротив шкафа со стеклянными дверцами окно с плотно закрытыми ставнями. Справа и слева от камина две закрытые двери.

Очень даже неплохое жилище для всего лишь ученика, подумала Софья. Надо полагать, в других комнатах картина аналогичная. Дело в богатых родителях? Или Бенедикт сам заработал на жилище в столь юном возрасте?

Едва Софья перешагнула порог, как дверь за её спиной захлопнулась сама по себе, заставив девушку вздрогнуть. Софья повертела головой, высматривая того самого Эдварда, но кроме них с Бенедиктом в комнате никого не было.

— А кто такой Эдвард? — спросила она у мага. — Он спрятался?

— Эдвард мой слуга, — пояснил Бенедикт. Он убрал плащ в шкаф у входа, и, сняв сапоги, сунул ноги в шерстяные домашние тапочки. Софье он протянул точно такие же, только размером меньше. — Он не человек, а созданное мною существо. Что-то вроде голема, только его тело — это сам дом. Двери, окна, пол, крыша, даже мебель — его «руки» и «ноги». Он помогает по хозяйству и в работе. Хотя в последнее время он явно слишком много о себе возомнил и большей частью путается под ногами. Да, Эдвард?

— А? Что? — прозвучал голос из пустоты. — Эдвард занят, оставьте сообщение…

«Ага, значит дом без женской руки! — довольно подумала Софья, любуясь на выданные ей тапочки. — Просто какой-то недопризрак хозяйничает».

Ей, наверное, стоило бы удивится, но, видимо, она уже слишком устала, и все чудеса воспринимала как должное.

— Как-нибудь у меня дойдут руки и я тобой займусь, — пригрозил Бенедикт.

— Давно пора! — заявил Эдвард. — У меня потолок прохудился и каждый раз, когда дождь, крыша протекает! В боку колет, поясницу ломит, опять крысы завелись наверное! А уж какая жуть в погребе разлилась я при даме даже говорить не буду! Не бережёшь ты меня, хозяин! А я больной и на нервах!

Эдвард закончил свой монолог нарочито громким резким звуком, словно сморкался в платок.

Софье захотелось посочувствовать Эдварду, но она даже не знала, что ему сказать. Впервые она столкнулась с… э-э-э, живым домом, который активно жалуется хозяину на жизнь. А уж этот звук, словно он сморкается… Софья на секунду представила антропоморфный дом, высмаркивающийся в платок с размером с простыню… и решила не развивать эту мысль.

— Он, как обычно, преувеличивает, — шепнут Бенедикт Софье. — Любит повыделываться перед гостями. Они к нам не часто заходят. Не обращай на него внимания.

— А? Я всё слышу! — заявил Эдвард. — Шептаться неприлично!

— Приготовь нам лучше чаю, — попросил Бенедикт.

— Ну чаю так чаю… — проворчал дух дома. — Чуть что, так Эдвард, помоги! А как Эдвард не нужен, так сразу не обращай на него внимания…

С каждым словом его голос становился тише, словно Эдвард отдалялся от них, пока не затих окончательно.

— Присядь пока, — Бенедикт указал на диваны перед камином. — Я сейчас вернусь.

— А меня, пока я тебя жду ничего… э-э-э… не тюкнет? — Софья послушно присела на диван.

— Не должно, — Бенедикт впервые за время их знакомства улыбнулся Софье, расплавив весь лёд и все страхи девичьей души. — Но на всякий случай ничего руками не трогай.

Он покинул комнату через дверь справа от камина.

Софья осталась одна. Некоторое время она заворожено глядела, как пляшет огонь в камине, но вскоре это занятие ей наскучило, и девушка принялась вертеть головой по сторонам.

По одному только расположению вещей в комната она поняла, что Бенедикт жуткий аккуратист и педант. Прямо как её дядя, капитан городской стражи. У того дома царит идеальный порядок, каждая вещь на строго отведённом месте. И не дай бог сдвинуть хоть на миллиметр!

Взять, к примеру, шкаф со стеклянными дверцами. Все книги стоят в алфавитном порядке. Фигурки рассортированы в зависимости от размера и материала, из которого сделаны. То же самое с камнями-амулетами. При взгляде на чайный сервиз сразу же представляешь строй идеально вышколенных лакеев, готовых услужить тебе, словно самому Императору.

