На участке 95-й стрелковой дивизии В. А. Горишного с 8 часов утра шёл жесточайший бой. Командир взвода третьей батареи лейтенант В. В. Владимиров вспоминает: «14 октября ясное утро началось с такого землетрясения, которого мы никогда не ощущали за все бои до этого. Сотни самолётов урчали в воздухе, всюду рвались бомбы и снаряды. Клубы дыма и пыли окутали небо. Дышать было нечем. Все поняли, что немцы перешли в новое мощное наступление. Телефонная связь сразу порвалась. По радио от командира батареи услышали команду: «НЗО-б», «ПЗО-1» и т. д. Эти команды менялись одна за другой. Рискуя каждую минуту жизнью, люди выходили к орудиям и выпускали серию снарядов. Наш наблюдательный пункт батареи оказался в окружении, но командир батареи товарищ Ясько не растерялся. Он всю ночь бил фашистов огнём своей батареи, вызывая иногда огонь на себя, когда фашисты очень близко подходили к наблюдательному пункту, а к утру удачно прорвался из окружения. От бомбёжки и от обстрела у наших орудий осталось по два-три человека, но мы не дрогнули. Командир батареи Ясько был засыпан, многие оглохли, бомбёжка, обстрел не прекращались. Всё горело, всё перемешивалось с землёй, гибли люди, гибла техника, но мы стреляли и стреляли».

Так вели себя в бою артиллеристы, взаимодействуя с другими родами войск.

13 часов 10 минут. Доложили, что на командном пункте армии завалило два блиндажа, есть убитые и раненые.

Около 14 часов прервалась телефонная связь со всеми подчинёнными нам войсками, управление осуществлялось по радио, но и радиостанции работали с перебоями, поэтому приходилось направлять в части офицеров.

В 15 часов танки противника глубоко вклинились в наши боевые порядки. Они вышли на рубеж заводов тракторного и «Баррикады». Пехоту врага, однако, отсекли от танков гарнизоны наших опорных пунктов огнём всех видов оружия. Они, хотя и разрозненные, сражаются и в окружении и сковывают действия врага. Движение танков, лишённых возможности взаимодействовать с пехотой, сильно замедлилось. Некоторые из них остановились и стали неплохими мишенями для наших артиллеристов и бронебойщиков. Всё же к 15 часам танкам врага удаётся пробиться к командному пункту армии. Они очутились от нас в 300 метрах. Рота охраны штаба вступила с ними в бой. Дело шло к тому, что и нам самим нужно было превращаться в бронебойщиков. Иного выхода не было. Мы не могли куда-либо отойти, ибо лишились бы последних средств управления и связи.

В парке, который носил у нас название Скульптурный, было зарыто в землю до десятка танков 84-й танковой бригады. Им было приказано не предпринимать контратаки, а быть в засаде на случай прорыва немцев. В 15 часов волна немецких танков прорвалась к парку, и тут они напоролись на засаду. Наши танкисты били немцев без промаха. Этот опорный пункт гитлеровцы не взяли ни 14, ни 15, ни 16 октября. И только 17-го он был разбит вражеской авиацией, совершившей несколько десятков мощных ударов «юнкерсов» и «хейнкелей» по парку.

Несмотря на колоссальные потери, враг рвался вперёд. Его автоматчики просачивались в образовавшиеся разрывы между боевыми порядками наших частей. За эти дни немцы неоднократно вели бои с охраной штаба армии. К счастью, у Паулюса, как видно, не нашлось хотя бы одного свежего батальона, чтобы захватить наш командный пункт. Скорей всего Паулюс не знал, где он расположен. Думаю, знай он точно, где мы находились, он не пожалел бы для этого целой дивизии.

В 16 часов 35 минут 14 октября командир полка подполковник Устинов просит открыть огонь по его командному пункту, к которому подошли вплотную фашисты и забрасывают его ручными гранатами. Открыть огонь по своему командиру? И всё-таки пришлось генералу Пожарскому дать залп дивизиона «катюш». «Накрыли» огнём фашистов удачно. Их полегло немало.

