— Я должна просить прощения у них всех… но сейчас прошу его у тебя. Прости меня, моя маленькая принцесса, за всю боль, за горе, что я зародила в твоей детской, безгрешной душе. За то, что поздно поняла, что именно твоя любовь ко мне и моя любовь к тебе — самое ценное в моей жизни. Ты прощаешь меня?
Хадижа смотрела на маму во все глаза, смотрела и видела в них раскаяние, любовь и благостное смирение:
— Прощаю, — тихо ответила Хадижа.
В ту же секунду ветер, почти утихший, вновь набрал силу, всколыхнув волосы, заставив траву и листву на дереве зашуметь сильнее. Со стороны, откуда пришла Хадижа, наползал белый туман, какой бывает над рекой ранним сумрачным утром.
Перед глазами Хадижи все вдруг поплыло, боль резкой иглой пронзила виски, заполняя собой сознание.
— Мама, — тихо прошептала Хадижа, стараясь удержать теплую ладонь матери в своей.
— Я всегда буду с тобой, а теперь пора… Просыпайся, — голос Жади прозвучал издалека, словно сквозь обволакивающий, толстый слой ваты.
Хадижа открыла глаза и тут же зажмурилась от белого искусственного света ламп, бьющего по сетчатке. Она отвернулась от света и поморщилась — голова болела от любого движения неприятной резкой болью простреливало плечо, также безбожно ныла левая нога. Девушка попыталась пошевелить ей, но та была очень тяжелой. Посмотрев под одеяло, Хадижа убедилась, что нога по колено завернута в гипс.
Очень хотелось пить. Во рту было сухо, язык прилипал к нёбу, а губы потрескались. Хадижа огляделась в поисках чего-то, что помогло бы ей избавиться от жажды. И тут ее взгляд упал на темную фигуру, сидящую в кресле у стены. Пару секунд Хадиже понадобилась, чтобы осознать, что это был Зейн.
Мужчина спал, откинувшись в кресле. Вид у него был слегка помятый, словно он провел в этом кресле не один день. Зейн словно почувствовал на себе ее взгляд и, зашевелившись, открыл глаза. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга.
— Хадижа, слава Аллаху, ты пришла в себя! — Зейн вскочил с кресла и подошёл к кровати. — Как ты себя чувствуешь? — он коснулся лба жены, а потом нежно взял ее за руку.
— Хочу пить, — собственный голос был непривычно хриплым.
— Сейчас, — мужчина нажал кнопку вызова медсестры.
Не прошло и тридцати секунд, как в палату бодро шагая вошла медработник.
— Мадам Шафир, — улыбнулась она Хадиже. — Как вы себя чувствуете?
— Хочу пить, — повторила Хадижа свою просьбу.
— О, да, конечно, — улыбнулась медсестра, подойдя к шкафу, и, достав кувшин с водой, наполнила стакан. Хадижа приподнялась на постели с помощью мужа и, чуть поморщившись, взяла его из рук женщины. — Небольшими глотками, не торопитесь, — предупредила медсестра.
Хоть и хотелось осушить стакан залпом, девушка подчинилась.
— Сейчас придет ваш доктор, — продолжала говорить медсестра. — Осмотрит вас.
Стоило ей сказать эти слова, как в палату вошла женщина средних лет. Пациентка успела заметить лишь волосы, собранные в пучок, и серьезный взгляд поверх строгих очков.
— Добрый день, мадам Шафир. Я ваш врач, доктор Ребер, — она указала на свой бейдж на груди. — Вы были бессознания двое суток, — держа в руках ее амбулаторную карту, сообщила врач. — Во время аварии вы получили сотрясение мозга средней тяжести и перелом голеностопа левой ноги, — указала доктор Ребер на ногу в гипсе. — Но так как вы уже пришли в себя, значит, что опасность, связанная с травмой головы, миновала. Со слов ваших родственников, у вас ретроградная амнезия. Как дело обстоит сейчас? — она внимательно взглянула на пациентку.
— Я все помню, — медленно ответила Хадижа, перебирая в голове свои воспоминания о детстве. — Только голова болит нога и… — она медленно повела плечом.
— Что ж, если боль вам досаждает, я распоряжусь на счет обезболивающего, — кивнула медсестре доктор. — С огнестрелом, вам, можно сказать повезло, пуля прошла на вылет и сейчас самое главное покой, чтобы швы зажили. Мы понаблюдаем за вами неделю, а потом выпишем. Выздоравливайте, — впервые улыбнулась доктор Ребер и вышла из палаты.
