Что же касается второй просьбы Хабарова, то Сибирский приказ ее игнорировал. Он даже не счел возможным уменьшить долг землепроходца казне.
В Москве Хабаров, очевидно, находился до осени 1655 г. Как раз 20 августа 1655 г. в Сибирском приказе был решен вопрос об организации Амурского воеводства и назначении туда первым воеводой Афанасия Пашкова, занимавшего до того воеводскую должность в Енисейске. Несомненно, что в процессе подготовки этого вопроса Сибирский приказ получал кое-какие советы и у Хабарова. Доказательство тому — упоминание его имени в наказной памяти, составленной для Пашкова.
Однако самого Хабарова на Амур больше не отпустили. Он должен был ехать в Илимск, в гарнизон которого был зачислен. В столице считали, что Ерофей Павлович закончил свою миссию на Амуре и теперь управление присоединенным им краем должно быть передано царскому воеводе, перевод которого из Енисейска в Даурию намечался на весну 1656 г.
По пути из Москвы в Сибирь Ерофей Павлович заехал в Устюг Великий, где он оставил часть своего товара. Какое-то время он занимался там своими торговыми делами, расплатился с окольничим Соковниным и другими заимодавцами, а затем, затосковав по сибирским просторам, вновь вернулся на Лену.
СУДЬБА ХАБАРОВСКОГО ВОЙСКА
Что же происходило на Амуре в это время? Хабарова не покидали мысли об оставшихся товарищах, и не будь он неожиданно отозван в Москву, их судьба стала бы его судьбой.
После отъезда Хабарова Онуфрий Степанов собрал войсковой совет. Было решено плыть в устье правого притока Амура — Сунгари. Здесь надеялись раздобыть хлеб и строевой лес, сделать 5–6 дощаников, разместить на них 180 служилых людей — годовальщиков, оставленных Зиновьевым, и хлеб. Поход оказался удачным. Хабаровцы получили у дючеров хлеб, собрали с них большой ясак, нарубили лес, соединили его в. плоты и двинулись вниз по Амуру.
Не доплыв до Гиляцкой земли, они зазимовали. Зимовку заполнили пушной и рыбный промыслы, а также сбор ясака. Его собирали и с вновь приисканных дючерских родов, и с тех из них, кто его вносил уже 3–4 года. Правда, без ясачных книг, увезенных Зиновьевым, отличить старых и новых плательщиков ясака было трудно, и дючерам верили на слово.
Весной, когда Амур очистился ото льда, хабаровцы построили новые, починили старые дощаники и пошли вверх по его течению. 20 мая недалеко от устья Сунгари они встретили отряд из 52 человек по главе со служилым человеком Михаилом Артемьевым Кашинцем. Впервые Кашинец появился в отряде Хабарова в 1650 г. В 1652 г. он был послан с Амура с отписками в Якутск. Теперь Кашинец привел подкрепление. В его отряде оказались два казака, отпущенных в сентябре 1653 г. Онуфрием Степановым в качестве провожатых Зиновьева от устья Зеи до Тугирского волока. Они рассказали, что зазимовали на Тугирском волоке, а весной 1654 г. по приказанию Зиновьева вместе с остальными провожавшими его амурскими казаками отправились обратно к Степанову. Порох и свинец Зиновьев так с ними и не послал, а только дал отписку для Степанова. В пути казаков постигла беда. Их утлое суденышко, затертое в устье Урки льдом, перевернулось. В водовороте утонули 6 человек, в том числе и тот, у кого была отписка. Из ледяной воды чудом удалось выбраться только Втору Теленкову и Ивану Юрьеву. Голодные и замерзшие, они кое-как связали в плотишко несколько бревен и, вверив себя судьбе, пошли вниз по течению Амура. Здесь их заметили и подобрали люди Кашинца.
Этой же весной к хабаровцам присоединилось 30 енисейских казаков, строивших по поручению Петра Бекетова Нерчинский острог. Свой приход в отряд казаки объяснили тем, что у них кончились хлебные запасы и начался голод. Онуфрий Степанов, заинтересованный в численном росте отряда, принял их. Вместе с енисейскими казаками отряд стал насчитывать 502 человека.
20 мая 1654 г. отряд вошел в Сунгари для сбора ясака и пополнения хлебных запасов. 16 дней продолжалось это плавание. Только три дня дул попутный ветер, и тогда «бежали под парусом». Остальное время шли на веслах против течения, «с великою нужою». Как и осенью 1653 г., с дючерского населения собрали большой ясак.
