— И то бувае, — глубокомысленно изрек старик, — чого быть никогда не може. Жили под одной крышей, а теперь у меня встретились, вот як. Значит, у вас и интересы общие, и поговорить есть про шо, пойду-ка я Анфисе на дворе помогу, а вы покалякайте. — Василий вышел.
— И много ты уже здесь продуктов заработал? — спросил Гошка.
— Хочешь, чтобы я с тобой поделился? — улыбнулся Семен. — Немало.
— Да если серьезно, то я бы не отказался. Только не думай, я не задарма, заплачу, как в магазине, будь спокоен.
— Да сколько тебе одному нужно, Гоша? Какие между старыми приятелями счеты? Бери бесплатно.
— Но ты все-таки не ответил, Семен, сколько дани с этой деревушки собрал?
— И картошка есть, и мука, и жир, они здесь не скупердяйничают. Если пожелаю, так и авансом взять могу. Только если у тебя, Гоша, деньги есть, ты у них и купить можешь, я зондировал почву, они и на шмотки поменять могут, и продать.
— Давай, Семен, я у тебя все оптом куплю, а ты здесь еще останешься и, что нужно, у них возьмешь, а?
— Ты что, Гоша, в торговлю подался?
— Нет, надо нам с тобой, Семен, по душам поговорить, откровенно, да только не на бегу, а обстоятельно. Давай так поступим: сейчас я у тебя все, что есть, заберу и у старика прикуплю маленько. И сразу уеду на зимовье, тут рядышком меня друг-охотник ожидает. Завтра приеду погостевать у деда подольше. Он когда-то просил своей Анфисе зубы вставить, вот мы по случаю с тобой и поговорим. Не возражаешь?
— Странно все это, Гоша, ей-богу, но спорить не буду, коли тебе так захотелось. Знаю, за тобой не пропадет.
— Вот это ты молоток, Семен, правильно дело понимаешь. Ты меня держись, не прогадаешь. Я сам жить люблю и другим дам.
Через час с небольшим Гошка, отказавшись от помощи, ушел в сторону таежной дороги, соединяющей Чертово Улово со всем остальным миром.
— Скажи, Семка, тилькы не бреши, вы с Гошкой договорились здесь встретиться, чи як?
— Как же я мог с ним договориться, если несколько лет его не видел?
Старик недоверчиво поглядел на Семена Жарких, но промолчал.
Действительно, на следующий день после обеда Гошка Налимов снова был в деревне. Он зашел в избу, в которой работал Семен Жарких с дедом, поглядел на их работу.
— Хорошо кирпич кладешь, — одобрил он, — словно бы и на фронте печки клал. А может быть, ты там в хозяйственном взводе был при начальстве? — пошутил он. — Какой-нибудь мужичок за свою бабу и огрел тебя кирпичом? Нет? Может, тогда тебе помочь чем?
— Побереги свои руки, Гоша, — отказался от помощи Семен, — ты по нынешним временам мастер редкий, зубные протезы делать — это не кирпичи класть.
Гошке похвала пришлась по душе. Покрутившись немного возле мастеров, он шепнул:
— Семен, шабашил бы ты сегодня пораньше. Понимаешь, разговор безотлагательный, а здесь ведь словом не перекинешься. Кончай побыстрее, я тебя на берегу буду ждать, возле лодок. Скажи деду, что выкупаться хочешь, на хрена ему все знать.
Через полчаса Семен, несмотря на протесты хозяев и молчаливое недовольство деда Василия, завершил работу. Они почистили инструменты, залили глину водой и налегке вышли из дому.
— Ты, батя, в избу иди, попроси Анфису, чтобы ужин приготовила, а я на речку сбегаю, окунусь разок.
— Берегись, хлопче, нашего Улова. Возле бережка поплескайся и хватит, не таки казаки, як ты, здесь с жизнью распрощались. Гошка на ужин тоже придет?
— Мне откуда знать его планы, дед? Его и спрашивай, да он ведь наверняка уже у Анфисы зубы проверяет.
— Нет от него в цей раз корысти, — недовольно сказал старик, — каже, инструментов с собой не взял, обещал позже заехать. Чего, пытаю, тогда сейчас прикатил?
Гошка Налимов поджидал Семена Жарких на берегу Аллах-Юня. Они отошли в заросли кустарника, присели на камешки.
— Я тебя, Семен, знаю давно и верю тебе.
— Спасибо, Гоша, только что это ты так серьезно начинаешь разговор?
— Видишь ли, то, о чем я тебе сейчас расскажу, ты никогда никому не должен говорить, не то и тебе и мне худо будет. Понял? — заговорил он с растяжкой.
— Пока еще не совсем, ты же о главном пока молчишь.
