Зейн подошел со спины, но Хадижа точно знала, что это он. Может, виноват аромат сандала, может, звук шагов, почти не слышный, мягкий, словно поступь хищника, походка танцора, но за секунду до того, как он заговорил, мурашки прошлись по спине, от затылка вниз, и, перебежав к животу, скопились где-то у подвздошных впадин.

— Не помешаю? — спросил Зейн.

— Нет, — штрих на листке.

Он садится рядом, так близко, что при желании Хадижа могла бы облокотиться спиной на его плечо, но всё равно осталась сидеть прямо. Девушка слушает шелест страниц, ей любопытно, что он читает, и украдкой поворачивается, чтобы разузнать.

— «Песок и пена» Джебрана Халиля, — ответил Зейн, видимо заметив ее интерес.

— Это тот поэт, которого ты цитировал…

Хадижа смутилась, не зная, как продолжить.

— Когда омывал тебе ноги? — продолжил за нее мужчина.

— Да, — тише ответила она.

— Почитать вслух?

Хадижа согласно кивнула.

Выразительный, глубокий, мужской голос, с нотками бархата, прозвучал в тишине дворика:

— Ты свободен днем, под солнцем, и ты свободен ночью, под звездами. Ты свободен, когда нет ни солнца, ни луны, ни звезд. Ты свободен, даже когда закроешь глаза на все сущее. Но ты раб любимого тобою, потому что ты любишь его. И ты раб любящего тебя, потому что он тебя любит.

Хадижа не знала, сколько слушала чтение Зейна, его голос, уносящий её куда-то далеко, а на листке сами собой выписывались восточные узоры и пески бесконечной пустыни, с вереницами караванов, восточные танцовщицы и сказочные принцы. В какой-то момент девушка облокотилась, почувствовав твердую опору под спиной. В голове проносились образы, разбуженные строками восточного поэта. Хадиже, казалось, что она куда-то уплывает, то ли погружаясь в фантазии, то ли в сон. Неясные образы становились все четче, и вот она стоит на обочине дороги, вокруг лес, но несмотря на это, застывает какая-то нереальная, могильная тишина: ни шороха листвы, ни пения птиц. Неприятный запах жженой резины раздражает обоняние, и Хадижа оборачивается в поисках источника вони.

Автомобиль лежит колесами вверх, которые продолжают вращаться с неприятным шорохом, от двух из них идет едва заметный дым. Девушка вдруг чувствует, что дышать становится тяжело, словно что-то потустороннее сдавливает грудь. Движение в салоне автомобиля, привлекает ее внимание. Хадижа боится туда посмотреть, но и не может отвернуться. Из бокового окна заднего сидения, появляется женская рука, вся в порезах. Хадижа вздрагивает от испуга, и не осознано протягивает свою руку в ответ. Рука женщины исчезает в салоне, на месте ее появляется лицо, бледное, в порезах и ссадинах, на котором ярко выделяются глаза — выразительные, темно-карие глаза, подведенные черным карандашом. Они смотрят с отчаянием неизбежной смерти, со страхом и болью, что Хадиже хочется завыть, хочется открыть эту дверь, раздирая кожу рук в кровь. Желание спасти, помочь успеть захватывает все ее существо, но стоит девушке сделать шаг, как яркая вспышка огня оранжевым пламенем охватывает весь корпус автомобиля.

— Мама! — девушка резко дернулась, открыв глаза, и если бы не мужская рука, вовремя обхватившая Хадижу, то она бы точно упала в воду.

Зейн чувствовал, как Хадижу трясло, словно в ознобе, пальцы побелели в суставах, вцепившись в края альбома.

— Тише, тише, тише, — успокаивал он девушку, — Все хорошо, с тобой все хорошо.

Хадижа задышала ровнее, и пульс её сердца уже не казался таким бешеным, колотящим, почти болезненным.

— Спасибо, — хрипло благодарит она, отстраняясь.

— Что тебе снилось? — осторожно спрашивает Зейн.

Хадижа поджимала губы и качала головой:

— Не помню, — после таких снов не остается ничего кроме головной боли, — Мне казалось, что я закрыла глаза лишь на секунду.

— Держись, я отнесу тебя в дом и попрошу заварить тебе чай, — подхватывая жену под колени, сказал Зейн.

