«Нужно сделать это быстро, пока я не нашла повод избегать это».

— Микал?

— Да?

— Этой ночью будет удар на поражение.

Он сверкнул белыми зубами в улыбке.

— Да, Прима.

Край Уайтчепла уже был с зеленым, туман сгустился до супа. Эмма могла отодвинуть вуаль, и глаза не жалило, но она решила так не делать. Микал тенью двигался рядом с ней.

Туман покрывал все поверхности, прохожие становились силуэтами из подземного мира, как из Великих текстов, а фонари — шариками света.

Переулки были уже в жиже, и доносились сдавленные звуки. Тихий крик впереди рассеялся среди теней, но когда они доехали до угла, осталась лишь дымящаяся кровь на камнях, Короста питалась ею.

Эмма шла дальше, корсет и сапоги давили, напоминая, что она не ребенок.

Она знала, что Микал рядом. Во тьме мелькали измененные конечности, осторожные взгляды, как у крокодилов в Ниле, и сияние газовых ламп отражалось от ножей. Она не приближалась, хотя Микал коснулся ее локтя, прошел к краю переулка, где она стояла, спокойно дыша, обучение впивалось когтями в ее органы, тело узнавало запах опасности.

Сияние отступило, но Микал еще стоял, плечи выражали нежелание двигаться дальше, но и отступать не хотел. Тихий язык, который понимали ножи Уайтчепла.

Он расслабился и прошел к ней. Она продолжила без слов.

Блайталлен, где пропал Кендалл, отличался ночью. Ее лодыжки болели от скользящих шагов, позволяющих не упасть, жижа сгущалась. Тьма была живой, почти непроницаемой, и Эмма не могла решить, быть ли ей благодарной за то, что она не видит гадость под ногами. Это было неожиданно для той, кого даже свеча слепила, но это использование эфира делало визит в эту дыру легче.

Немного легче.

Ее ладонь в перчатке вытащила восковой шарик. Она сжала его в кулаке. Микал быстрыми пальцами обвил шелком ее кулак и взглянул на ее лицо. Он видел в этом репродукцию Стигии?

— Вы…

Он хотел спросить, уверена ли она? Готова ли? Эмма покачала головой, кудри задели ее плечо, туман шуршал, скользя по Коросте. Порой он касался жижи и отступал, пока поверхность жадного обитателя Уайтчепла рябила.

Она открыла рот для меньшего Слова, что выпустит Сочувствие.

Но не произнесла, эфирная сила спуталась и зарычала под поверхностью мира, Микал зажал свободной рукой ее рот, вскинул голову быстрым и неправильным движением.

Быстрые и легкие шаги. Что это? Она приготовилась, Микал убрал руку, и они связались — кулон на ее шее сиял едким зеленым светом, что становился ярче из-за приближения звука. Жижа не падала с плеском с обуви, не было умелого скольжения, не нарушающего поверхность Коросты, чтобы двигаться быстро.

«Что за…».

Это вырвалось из мрака в конце переулка, и Микал взмахнул ножами.

Движение, треск — и ее Щит отскочил, скользя на жиже.

Там был хлыст. Эмма прищурилась, глядя на невидимые нити. Эфир странно резонировал, сжимался, и она глубоко вдохнула, а Микал отлетел в дверь с жутким хрустом.

Короста сжималась и дымилась, отползая от высокой фигуры с квадратной головой — у нее была шляпа кучера и хлыст для спин механических лошадей.

У нее были доли секунды, чтобы решить, что это за существо, оно прыгнуло к ней. Морок мог убить, если верить в него: привязанный дух или чары сильно ранят ее, если создатель вложил достаточно эфирной силы, манекен ранит только физически, а иллюзия не ранит. Было много категорий, и она почти опоздала.

Микал издал сдавленный вопль, но Эмма расставила ноги, кулон и два кольца на левой руке заискрились, кровавый гранат в золоте и дешевая медь со стеклом, но ярко сверкающим от эфирной силы.

Лиловый цветок появился между ней и существом в облике кучера: магия расширилась, как нарисованный веер. Слово вылетело резко из ее горла, это было не Исцеление, не Поломка, не Узы. Нет, она выбрала другой Язык, не ее Дисциплины.

Именование не принадлежало ни одной Дисциплине. Оно описывало, но таким был закон волшебства: Воля делает Имя.

