Хабаровцы, прибывшие в улус, уже не нашли князьцов на старом месте, потому что к тому времени они были угнаны в Маньчжурию. Но в пустых юртах казаки обнаружили «тех служивых людей государевых посланников убитых… многие признаки:…зипунные и штанные и рубашечные и чулочные и сапожные и вершенные обрески, да их же убитых нашли котлы и топоры и сковоротку, и нож и от лядунок наконешники и от натрусок обойки, и от поясов пряжи и запряжники и наконешники и выбойки от пологу, и заболташи пулешные…»[63].
Летом 1654 г. Онуфрий Степанов в одной из отписок сообщал, что хлеба на Амуре теперь стало мало, «потому что которые иноземцы жили по Амуру, и тем иноземцам богдойский царь хлеба сеять не велел, а им, иноземцам, велел сойти к себе на Наун, а иные многие даурские люди на Наун сошли по его велению». Через некоторое время он снова писал в Сибирский приказ, что не нашел на Сунгари дючеров, ранее вносивших государю ясак, потому что «иноземцов, даурских и дючерских людей, богдойский царь велел свести с Великия реки Амура и с низу Шунгала (Сунгари. — Г. Л.) в свою Богдойскую землю… а житья их и юрты богдойский князец Сергудай (Шархуда. — Г. Л.) сожег и до конца разорил. И по улусам, где были пашни, и те улусы пусты и выжжены и севов нет, хлеба не сеяно нигде нисколько»[64].
Убийство Чечигина и его товарищей, сведения о появлении в устье Сунгари войска, насильственный угон населения показывали, что зима 1654–1655 гг. будет очень тяжелой.
Как сказано выше, Зиновьев приказал Онуфрию Степанову к зиме поставить 3 острога и «засесть в них до государева указа». Однако, сообразуясь со своими возможностями и внешнеполитической обстановкой, Степанов не мог разделить войско. Этим бы он оказал маньчжурам большую услугу, дав им возможность по частям разбить отряд. Кроме того, для обороны трех острожков у Степанова не было соответствующего военного наряда — пушек и пищалей. Наряд из одной медной полковой большой пушки и двух пушек малых железных, полученный еще в 1650 г. Хабаровым, так и не был пополнен ни единым стволом до конца пребывания Степанова на Амуре.
Поэтому войско сочло целесообразным силы не дробить, ставить один острог, учитывая при этом его максимальную безопасность и возможность добыть продовольствие. Такое место казаки облюбовали на правом берегу Амура в устье реки Кумары (Хумархэ), по имени которой назвали свой острог Кумарским. Со строительством острога припозднились. Его ставили 2 ноября «по снегу в самый замороз». К этому времени земля уже основательно замерзла. Вместо рубленых стен острог имел врытый в землю двойной стоячий бревенчатый тын. Угловые башни заменили «быками» (контрфорсами). Для лучшего ведения верхнего и нижнего (исподнего) боя в стенах были прорублены бойницы. Чтобы укрепить тын и предохранить его от пушечных ядер, между бревнами засыпали хрящ «с нижнего боя до верха». Вокруг рва набили деревянный чеснок (частокол) из толстых бревен, а между ними скрыли «чеснок железной опотайной», для которого использовали даже вражеские стрелы, воткнутые в землю.
Внутри острога, на случай длительной осады, выкопали колодец. От него проложили деревянные желобы, расходящиеся на четыре стороны для подачи воды к стенам, на тот случай, если неприятель их подожжет. Внутри острога нарубили раскат, куда вкатили пушки. У стен поставили «козы железные» и котлы, в которых ночью жгли смолье для освещения окрестностей и предотвращения скрытого подхода врага и ночного приступа. Чтобы сбрасывать со стен вражеские лестницы и отбивать щиты, в острог принесли все судовые мачты и «дощаничное деревье высокое». Для навального приступа у стен были поставлены кадки, вероятно, с кипятком или смолой. Командовал возведением оборонительных сооружений известный в Сибири градостроитель сын боярский Петр Бекетов. Как видим, казаки приняли все меры предосторожности, и они оказались не лишними.
