Линкольн получил в схватке царапину копьем и теперь отчаянно ругался, обещаясь отомстить за нее. Он мог, пожалуй, считать это уже сделанным, так как успел проткнуть своему противнику руку штыком, и мексиканец уехал с поля битвы одноруким. Но Линкольн не удовлетворился: войдя в кораль, он злобно оглянулся назад и, грозя кулаком, проговорил:
- У, вонючка поганая! Я тебя не забыл. Погоди, мы еще рассчитаемся!…
Несколько человек, в том числе и пруссак Гравениц, тоже были ранены. Убит был лишь один немец. Он все еще лежал на лугу, и длинное древко копья торчало из его черепа… Не далее, как в десяти шагах покоился в своем пестром и живописном костюме его убийца.
Один из гверильясов, падая на землю, запутался ногой в лассо, висевшем у него на седле, и теперь обезумевший мустанг волочил его по прерии. При каждом повороте коня мягкое, словно бескостное тело далеко отскакивало в сторону и валялось там неподвижно, пока лассо, вновь натянувшись, не швыряло его на другое место…
Несколько гверильясов бросились в погоню за конем, а другая группка, пришпоривая своих мустангов, неслась за наш кораль. Взглянув в том направлении, мы увидели высокого рыжего жеребца под пустым седлом, который во весь опор мчался по лугу. С первого же взгляда мы узнали в этом жеребце Геркулеса.
- Ах, черт возьми! Майор…
- Сидит где-нибудь, - отвечал Клейли. - Уж, верно, целехонек. Но куда же, к черту, он запропастился? Конечно, он не выведен из строя и не лежит на лугу, а то мы бы разглядели его тело и за десять километров… Ха-ха-ха! Вон, взгляните!…
И Клейли, держась за бока от хохота, взглядом показал на угол частокола.
Как ни ужасно было все, что мы только что пережили, мне еле удалось удержаться от смеха. Зацепившись поясом за высокий кол, майор висел в воздухе, отчаянно барахтаясь руками и ногами. Туго натянутый его тяжестью пояс впился в тело, разделив его на два больших шара. Лицо майора налилось кровью и было искажено страхом. Он громко звал на помощь, и солдаты уже бежали к нему, но он выворачивал шею, пытаясь заглянуть за частокол, ибо больше всего на свете боялся тех, кто находился «по ту сторону баррикады».
Дело в том, что майор при первом же приближении неприятеля поскакал за кораль и, не находя там входа, встал Геркулесу на спину, чтобы осторожно перелезть через частокол, но, увидев нескольких гверильясов, он бросил поводья и попытался перескочить в кораль.
Зацепившись поясом за острый кол, он беспомощно повис на заборе, причем у него осталось впечатление, что в тылу у него мексиканцы. Но вот его наконец сняли с кола, и он пошел по коралю, изрыгая потоки самой отборной ругани…
Мы все напряженно следили за Геркулесом. Всадники были всего метрах в пятидесяти от него и продолжали наседать, раскручивая над собою лассо. По всей видимости, майору не придется красоваться на своем коне.
Подскакав к опушке. Геркулес вдруг остановился, задрал голову кверху и громко заржал. Преследователи бросили лассо. Два из них, скользнув по голове коня, охватили его за шею.
Тогда могучий конь, как бы понимая необходимость отчаянного усилия, опустил голову к самой земле и помчался во весь опор.
Арканы натянулись струной и лопнули, как нитки; мустанги чуть не упали, а Геркулес несся по прерии, далеко оставив за собой преследователей, и длинные обрывки лассо неслись за ним по воздуху, как вымпела…
Теперь он скакал прямо на кораль. Несколько солдат подбежало к частоколу, чтобы схватить его за узду, когда он прибежит, но Геркулес, завидев в ограде старого друга - коня «дока», громко заржал и, напрягши в отчаянном усилии все свои мускулы, перескочил к нам через забор.
Крик торжества пронесся по коралю.
- Двухмесячное жалованье за вашего коня, майор! - воскликнул Клейли.
- Вот конь - так конь: на вес золота стоит заплатить! - кричал Чэйн.
Со всех сторон на Геркулеса сыпались похвалы.