Дючеры же предупредили казаков, что навстречу им по Сунгари идет регулярное маньчжурское войско, спешно посланное из Нингуты по распоряжению военного наместника Шархуды. Встреча с войском произошла 6 июня 1654 г. Богдойская большая ратная сила была вооружена «огненным стройным боем» — пушками и пищалями. Конники шли берегом, а пешие плыли навстречу хабаровцам в легких стругах.
Войско делилось на роты, которые имели своих командиров. У каждой роты было знамя своего цвета: белого, черного, красного, желтого. Цвету знамени соответствовал цвет формы воинов, сшитой из камки. Такого же цвета на щитах у воинов были набиты «искряки» — сверкающие эмблемы в виде драконов.
Маньчжуры поставили свою артиллерию под прикрытие срочно построенных береговых укреплений и из-за них стали обстреливать русскую флотилию. Ядра их пушек летели на расстояние 2 и более верст. 3 русские пушки ударили ответным огнем. Не рискуя подставлять борта крупных судов под пушечные выстрелы, хабаровцы пересели в легкие струги и отогнали неприятельские лодки, заставив маньчжурскую пехоту высадиться на берег. Маньчжуры укрылись за ранее подготовленными турами и рвами. Казаки попытались выбить их из-за укреплений. Несколько раз они ходили в атаки, надеясь в рукопашном бою выиграть сражение. При штурме многие из них были жестоко переранены. Так как соотношение людской силы было не в пользу казаков, а порох и свинец подходили к концу, они сели в дощаники и отошли на Амур.
Через некоторое время в Дючерской земле к отряду присоединилось 16 служилых и 12 вольных казаков — всего 28 человек, во главе с сыном боярским Петром Бекетовым, пришедшим на Амур по Шилке. Все лето казаки собирали ясак среди дючерского населения. 2 августа 1654 г. с Амура, минуя Якутск, ими были отправлены в Москву отписки и ясачная казна — 28 сороков соболей, 6 шуб собольих, 2 лисицы черные. В составе лиц, сопровождавших оказию, был брат Ерофея Никифор. С большим трудом он отпросился у Онуфрия Степанова хлопотать о жалованье, которое ему не выплачивалось с 1651 по 1654 г. Но главной причиной отъезда было желание узнать о судьбе брата и при случае помочь ему.
Осенью 1654 г. от дючеров Онуфрию Степанову стало известно, что по приказу богдойского царя в устье Сунгари вновь появилось 3-тысячное маньчжурское войско. Ходили упорные слухи, что зимой оно будет доведено до 5 тыс. человек, а может быть, и больше. Обстановка осложнялась еще и тем, что на протяжении 1654–1656 гг. администрация Нингуты, угрожая амурскому населению очередным погромом, стала насильственно переселять сначала дауров, а затем дючеров и гогулов на территорию Маньчжурии. Как отмечает Г. В. Мелихов, в этот период политика угона населения маньчжурами приняла новый аспект. Угоны совершались уже не только ради умножений живой силы своих войск. Маньчжурские правители полагали, что если на Амуре не будет хлеба и людей, платящих ясак, то этот район потеряет для России всякое значение и русские его покинут. Однако маньчжурская администрация не учитывала, что для России главный смысл приобретения Приамурья заключался не просто в получении ясака и, следовательно, в эксплуатации коренного населения, а в первую очередь в хозяйственном освоении этого края: постройке городов, заведении хлебопашества, добыче полезных ископаемых, развитии промыслов, ремесел, торговли. И подобно тому, как это было повсеместно в Сибири, коренное население Амура обязательно втянулось бы в процесс разносторонней хозяйственной деятельности, причем без какого-либо давления со стороны русских. Освоение русскими Амура было уже начато и продолжалось, несмотря на большие внешнеполитические трудности, создаваемые постоянной угрозой маньчжурских вторжений.
С фактом переселения дючеров в Маньчжурию Онуфрий Степанов впервые столкнулся, выясняя сведения о судьбе посланников Третьяка Чечигина и его товарищей, которых должны были проводить до маньчжурских рубежей дючерские князьцы Ортока и Есюня. Как выяснилось от очевидцев, в обстановке угроз, запугивания и сгона населения со стороны маньчжуров дючерские князьцы не рискнули показать свое расположение к русским, «вести богдойскому царю про посланников не дали» и убили Третьяка Чечигина, Василия Панфилова, Ивана Шипулина, Василия Иванова и Томила Васильева у себя в улусе. Грамота, отправленная с ними к царю Шамшакану (императору Шуньчжи), так и не была доставлена по назначению.