— Ты слышал о том, что на прииске «Огонек» взяли кассу с золотом и совзнаками?
— Только вчера Василий об этом от соседки узнал. Говорили, что тонну золота будто разбойники хапанули и в тайгу ускакали.
— Что еще болтала?
— Будто в налете участвовало чуть меньше сотни человек, и сейчас их по всей Якутии ищут, сегодня-завтра всех поймают.
— В общем, Семен, набрехала она. Я во время этого налета тоже там был. Золота мы взяли пудов шесть. И было нас куда меньше, а сейчас от десяти человек и вовсе пшик остался, да это не так плохо, сам понимаешь, доля каждого увеличивается. Хочешь нам, Семен, помочь?
— Да ты что, Гошка? Если поймают, меня же вместе с вами расстреляют. Я понимаю, ты хоть за свою долю рискуешь, а я чего же ради голову буду подставлять? Да и чем я вам помочь смогу? Даже не представляю. Нет, Гоша, извини, но на меня, друг, не рассчитывай. Я в Чертовом Улове продуктами запасусь и айда в Якутск на работу устраиваться, жить-то надо.
— Дурак ты, Семен! Да ты за короткое время с нами столько заработаешь, что потом несколько лет сможешь на боку полеживать и в потолок поплевывать. Ты что же думаешь, я о тебе не позаботился? Всех дел-то плюнуть и растереть. Золотом за услуги будем расплачиваться, понял? Зо-о-оло-о-ото-о-ом! А на него, друг ты мой, все на свете можно купить. У нас в отряде мужичок такой есть хитроватый — Сан Саныч, так он говорит, что при желании даже виллу во Франции можно купить.
— Зачем нам твоя Франция сдалась, — отмахнулся Семен, — и вилла тоже. Я здоровьишко подправлю и поступлю учиться. Будет диплом инженера, так не пропаду.
— И на время учебы тебе деньги не помешают, — успокоил его Гоша. — Короче, задача твоя простая: закупить нам побольше продуктов и втихомолочку перебросить нас на ту сторону, а там и об остальном поговорим.
— Золото пудами считаешь, а продуктов нет? Странно как-то.
— Об этом я тебе позже расскажу, поймешь, в чем дело, а сейчас говори, не морочь голову, не тяни за душу: согласен?
— Ради нашей старой дружбы продукты я бы еще мог купить или получить за золотишко в золотоскупке. А переправлять вас как? Собственного парохода у меня нет, лодки — сам видишь, мужики их, как псов, на цепь сажают.
— Это не помеха, приятель. Цепь и сбить при желании можно, а еще лучше, попроси ее у хозяев, дескать, порыбачить хочешь. Тебе они не откажут, ты ведь им услужил. Вот и переправишь нас.
— Чего же ты сам лодку не попросишь? Они и тебе ее дадут.
— Мне здесь открыто больше нельзя появляться, сейчас уйду, и с концом. НКВД меня по приметам уже знает, ищет, а башка у меня приметная, как назло, перед делом голову побрил. Мужики расскажут, что я лодку брал, вот и выйдут на наш след. И за продуктами мне в золотоскупку хода нет, могу спалиться. А тебе чего бояться? Ты перед законом чист, никого не убивал, золота не брал. Если даже поймают, скажешь, что мы тебя заставили или, дескать, не знал, что банде помогаешь.
— Так они мне и поверили.
— Поверили не поверили, а расплатимся с тобой золотым песочком, с учетом дороговизны военного времени. Это я тебе как друг обещаю.
— Не знаю… — все еще сомневался Семен Жарких. — Но если ты настаиваешь… Только вы мне сначала золотишко отдайте, а потом с меня требуйте, идет? — решился все-таки он.
— По рукам, Семен! Я ведь знал, что ты свою выгоду поймешь.
— Что у вас случилось, Гошка, почему вы без жратвы остались?
— Длинная история, приятель, чего ее вспоминать.
— Так куда же нам торопиться? А послушать все же интересно, а, Гошка?
— Мы от прииска «Огонек» через водораздел перевалили и вышли на эту реку, на Аллах-Юнь. Раздобыли большую лодку. Продукты в нее загрузили, сами расселись. Лошадям, конечно, места не нашлось. Так мы двух молоденьких кобыл на мясо зарезали, а остальных в тайге бросили, хоть и жалко было, но что поделаешь. Двинулись тихонько по течению. К тому времени нас уже семь человек оставалось, потому что двое от нас откололись и ушли по Ытыгской трассе, а приятеля моего, Никиту Порхачева, отправили в разведку, и он не вернулся. Может быть, заблудился или на переправе через Юдому утонул, кто его знает.