Они лежали на склоне олбы и, пощипывая травинки, равнодушно глядели в сторону стежки и дальше на сопку, покрытую густым лиственным лесом. Было покойно, тихо, даже ветерок замер.

— Гляди вперед! — толкнул локтем соседа Вахрамеев. — Да тише ты! Раз… два… три… — шептал он, — с десяток будет, а?

С укутанного густым зеленым подлеском залавка — небольшой высокой террасы на склоне сопки — в сторону тропы тихо скользили всадники, ведя на поводу запасных лошадей, нагруженных мешками.

— Наблюдай за ними, в случае чего свистнешь, а я к капитану, он начальник, пускай меры принимает. — И Вахрамеев тихо отполз вниз, где на солнышке нежился Молодцов.

— Товарищ капитан, банда вдет! — тихим голосом доложил он.

— Какая там банда? — умиротворенно потянулся вздремнувший Молодцов. — Опять с панталыку народ сбиваешь? Вот же неугомонный ты какой, Вахрамеев. Придется тебя откомандировать из отряда к чертовой матери.

— Тс-с-с! Не кричите, они рядышком, метрах в пятидесяти отсюда, а может быть, уже и ближе подъехали. Не сомневайтесь, на этот раз я не ошибаюсь. Только вы не высовывайтесь особенно, заметят, — шептал он вслед капитану, вмиг забывшему о дреме.

Молодцов, добравшись до края котловины, осторожно выглянул. И тут же у него исчезли последние сомнения. На стежку, в ту сторону, куда должны были идти они сами, выезжал последний всадник. То, что это воистину бандиты, было понятно сразу. Хорошо вооружены, а последние прямо-таки с армейской выправкой. Вон вроде и Гошка, а тот очкарик похож на Сан Саныча. Положение у капитана Молодцова было — не позавидуешь: оружие внизу, рядом с тропинкой, там же, где-то в кустах, и часовой, а вся его гвардия усталых, вспомнивших о болезнях и возрасте людей сидит в крохотном травяном оазисе и теперь уже не посмеет даже носа показать.

В это время со стороны кустов раздался выстрел. То ли от неожиданности, то ли от того, что стреляли совсем рядом, показался он Молодцову оглушительным. Метнувшись от склона к склону, вернулось эхо — будто второй выстрел, только потише.

— Наш часовой им вслед вжарил, — шепнул оказавшийся рядом Вахрамеев, — молоток парень.

Миг, и на тропе уже никого нет, только еще шевелились на противоположной ее стороне кусты. На минуту снова воцарилась тишина, а затем послышался резким командирский басок:

— Огонь! — раздался оглушительный, нестройный залп. И снова стихло.

— Ну, че, капитан, давай на рывок, к оружию? — по унимался рядом Вахрамеев.

— Какой рывок?! — поникшим голосом ответил Молодцов. — Предупреди людей, чтобы сидели тихо как мыши. Они ведь всех нас, как куропаток, перестреляют, пока до винтовок доберемся.

Но таких отчаянных, как Вахрамеев, в оперотряде больше не нашлось, остальные, безоружные, сами притихли, ни живы ни мертвы, мечтая, чтобы опасность пронесло.

В кустах, где скрылся противник, выждали еще какое-то время, потом раздались звуки раздвигаемых веток, топот, через несколько минут, судя по глухим ударам по твердому грунту, бандиты снова выбрались на тропу чуть дальше; мелькнули под кронами деревьев головы всадников, и вскоре снова воцарилась тишина.

— Фу-у, — вытер мокрый от пота лоб Белохвостов, — а я уже думал, конец, что нам отсюда никогда не выбраться. Повезло!

— Опасливые мужики, — нервно вколачивая кулаком росток крапивы в землю, отметил Вахрамеев. — Нет, чтобы оглядеться, поискать того, кто стрелял, а они пукнули хором да тикать.

— Сами мы хороши. — Молодцов зло заталкивал в кобуру пистолет. — Чуть в штаны не наделали. Это же надо, с такими лопухами связался! Жалко, вы оружие еще на тропе не оставили. Они бы собрали его — на всякий случай, пригодится.

— Да чего вы все ругаетесь, капитан? — огрызнулся Белохвостов. — Ну ладно, мы олухи, годные только в обоз, необученные. Почему же вы нам не подсказали? На то вы и командиром над нами поставлены, чтобы уму-разуму поучить, подсказать.

