— Все доставят самое позднее в понедельник. До Рождества останется еще целых два дня.

— Хорошо. Я не хочу вас сильно беспокоить.

Тереза затянула узел на упаковочной ленте, которой она обернула коробку с куклой, но таинственным образом узел развязался.

— Нет! — выдохнула она. В замешательстве, настолько глубоком, что у нее не осталось оправданий, она завязала узел под взглядом женщины.

— Отвратительная работа, да?

— Да, — Тереза обернула квитанции наложенных платежей вокруг белой ленты и сколола их булавкой.

— Простите, я вас совсем замучила.

Тереза бросила на нее взгляд, и к ней вернулось ощущение, что она ее откуда-то знает, что женщина вот-вот раскроется, и тогда они вдвоем рассмеются и все поймут.

— Вы меня не замучили. И я точно знаю, что покупки доставят в срок. — Тереза посмотрела через проход, где раньше стояла женщина, и увидела крошечный листок зеленой бумаги, все еще лежавший на прилавке. — Вы действительно должны сохранить ту квитанцию наложенного платежа.

Сейчас ее глаза преобразила улыбка, и в них заблестел серый, прозрачный огонь, который был Терезе почти знаком, который она почти могла распознать.

— Я получала заказы и без них. Я всегда их теряю, — женщина наклонилась, чтобы подписать вторую квитанцию наложенного платежа.

Тереза смотрела, как она уходит — так же неторопливо, как и пришла, видела, как она, проходя мимо еще одного прилавка, окинула его взглядом и два или три раза хлопнула черными перчатками по своей ладони. Потом она исчезла в лифте.

А Тереза повернулась к следующему клиенту. Она работала терпеливо, без устали, но у цифр, которые она выводила на квитанциях, появились слабые хвостики в тех местах, где судорожно дергался ее карандаш. Она сходила в кабинет мистера Логана, и это, казалось, заняло несколько часов, но когда она посмотрела на время, то выяснилось, что прошло только пятнадцать минут, и теперь пора было умываться к обеду. Она оцепенело стояла перед вращающимся полотенцем, вытирая руки, чувствуя что не принадлежит никому и ничему в этом мире, чувствуя себя отдельной от всех. Мистер Логан спросил ее, хочет ли она остаться у них после Рождества. Она могла бы получить работу внизу, в косметическом отделе. Тереза сказала: «Нет».

В середине дня она спустилась на первый этаж и купила открытку в отделе поздравительных открыток. Это была не очень интересная открытка, но, по крайней мере, она была простой, в сдержанных сине-золотых тонах. Она стояла, занеся перо над открыткой, думая, что же такое написать — «Вы великолепны» или даже «Я люблю вас» — и в итоге написала быстро, мучительно скучно и безлично: «Сердечные поздравления от универмага „Франкенберг“». Вместо подписи она добавила свой номер 645-А. Потом она спустилась на цокольный этаж в почтовое отделение и застыла над ящиком для писем, вдруг лишившись смелости при виде собственной руки, удерживавшей наполовину просунутое письмо в прорези ящика. И к чему это приведет? В любом случае через несколько дней она собиралась уволиться из магазина. Будет ли миссис Х.Ф.Эйрд не все равно? Светлые брови, наверное, немного приподнимутся, она посмотрит секунду на открытку, а затем забудет о ней. Тереза бросила открытку в ящик.

По дороге домой к ней пришла идея сценической декорации, интерьер дома, вытянутого больше в глубину, чем в ширину, и все сводится в центр, от которого по обе стороны разбегаются комнаты. Сегодня вечером она хотела начать делать картонную модель, но в итоге успела только прорисовать ее в карандаше. Ей хотелось с кем-то повидаться — не с Ричардом, не с Джеком или Алисой Келли с нижнего этажа, а может быть, со Стеллой, Стеллой Овертон, театральной художницей, с которой она познакомилась в первую неделю своего пребывания в Нью-Йорке. Тереза вдруг поняла, что не видела ее с тех самых пор, как та пришла на коктейльную вечеринку, которую устраивала Тереза, когда переезжала с прежней квартиры. Стелла была одной из тех, кто не знал ее нынешнего адреса. Тереза уже спускалась к телефону в холле, когда услышала короткие быстрые звонки в ее дверь, что означало, что ей кто-то звонил.