— Ты и так сегодня целый день меня носишь на руках, — смутившись, проговорила Хадижа, желая возразить, но, посмотрев на мужа, который всем своим видом показывал, что она, конечно, может с ним поспорить, но он все равно сделает по-своему, отступила — и спасаешь, — закончила она.

— Приму это за комплимент, — улыбнулся Зейн, — Я поклялся, что буду оберегать тебя, но не прошло и двух недель с нашей свадьбы, как с тобой произошла неприятность. Если, чтобы уберечь тебя, не придется носить тебя на руках всю оставшуюся жизнь, я согласен.

Хадижа не знала, что ответить на это, но улыбнулась, доверительно уткнувшись в грудь мужчины. Было приятно осознавать, что ему не все равно, приятно чувствовать, что о тебе готовы заботиться.

В гостиной уже сидели Латифа с малышом Кави на руках и Самира. Зейн бережно опустил Хадижу в кресло и поприветствовал родственниц:

— Глаза радуются, наблюдая за счастливой матерью и ее детьми, — поклонился он Латифе.

— Спасибо, Зейн, — улыбнулась ему женщина, — Воистину, дети — это счастье.

Самира с Хадижей лишь переглянулись, покачав головой. Дети, может, и счастье, но только тогда, когда они любимы и желанны, а становиться матерью ни та, ни другая еще не хотели.

— Как дела, Хадижа? Что-то ты бледная, — спросила Самира, чтобы свернуть тему материнства.

— Все нормально, просто задремала возле бассейна и чуть не нырнула, — ответила Хадижа, — Спасибо, Зейну, — она посмотрела на мужчину, — Вовремя подхватил.

— С учетом, что это мое чтение тебя усыпило, — пошутил он.

— О, Аллах! — воскликнула Латифа, — может, тогда тебе стоит подняться наверх и отдохнуть?

— После ужина, тетя, — поспешила успокоить ее Хадижа улыбнувшись, — Со мной все в порядке, правда.

Как Хадижа и сказала, после вкусного и по-семейному уютного ужина она поднялась в свою комнату, точнее, ее снова донес на руках Зейн. Стоило мужчине, извинившись спуститься вниз, как Самира забежала в комнату к кузине.

— Зейн с тебя чуть ли не пылинки сдувает, — с хитрой улыбкой воскликнула она, — Я даже немного завидую.

— Он просто обо мне заботится, — возразила Хадижа.

— Ага, а еще он в тебя влюблен, я вижу, как он на тебя смотрит, — фыркнула Самира, — У Зе-Роберту, тоже такой взгляд, — она глубоко вздохнула.

— Скучаешь? — скорее констатировала факт, чем спросила, Хадижа, — Так поезжай к нему!

— Сначала я провожу тебя, — покачала головой Самира, — Ведь ты уезжаешь надолго.

— Но не навсегда же.

— Париж — город любви, — с псевдофранцузским акцентом, продекламировала Самира, — Лямур! Тужур…

— Твой французский ужасен! — засмеялась Хадижа.

— Может, там вдалеке от всех у вас с Зейном, что-то получится, — став серьезной, проговорила Самира.

— Я еду туда учиться, — пожала плечами Хадижа.

— Одно другому не мешает, поверь мне, — ухмыльнулась Самира.

Хадижа вспомнила, как хорошо и спокойно ей было сегодня рядом с ним. Как волна тепла и мурашек охватывала все существо, стоило ему дотронуться до её пальцев; как рада была она тому, что он приехал.

Влюблена в собственного мужа; и все бы ничего, если бы брак не был фиктивным.

Зейн остался с дядей Али, когда все остальные уже вышли из-за стола. Слуги принесли мужчинам кальян, и легкий аромат табака закружил вокруг в медлительном, сонном тумане.

— Что случилось днем? — спросил Али: до мужчины дошли обрывки разговоров, но сути случившегося не знал.

— Я с Хадижей сидел во внутреннем дворе, возле бассейна. Читал ей, и она задремала, буквально на минуту. Видимо, ей что-то приснилось, потому что когда она проснулась, то звала Жади.

Али нахмурился, выпуская кольца дыма:

— Саид говорил, что память девочки медленно, но возвращается.

— Да, — согласно кивнул Зейн, — Хотя сама Хадижа говорит, что не помнит, что ей приснилось. Не думаю, что это что-то хорошее, — вспомнив, какой бледной и испуганной была девушка после пробуждения, констатировал он, — И вообще, она ведёт себя странно: молчаливо, скованно, еще и эта травма. Зачем она пошла в эти развалины?