Для обороны заводов тракторного и «Баррикады» создали отряды из рабочих и охранников. Они с подразделениями войск армии должны были оборонять заводы до последнего патрона. В отряды сталинградских рабочих вступили и защитники Царицына в годы гражданской войны. В большинстве это были коммунисты. Они стали вожаками и проводниками по Сталинграду и по цехам заводов. Их присутствие крепило боевую дружбу бойцов и рабочих. Во второй половине дня 14 октября эти отряды вступили в бой с подошедшими передовыми подразделениями врага. Части и подразделения 112-й и 37-й дивизий вместе с рабочими отрядами тракторного завода уничтожали противника на площади перед заводом и на прилегающих улицах. Части 95-й и 308-й дивизий совместно с вооружёнными рабочими завода «Баррикады» громили противника на улицах, ведущих к заводу. Им помогали танкисты 84-й танковой бригады. Тысячи трупов фашистов покрывали площади и улицы, несколько десятков горящих и разбитых танков перегораживали улицы и проезды. Отдельные подразделения противника время от времени прорывались к берегу Волги, особенно между заводами, но закрепиться там им не удавалось. Артиллерийский огонь с левого берега и дружные атаки наших войск с флангов отбрасывали фашистов назад с большими потерями.

Сила авиационных ударов противника, его превосходство в танках и пехоте привели к тому, что 62-я армия оказалась рассечённой. Участок между тракторным и «Баррикадами» (около полутора километров) прочно контролировал противник. Его огнём простреливались все овраги, выходящие к протоне Денежной. Наши офицеры связи не могли проникнуть к тракторному заводу. Правда, со своего командного пункта мы хорошо видели территорию завода, но не могли наблюдать ожесточённых схваток, которые происходили в его цехах. У нас не было связи с подразделениями, сражавшимися там, и мы не всегда могли им помочь. Единственное, чем мы могли их поддержать, была артиллерия. Управление ею мы не теряли ни на минуту. Судьба подразделений, окружённых на территории заводов, была для нас долгое время неизвестной. Это тяжёлым камнем лежало на моей совести.

В послевоенные годы мне довелось встретиться с двумя участниками этих боев: один высокий, белокурый, со шрамом от пулевого ранения в щёку — Алексей Яковлевич Очкин, второй — среднего роста, смуглый, тоже с шрамом на лице — Борис Васильевич Филимонов.

В батарее лейтенанта Очкина, на которую возлагалась задача оборонять площадь имени Дзержинского и быть готовой к борьбе даже в окружении, имелось три противотанковых орудия и девять противотанковых ружей. В орудийном расчёте на южной окраине площади был юный друг лейтенанта — подносчик снарядов 15-летний Вайя Фёдоров, курносый, подвижный и, как рассказывает Алексей Очкин, драчливый юнец. Он познакомился с ним по пути на фронт, на станции Поворино. Лейтенант заметил отдыхающего на буфере «зайца», подошёл к нему, попытался стащить, а тот, обороняясь, двинул его ботинком в лоб.

   — Чего ты пристал? Хочу на фронт...

Вскоре они нашли общий язык. И теперь здесь, на площади имени Дзержинского, когда после очередной бомбёжки и неравной борьбы с танками в расчётах осталось по два-три человека, Ваня Фёдором стал наводчиком орудия. Наступил критический момент. Танки немцев ворвались на площадь. Вслед за ними к орудию Вани ринулись автоматчики. Алексей Очкин кинулся выручать друга, но его остановил замполит дивизиона Филимоном:

   — Танки справа... Убит наводчик, Ваню уже не спасёшь.

Они считали, что при атаке немецких автоматчиков Ваня погиб. Но мальчик каким-то чудом уцелел. Из ровика, выкопанного возле орудия, он отогнал автоматчиков гранатами. Но танки так не отгонишь.

   — Плетью повисла правая рука Вани, — рассказывает очевидец подвига юного богатыря Борис Филимоном. — Осколок снаряда попал в кисть другой. А к орудию ползли ещё два танка. И тогда из ровика поднялся окровавленный мальчик. Руки перебиты, но есть зубы. В них противотанковая граната. Он упал под гусеницы. Раздался взрыв...

Ване Фёдорову было 15. Всего один день носил он на груди комсомольский билет. Какое же сердце у этого юного богатыря земли русской?!

Прорвавшись к заводу, танки и пехота Паулюса разрезали остатки 112-й дивизии на три части. Одна часть отошла на север и соединилась с группой Горохова в районе Рынок. Другая, возглавляемая лейтенантами Василием Шутовым и Алексеем Очкиным, осталась в литейном и сборочном цехах завода. Третья, которую объединил политработник Борис Филимонов, сосредоточилась в подвалах Нижнего Посёлка, где размещался штаб дивизии во главе с начальником артиллерии подполковником Николаем Ивановичем Годлевским.