— Спасибо, — крикнула Тереза миссис Осборн.

Это был привычный звонок от Ричарда, как обычно, около девяти утра. Ричард хотел знать, пойдет ли она в кино завтра вечером. Картина шла в Саттон, и они еще ее не видели.

Тереза сказала, что она ничего не собиралась делать, но она хотела закончить наволочку. Алиса Келли сказала, что она может спуститься и воспользоваться ее швейной машинкой завтра вечером. И кроме того, она должна была вымыть голову.

— Вымой ее сегодня вечером и встретимся завтра, — добавил Ричард.

— Слишком поздно. Я не могу спать с мокрой головой.

— Я сам помою ее тебе завтра вечером. Мы не будем пользоваться ванной, обойдемся парой ковшей.

Она улыбнулась.

— Думаю, лучше не надо.

В прошлый раз, когда Ричард мыл ей голову, она упала в ванну. Ричард изображал, как вода утекает в сливное отверстие, вращаясь и булькая, и она так смеялась, что ее ноги сами разъехались на полу.

— Так что насчет того, чтобы сходить на художественную выставку в субботу? Она открыта в субботу после обеда.

— Но в субботу у меня рабочий день до девяти. Я не смогу освободиться раньше, чем в девять тридцать.

— О. Хорошо, я покручусь в школе и встретимся около девяти тридцати. На углу Сорок четвертой и Пятой. Хорошо?

— Хорошо.

— Есть что-нибудь новенького сегодня?

— Нет. А у тебя?

— Нет. Завтра я займусь бронированием каюты. Я позвоню тебе завтра вечером.

Тереза так и не позвонила Стелле.

Следующий день был пятницей, последней пятницей перед Рождеством, и самым оживленным днем по мнению Терезы, с тех пор как она работала в Франкенберге, хотя все говорили, что завтра будет еще хуже. Толпы людей угрожающе наваливались на стеклянные прилавки. Покупателей, которых она начала было обслуживать, унесло, и они потерялись в вязком потоке, заполонившем проход. Было невозможно представить еще большее скопление народа, но лифты продолжали извергать из себя людей.

— Я не понимаю, почему они не закроют двери внизу! — заметила Тереза мисс Мартуччи, когда они обе наклонились к полке с товаром.

— Что? — ответила мисс Мартуччи, не расслышав.

— Мисс Беливет! — закричал кто-то, и свисток взорвался трелью.

Это была миссис Хендриксон. Сегодня, чтобы привлечь внимание, она свистела в свисток. Тереза пошла к ней мимо продавщиц, перешагивая через пустые коробки на полу.

— Вам звонят, — сказала ей миссис Хендриксон, указывая на телефон, расположенный на столе для заворачивания покупок.

Тереза беспомощно всплеснула руками, но миссис Хендриксон так торопилась, что не увидела. В такой суматохе невозможно было что-то разобрать по телефону. И она знала, что это, вероятно, веселится Ричард. Как-то он уже ей звонил и раньше.

— Алло? — произнесла она.

— Добрый день, это коллега шесть сорок пять А, Тереза Беливет? — спросил голос оператора сквозь щелчки и жужжание. — Говорите.

— Алло? — повторила она и едва услышала ответ. Она стащила телефон со стола и унесла его в кладовую в нескольких шагах оттуда. Длины провода не хватало, и ей пришлось опуститься на пол. — Алло?

— Здравствуйте, — произнес голос. — Что ж… я хотела бы поблагодарить вас за рождественскую открытку.

— О. Ой, вы…

— Это миссис Эйрд, — сказала она. — Вы — та, кто прислал ее? Или нет?

— Да, — сказала Тереза, неожиданно застыв от чувства вины, как будто ее застали на месте преступления. Она закрыла глаза и сжала трубку, перед ней возникли умные, улыбающиеся глаза, какими она видела их вчера.

— Мне очень жаль, если я вас побеспокоила, — сказала Тереза машинально, таким голосом, которым она говорила с клиентами.

Женщина рассмеялась.

— Это очень забавно, — сказала она непринужденно, и Тереза уловила ту же манеру слегка проглатывать звуки, которую услышала вчера, которую полюбила вчера, — и улыбнулась сама себе.