Если бы она не была Примой, может, не смогла бы заставить существо на время принять облик, что подходил ее целям. Слово извивалось, существо билось с ее желанием придать ему облик, и эта борьба дала ей намеки о его природе.

Но только намеки.

«Необычное чудище».

Оно ударилось о ее лиловый щит, отодвинув Эмму, ее пятки оставили длинные ямы в Коросте. Ладони в перчатках взлетели, рисуя сложный узор, и лиловый свет развернулся, как веер. Край резал, и вой существа сдул ее волосы, трещал на ее накидке, жалил слезящиеся глаза.

Она игнорировала раздражение. Это был кучер, его желто-красный полосатый шарф закрывал пустоту на месте лица, высокий воротник тоже прикрывал лицо, пальто хлопало, потрепанное и зашитое в нескольких местах игломантом. Но его обуви засох навоз и грязь. Шляпа была хорошего качества, с черным пером, лилово-золотой вышитый пояс был вспышкой цвета. Наряд говорил, что это слуга, а не наемник, и кто наряжал бы такое существо в ливрею, чтобы его опознали? Одежда точно была забрана с трупов.

Он упал на камни в жиже. Поднялся жуткий пар. Его пальцы прорвали шерстяные перчатки, были слишком длинными и бледными, на каждом был лишний сустав, который помогал держать нож.

Или хлыст, что стукнул о камни рядом с ним.

Эмма вскинула голову, плавно вернула веер-щит. Существо потеряло преимущество внезапности, она отбила атаку. Но куда делся Микал, и что это было за создание?

Оно шипело, терзало почерневшие камни искаженными руками, чтобы найти оружие, и Эмма обрадовалась, что Клэр уже не занимался этим делом. Существо сжалось и бросилось на нее с нечеловеческой скоростью.

Глава двадцать девятая

Ребенок в лесу 

В Лимхоссе, как и говорили, пахло гадко. Уайтчепл был со своим запахом, в Лимхоссе не было Коросты, но для Арчибальда было несколько мест в Лондинии, что могли превзойти эти по запахам. Например, Чаша, где жило множество китайцев, жались друг к другу, и их чужие запахи ужасали.

Имбирь и специи, рис и странные кипящие масла, не такая рыба, которую ели в Англии, сухие нити шелкопрядов, едкий дым. Даже туман там был другого оттенка, принимал форму их странного письма, их камни у дверей сияли слабо шафрановым цветом, и они могли практиковать свои чары, не рискуя навредить.

Аберлейн стукнул дважды по щепкам, что изображали дверь, и они задрожали и открылись. Может, его ждали, или это место впускало всех после темноты.

В конце вонючего прохода свет стал красным из-за бумажных светильников, и Клэр понял, что это было логово продавцов мака.

Длинные силуэты на стенах придавали комнате вид подводного механизма. Коричневый воздух поднимался от алых глаз, цветок Морфея вводил верных в транс. Глаза были всюду, зверь с тысячью глаз.

— Ваши методы необычны, — отметил он, нарушая тишину. Послышался слабый кашель, он не понизил голос для этой комнаты.

Китаянка в голубом одеянии прошла к ним, шурша тканью, но не громко. Клэр не мог решить, сколько лет было этой сгорбленной женщине, ее редеющие волосы все еще были черными, как и пара оставшихся зубов, а кожа на лице натянулась. Она шла в расшитых тапочках, двигалась среди тех, кто собрался вокруг мака на полу, кланяясь Аберлейну, маня их за собой. Инспектор казался великаном в ее магазине игрушек.

— Любят они кивать, — буркнул Филип Пико за Клэром.

— Ведите себя прилично, юноша, — прошептал Аберлейн.

Конечно, парень оскорбился.

— Я не такой. Не с грязными кит…

— Молчите ради своего здоровья, — прервал его Аберлейн, и Клэр смотрел, как он дал китаянке горсть монет. Он получил взамен ключ и сверток, и она указала им на скрипучую лестницу.

— Но есть же пристанища целее, — Клэр шел напряженно, старался не задевать поверхности.

— Но тут, дорогой сэр, нас точно не подслушают.

«Это опасно?».

— Мы что-то затеваем?

— Продумываем метод, Клэр. Вы катались на драконе?