— Поздно учебой, заниматься, — не успокаивался Молодцов, — нам бандитов ловить надо, а у вас как в пословице: на охоту ехать, собак кормить. Ведь эти субчики почти в наших руках были. Сейчас бы дать отсюда, сверху, залп-другой — и конец банде. Верно умные люди говорят: если не повезет, так это уже всерьез.

— Ну что дальше-то будем делать, капитан? — поинтересовался Вахрамеев. — За ними вслед погонимся?

— Они теперь знают, что здесь кто-то есть, а коли так, то должны поставить на тропу засаду. Нельзя сейчас нам за ними ехать. Останемся здесь ночевать; завтра разведку вперед вышлем, потом и сами осторожненько двинемся.

Не доверяя больше ни Белохвостову, ни кому другому, капитан Молодцов сам выставил караул со всех сторон олбы, тщательно проинструктировал часовых и велел остальным отдыхать.

Тем временем бандиты, подумав, что стрелял случайный охотник, отъехали километров на пять до етёха — старого якутского стойбища, давным-давно оставленного людьми, — и тоже разбили бивак, не желая искать для ночевки места получше. И только недоверчивый, ко всему подозрительный Дигаев не поверил в то, что выстрел мог быть случайным. Вечером, когда солнце закатилось за горизонт, он сам, никому не доверяя, ужом прополз до хорошо запомнившегося места, которое сумел опознать даже в темноте. Неподвижно пролежав в кустах около часа, он заметил и отблески костра, горевшего в ложбине, и часовых, которые, боясь темноты, жались к огню и хорошо выделялись на фоне отсветов пламени. Когда в олбе заскребли ложками и зазвякали котелками, часовые утеряли остатки бдительности, и Дигаеву удалось подойти еще ближе. Он пересчитал людей, вгляделся в оружие, уложенное неподалеку от костра, прислушался к разговорам. Несколько раз его рука тихо сползала к ремню, нащупывая чеку гранаты, но рисковать он не осмелился и убрался к своим. Вернувшись в банду, Дигаев отозвал в сторонку под каким-то незначительным предлогом Сан Саныча и Ефима Брюхатого и поделился тревожной новостью, предупредив, чтобы они ни в коем случае не пугали остальных.

— Так чего ждем, Семеныч? — оживился Ефим Брюхатов. — Подползем к голубчикам, сначала пару гранаток бросим, а оставшихся в живых в шашки возьмем.

— Когда, Ефим, думать научишься не только о сегодняшнем дне? Этих убрать немудрено, но нами в таком случае НКВД займется всерьез. К чему нам тогда это золото, если надежды выбраться из Сибири не будет?

На рассвете, оставив разведчика неподалеку от етёха, банда ушла с тропы. Путая следы, забрели в бадаран — грязевое болото, оттаявшее за весну и половину лета не больше чем на полметра; потом свернули к реке Юдоме и долго искали возможности переправы.

Опергруппа Молодцова переночевала благополучно. Уже утром, незадолго перед тем, как тронуться с места, стоявший на часах Белохвостов, который уже года два благополучно скрывал свою близорукость, обходясь без очков, поднял тревогу и, не дожидаясь, пока остальные займут боевые позиции, на этот раз заранее указанные всем капитаном, выстрелил по бандиту. Не ударили в грязь лицом и другие, буквально изрешетив все кусты возле тропы. Развязке Молодцов уже не удивился. На месте убитого бандита лежал ствол трухлявого дерева, который, при хорошем воображении, издалека можно было принять и за вражеского лазутчика, как и случилось в действительности.

Но не бывает ведь нескончаемой череды несчастий и неудач. Даже в самое дождливое, скверное, холодное лето обязательно выпадет несколько солнечных погожих дней, которые скрасят настроение, пробудят веру в то, что и хорошая погода не за горами, нужно только набраться терпения и еще немного подождать.

Засветило такое солнце и в отряде капитана Молодцова. Уже на выходе из етёха, оставленного бандой утром, проклинавший жизнь Вахрамеев заметил вдалеке шевелящиеся ветви багульника. Пробежал глазами вдоль подлеска, ожидая зеленой ряби от ветра, но ветра не было. Пошептавшись о чем-то с капитаном, Вахрамеев с незадачливым Белохвостовым незаметно отстали, а еще через двадцать минут, завершив благополучное окружение сушняка, группа захватила в плен разведчика банды. На этот раз ошибки не было. Бойцы, как дети игрушку, разглядывали лошадь, на которую радист тут же навьючил рацию с ящиком аккумуляторов; рассматривали винтовку, будто надеялись увидеть какую-то незнакомую систему.