— Так ты все вспомнила? — спросил Зейн.
— Да, наверное, — тихо прошептала Хадижа. — Эта авария, — по спине побежали неприятные мурашки от одного воспоминания, — словно шаблоном наложились на ту и в голове что-то щелкнуло.
— И как ты себя чувствуешь?
— Странно, — ответила Хадижа, немного подумав. — Словно туман рассеялся, — упоминание тумана отозвалось в сердце тоской. — Знаешь, обычно воспоминания о детстве тускнеют, а тут они такие яркие, словно все произошло вчера.
Мелодия мобильного прервала их.
— Ас-саля́му але́йкум, Саид, — посмотрев на дисплей, нажал кнопку ответа Зейн. — Вы уже в аэропорту? Хорошо, вас встретит мой водитель. Он знает адрес больницы.
Стоило Зейну положить трубку, как Хадижа набросилась на него с расспросами:
— Отец едет сюда?! Как, когда? Он знает об аварию? А про Самата?
Зейн улыбнулся, наблюдая за ней, такой живой и настоящей, — за эти два дня беспокойство за её состояние вытрепало ему все нервы, хотя врачи и утверждали, что в такой аварии и при таких обстоятельствах девушка еще легко отделалась.
Упоминание Самата заставило Хадижу вздрогнуть и напрячься, словно парень мог войти в дверь палаты все с тем же проклятым пистолетом. Пальцы невольно скомкали простыню. Зейн заметил это и тут же подошел, сев позади Хадижи, на край кровати, и осторожно обхватил ее за плечи:
— Все хорошо, Хадижа. Все закончилось. Самата застрелили полицейские.
Она вздрогнула, услышав это. Ей не хотелось думать о Самате, о том, что произошло, но вдруг в голове четко возникла картина раненого Мерьеля и стоящего над ним Абу Аббаса.
— Мерьель! — Хадижа резко развернулась к Зейну. — Он же не умер?!
— Твой преподаватель? — переспросил Зейн, совершенно забыв про мужчину. — Да, он находится в этой больнице, его, кажется, прооперировали. Он слаб, но жизнь в безопасности.
— Хорошо, — облегчённо выдохнула Хадижа, оперевшись спиной о грудь мужа, и тут же почувствовала легкий поцелуй в затылок.
Мурашки пошли по коже, согревая все изнутри. Все обиды и страдания, связанные с поцелуем с Гаррой, казались далекими и абсолютно бессмысленными. Теперь Хадижа не просто знала, а на себе испытала, что есть вещи гораздо страшнее и больнее, чем подобная ревность. Есть события, которые переворачивают мир, заставляя с ужасом задуматься о том, что ты никогда не увидишь ни семью, ни друзей, ни любимых.
Прижавшись к Зейну еще ближе, она нашла руку мужа и сжала ее сильнее:
— Не отпускай меня.
— Не отпущу, — шепотом отозвался Зейн.
В палату снова вошла знакомая медсестра.
— Мадам Шафир, — она ввела прямо в катетер, где стояла капельница из шприца, лекарство. — Вам вредно утомляться.
Зейн встал с постели жены, помогая ей устроиться поудобнее. Хадижа поморщилась от не слишком приятной процедуры и хотела запротестовать, что нисколько не устала, но тут же почувствовала, как голова становится тяжелой, а боль затихает.
— Она проспит несколько часов, — сообщила медсестра Зейну. — А вы можете пока съездить домой и привести себя в порядок.
— Спасибо, — благодарно улыбнулся Зейн. — Но я в порядке.
— Можете меня не обманывать, мсье Шафир, — покачала головой женщина. — Весь персонал видел, что вы не отходили от постели жены все эти дни, — она наклонилась в сторону мужчины и шутливо добавила. — Если честно, весь женский коллектив ей завидует. И мне бы не хотелось, чтобы вы тоже легли в соседней палате от переутомления.
— Я не смею перечить такой обворожительной медсестре, — поклонился Зейн. — И полностью доверяю главное сокровище моей жизни вашим надежным рукам, — он взял медсестру за руку и оставил на ее тыльной стороне ладони символический поцелуй.
Еще раз взглянув на уже спящую Хадижу, он коротко кинул:
— Скоро должны приехать отец и родственники мадам Шафир.
— Мы позаботимся о них, — уверила его медработник.