А его преследователи, не смея приблизиться к частоколу, с сердитыми жестами отъехали обратно к своим товарищам.
Глава XX. ЗА ПОМОЩЬЮ
Я размышлял о нашем положении, которое казалось чрезвычайно серьезным. Мы сидели за частоколом в открытом поле, в десяти милях от лагеря, и не имели ни малейшей возможности пробиться. Я знал, что противники наши не осмелятся подскакать на выстрел, так что обороняться было не трудно. Но как же выбраться из кораля? Как миновать открытое место? Пятьдесят пехотинцев против двухсот вооруженных пиками кавалеристов - и ни одного кустика, за которым солдат мог бы хоть как-нибудь прикрыться от длинного копья и подкованных железных копыт!…
От ближайшего холма нас отделяли километра два, а от него до опушки леса
- столько же. Если бы нам удалось отчаянным напором пробиться на это возвышение, то дойти до леса мы, безусловно, могли, на холме же неприятель имел полную возможность окружить нас со всех сторон и окончательно отрезать. Сейчас гверильясы стояли примерно в четырехстах метрах от кораля. Они были, видимо, уверены, что поймали нас в западню; многие из них спешились и стреножили своих мустангов арканами. Было ясно, что они решились взять нас измором.
В довершение несчастья оказалось, что в корале не было ни капли воды. День стоял жаркий, и после боя всем так захотелось пить, что манерки наши немедленно опустели.
Взвешивая в уме всю опасность положения, я увидел Линкольна, который приблизился ко мне.
- В чем дело, сержант? - спросил я.
- Разрешите, капитан, взять двух-трех ребят и сходить за немцем. Мы доберемся до него раньше этих разбойников.
- Конечно. Но ведь это очень опасно. Труп лежит довольно далеко от частокола.
- Ну, не думаю, чтобы эти молодцы сунулись, - они и так довольно получили. Мы побежим быстро, а ребята могут прикрыть нас огнем.
- Что же, отлично. Ступайте!
Линкольн вернулся к роте и, выбрав четырех самых энергичных и смелых солдат, пошел вместе с ними к выходу.
Я приказал всем прочим собраться у частокола и в случае нападения прикрыть своих огнем. Однако нападения не последовало, Когда Линкольн с товарищами побежал к трупу, мексиканцы зашевелились, но, видя, что помешать смельчакам они все равно не могут, благоразумно предпочли не соваться под наши пули.
Тело немца было принесено в кораль и погребено со всеми воинскими почестями, хотя все мы понимали, что не пройдет и нескольких часов, как его выроют из могилы и бросят на растерзание коршунам. Но с кем из нас не могло через час-другой случиться то же самое?…
- Джентльмены! - сказал я, собрав офицеров. - Кто из вас может предложить какой-нибудь способ, чтобы вырваться отсюда?
- Наш единственный шанс - принять их здесь, - отвечал Клейли. - Четверо на одного…
- Других возможностей нет, капитан! - поддержал его Окс и покачал головой.
- Но они вовсе не собираются драться с нами. Они хотят взять нас измором. Поглядите, они треножат коней. Ведь если мы попробуем вылезть из-за частокола, они с легкостью перехватят нас.
- А не могли бы мы построиться в каре и таким образом перейти поле?
- Что за каре из пятидесяти человек? Да еще против двухсот кавалеристов с пиками и лассо! Они сметут нас первым же натиском. Единственная наша надежда
- продержаться, пока в лагере не обеспокоятся и не пошлют отряд на выручку.
- А почему бы нам не послать за этим отрядом? - спросил майор. У него никто, в сущности, не спрашивал совета, но опасность удвоила его умственные способности. - Почему бы не послать за двумя-тремя полками?
- Кого же вы пошлете, майор? - возразил Клейли, которому это предложение показалось просто смешным. - Разве у вас в кармане спрятан почтовый голубь?
- Как кого?! Да мой Геркулес зайца обгоняет на бегу! Посадите на него кого-нибудь из ребят, и я вам ручаюсь, что он через час будет в лагере.
- Вы совершенно правы, майор! - сказал я. - Благодарю вас за совет. Только бы он добрался до лесу!… Ужасно противно, но это наш единственный шанс!