Самое пристальное внимание Софья уделила портрету над камином. Художник изобразил слегка полноватую даму лет сорока, ещё не до конца растерявшую былую привлекательность. Она стоит на фоне неизвестного Софье города, одетая в ужасно старомодное платье, мило и загадочно улыбается. Пальцами обеих рук она осторожно держит за колючий стебель цветок розы.

В левом нижнем углу портрета Софья заметила надпись, выведенную идеальным каллиграфическим почерком. Читать девушка не умела, но одно слово в фразе она узнала. Слово «Чертянск». Много раз она видела его где только можно и, разумеется, запомнила как оно пишется.

Только город, на фоне которого стоит дама, на Чертянск совсем не похож. Чертянск чёрный и страшный, над ним вечно висит смог, и гордо реет дымный шлейф от труб мануфактур. А этот «Чертянск» намного меньше, нет смога и труб, нет даже крепостной стены. Художник нарочно исказил реальность в угоду красоте?

Впрочем, это мелочи. Самым важным Софье показался символ в конце надписи — сердечко! Сердечко, пронзённое стрелой, выведенное идеально ровно недрогнувшей рукой. Рукой педанта.

Зачем у Бенедикта висят такие портреты? Кто эта толстая… толстая фифа? Кто она Бенедикту? Родственница? Мама, тётя, старшая сестра? А зачем тогда сердечко? Неужели любовница?

Софья аж задохнулась от возмущения. Тут молодая красавица без пары страдает, а он на… сорокалетних фиф краску переводит! Как жить после такого? Лучше бы её тот упырь в подворотне растерзал!

Не успела Софья мысленно высказать всё, что думает о юном геронтофиле, как в голову ей пришла новая мысль. Может, это не дом Бенедикта, а его учителя, главного городского мага? Бенедикт тут просто проживает и работает, как подмастерье в гильдии, помогает своему учителю. А что? Очень даже возможно! Тогда сорокалетняя фифа — просто жена главного мага!

А он не возмутится, что его ученик привёл в его дом какую-то фи… умницу, красавицу и рукодельницу?

Впрочем, что гадать, лучше спросить у самого Бенедикта. Где он, кстати? Вроде бы обещал быстро вернутся.

И тут полная дама на картине подмигнула Софье. Это произошло так быстро, так плавно и так естественно, что девушка сначала даже не поняла, что произошло. Лишь через несколько секунд шестерёнки в голове Софьи закрутились, и девушка уставилась на портрет во все глаза. Но тот больше не двигался.

Показалось?

Софья встала с дивана и, приблизившись к портрету, осторожно потыкала в рамку пальцем. Нарисованная дама хранит молчание, загадочно улыбаясь.

— Воображение, — сказала Софья и мысленно смахнула пот со лба.

И тут портрет снова ожил.

— Ага! Оно самое! — заявила дама и начала выбираться из картины. Её пальцы прошли сквозь границу между нарисованным и реальным миром, обретая плоть и кровь, схватились за раму.

Взвизгнув, Софья отпрянула назад и рухнула на диван. Светлые боги, что за чертовщина?! Может хватит на сегодня?

— Не бойся, моя хорошая! — дама выбралась по пояс. Она продолжала мило улыбаться, что в текущей ситуации придавало её лицу невероятно жуткое выражение. — Я просто заберу себе твоё молодое тело! А ты поживёшь в картине вместо меня! Аха-ха-ха!

— Бенеди-и-и-икт! — завизжала Софья, выставив перед собой подушку, как последнюю защиту.

Послышался топот, дверь с грохотом ударилась о стену, и в комнату ворвался запыхавшийся Бенедикт. Видимо бежал аж со второго этажа, перепрыгивая через ступеньки.

Софья со скоростью, достойной зависти, метнулась ему за спину.

— Что случилось?! — спросил Бенедикт, водя взглядом по сторонам, словно сканируя комнату.

— Картина! Она живая! — прокричала Софья, изучая взглядом лопатки Бенедикта.

— В смысле? — озадаченно переспросил маг.

— Она сказала, что заберёт моё тело!

— Хм… вот так прямо и сказала?

Софья осторожно, словно суслик из норки, выглянула из-за плеча Бенедикта и посмотрела на картину.

Дама вела себя вполне прилично, не шевелилась, как и полагается портрету. В реальный мир не рвалась, мило и загадочно улыбалась. Словно десяток секунд назад вовсе не она грозилась забрать у Софьи тело.