Ранним утром 13 марта 1655 г. из острога в ближний лес за дровами (по другой версии — за рыбой) вышло 20 человек во главе с Иваном Теленком. В лесу они были схвачены засевшим там передовым маньчжурским отрядом. На их выручку из острога бросилось несколько десятков казаков. Но они опоздали. Их товарищи были перебиты. В это время показалось основное маньчжурское войско. В нем было 10 тыс. человек, набранных, по сообщению русских источников, «из пяти земель». Среди воинов казаки видели дауров и дючеров, до того принявших российское подданство, плативших ясак царю, а теперь насильственно переселенных в Маньчжурию. Мужчин пригнали воевать к Кумарскому острожку, а их семьи оставили в качестве заложников.
Войско подошло организованно, построенное поротно. Вооружение состояло из 15 пушек, многих пищалей и всяческих «приступных хитростей». Здесь были лестницы, на одном конце с колесами, на другом — с гвоздями и крючьями, щиты деревянные на колесах, щиты, обитые войлоком и с баграми железными, арбы, нагруженные дровами, бочками со смолой и соломой для зажигания стен, «мешки с порохом длиной в 15–20 саженей, толщиной в оглоблю», которые подкладывались на большом участке под стену и взрывались, и даже какой-то еще неизвестный русским «острог копейчатый». Общее командование войском осуществлял фудутун Минъаньдали. Помогал ему князец Тагудай прозвищем Ежер.
Онуфрий Степанов имел в отряде не более 513 человек. Костяк отряда — 250 человек составляли казаки, служившие в свое время с Хабаровым. С ними в осаду сели 160 служилых людей-годовальщиков, набранных в Тобольске, Тюмени, Верхотурье, Сургуте, Туринске, Верхоленске и пришедших с Зиновьевым, а также 45 казаков из отряда Кашинца и 58 казаков из Енисейска (из них 28 человек пришло с Бекетовым). Вооруженному до зубов 10-тысячному войску и его 15 пушкам они могли противопоставить 3 пушки, сотню пищалей, холодное оружие, хитроумную фортификацию своей крепости, военную смекалку да отчаянную храбрость.
Сначала маньчжуры предложили казакам сдаться. Они послали переводчика, который зачитал им указ маньчжурского наместника. В награду за измену и переход на сторону неприятеля казакам сулили сытую жизнь в Маньчжурии, жалование «златом и серебром», «женок прелестных и красных девиц». Однако, «не прельстясь ласковым словам и посулам», казаки со стены своей крепости дружно закричали в ответ, чтобы богдойское войско отъезжало прочь от Кумарского острога.
Видя, что испугать или подкупить казаков невозможно, маньчжуры стали готовиться к штурму. Свои 15 пушек они расставили по окрестным холмам и открыли из них огонь. Одна из батарей, оснащенная несколькими орудиями, находилась на сопке высотой в 40 саженей на противоположной стороне реки и оттуда на расстоянии 450 саженей простреливала берег, затрудняя тем самым казакам подступы к воде. Остальные батареи стреляли по городу на расстоянии 150 саженей. После кругового артиллерийского обстрела маньчжуры бросились на приступ, но были остановлены ответным огнем.
В течение последующего времени вплоть до 24 марта город днем и ночью подвергался систематическим бомбардировкам, чередующимся с приступами. 20 и 24 марта были для его защитников особенно тяжелыми. 20 марта маньчжуры смогли настолько приблизиться к городку, что установили свою батарею на расстоянии 70 саженей. Оттуда они осыпали осажденных не только пушечными ядрами, но и специальными зажигательными снарядами, прикрепленными к стрелам. Однако, несмотря на, казалось бы, безвыходное положение и бессмысленность сопротивления, русские упорно отстреливались и постоянно наносили неприятелю урон в живой силе.
24 марта после оглушительной канонады, которая продолжалась день и ночь, маньчжуры предприняли самый жестокий «навальный» приступ. Они взяли городок в кольцо, чтобы «давом его задавить». В этот день они придвинулись вплотную к надолбам и, прислонив к ним свои щиты, стаяли вести прицельный огонь по стенам и бойницам. Сюда же были стянуты арбы с зажигательными материалами, лестницы и прочее приступное оборудование. Однако бросившиеся было между надолбами по команде Тагудая маньчжуры «покололись на чеснок». Произошла заминка. Пока враги разбирались, в чем дело, казаки предприняли неожиданную вылазку, отогнали неприятеля, отбив у него 2 пушки, множество приступных снарядов и захватив несколько пленных из числа раненых. В тот день маньчжуры понесли самый значительный урон в живой силе. Всю ночь под прикрытием темноты они собирали трупы, свозили их к себе в лагерь и там, по своему обычаю, сжигали.