Песнь XXXVI
В песне тридцать шестой, избавившись от безумья,
Вакх, свой лик изменивши, бьется с Дериадеем.
Так он рек, ободряя всех своих полководцев.
Дериадей же войско свое подвигает на битву.
Разделились и боги, насельники высей Олимпа,
Поборают в сей распре и тому, и другому,
Ибо одни за Лиэя, другие за Дериадея!
Зевс, повелитель Блаженных, на высях Керны воссевший,
Смотрит на весовую чашу сей распри, а в высях
Бог лазурнокудрявый Гелия кличет на битву,
Бог Арей - Светлоглазую, бог Гефест же - Гидаспа,
Горная Артемида вызвала Геру-богиню,
10 [11]
Бог Гермес благожезлый богиню Лето вызывает,
И от распри божественной отзвук двойной поднялся
Бьющихся с двух сторон, ведь все они в битву вступили!
В семь локтей высотою, Арей против Тритогенейи
Мечет дрот необорный, но невредима богиня,
Лишь эгиду пронзил он, прошел сквозь ужасную гриву
Змеевласой Горгейи, коей и видеть не должно,
Только разбил он косматый щит Паллады, и жало
Острое мощного дрота, скрежеща, лишь проходит
Сквозь колтун шевелящийся, аспидов раня Медусы!
20 [21]
Вот воинственная возопила кличем свирепым,
Дрот плодоносный взяла, не знающая материнства
Дева Паллада, метнула медь изострую мощно,
С коей на свет совместно из отчей главы восстала,
И Арей, уязвлен, на колено одно опустился -
Помогла Афина подняться ему и послала
Снова к матери милой, Гере, после сраженья.
Вот на Геру напала союзница горного Вакха,
Горная Артемида, лук напрягла огромный,
Выстрелить в цель готова - но нападенье предвидя,
30 [31]
Гера облако Зевса схватила и быстро прикрылась
Им как будто щитом. Мечй стрелу за стрелою,
Свищущую сквозь воздух по направлению к цели,
Не попала в богиню Лучница, опустошивши
Тул: под облаком скрылась неуязвимым другая!
Как разъяренная стая журавлиная, бились
Жала снарядов воздушных один за другим об округлый
Щит, ударяясь безвредно в облак темный, безвидный;
И не единой раны укрытая не получила!
Вот подняла она вихорь воздуха ледяного,
40 [41]
Длани подъявши, метнула глыбу замерзшую Гера
И Артемиду сразила сим ледяным снарядом!
Крепкозданныи сеи дрот преломил ее лук с тетивою,
Битвы не прекратила Дия-супруга, в средину
Прямо груди Артемиду уметила, тул покатился
Прочь по земле от удара этого мощного дрота,
Надсмехаясь над Лучницей, молвит соложница Зевса:
"О, Артемида! Сражайся со зверем! Что ищешь сраженья
С тем, кто могучей! В горы ступай! Зачем тебе битвы?
Ловчую обувь носи, оставь поножи Афине!
50 [51]
Ставь хитроумные сети с силками! Зверей убивают
Пусть твои псы да борзые, не быстролетные стрелы!
Не для охоты на львов оружье твое, на трусливых
Зайцев да кроликов робких снасти ставь да ловушки!
Плачь да печалься по ланям благорогим повозки,
Да, по ланям пугливым, что тебе отпрыск Зевеса,
Правящий леопардов и львов свирепых упряжкой?
Хочешь - позабавляйся с Эросом, милым малюткой!
Дева! Ты брака боишься - сидеть тебе с роженицей
Да облегчать страданья, за пояс девичий хватаясь
60 [61]
С Эросом да Пафийкой - родам, авось, да поможешь!
Так ступай же, беги в покои рожающих женщин,
В женской ты половине надобна для молитвы,
Стрелами мук родовых терзай измученных женщин,
Львице подобна близ ложа только родившей - для битвы j
Ты рождена, о богиня? И целомудренной девы
Целомудрия боле не изображай ты для смертных:
Ибо твой облик девичий приявши, Зевес всемогущий
Овладевал достояньем девичьим, помнят ведь чащи
Гор аркадских ту нимфу, Каллисто́, как под ликом
70 [71]
Артемиды Зевс овладел ею; плачут вершины
Гор и поныне над девой, ставшей медведицей дикой,
Как над неверностью верной подруги богини стенают,
В облике коей на ложе девичье проник соблазнитель!
Так что отбрось-ка подальше лук боевой поскорее,
С Герой не бейся, могучей тебя ведь богиня, с Кипридой
Бейся, о повитуха, против причины всех родов!"
Так сказала, оставив повергнутую Артемиду.
Пред потерявшей разум от ужаса брат появился
Аполлон, и под руки белые подхвативши,
80 [81]
Утешает и быстро из схватки подальше уносит,
Сам же к битве свирепой возвращается тут же.
Встал он, пылая сразиться с вождем глубокопучинным,
Посидейоном-недругом, вот уж на лук налагает
Жало и с дланей обеих дельфийское пламя слетает,
Дабы, сияя, сразиться против влаги глубокой,
Свет изливающей темный - лук схватился с трезубцем!
Вот пылающий пламень дрота и влажные жала
Сталкиваются друг с другом. Бьется Феб Дальновержец,
Небо над ним испускает ропот воинственной песни,
90 [91]
Отчий эфир, отвечает бурной трубою прибоя
Бьющего в слух Аполлона дева пенная Эхо,
Тритон широколанитный раковину раздувает
(Сверху - муж, а от бедер - зеленая рыба морская!),
Все вопят нереиды, из пенных зыбей показался,
Потрясая трезубцем, и сам Нерей арабийский!
Отзвук воинств небесных в битве свирепой заслышав,
Зевс взволновался подземный - вдруг Энносигей, потрясавший
Твердь могучею зыбью океанийских прибоев,
100
Миропорядок всевечный разрушит ударом трезубца,
Вдруг он недр основанье глубокопучинное сдвинет
С места, взору являя не должное видеть подземье,
Вдруг разобьет он жилы скальных ям и колодцев,
Зыбь своих вод изливая в тартарийские бездны
И затопит ворота преисподнего мира!
Грохот поднялся безмерный от распри богов бессмертных,
Тут и трубы подземья взгремели; но вот обращает
К недругам жезл свой Гермес, выступая вестником мира,
Трех Бессмертных единой речью увещевая:
110
"Сын Зевеса и родич, и ты, Стреловержец, на ветер
Светоч бросайте и стрелы, а ты - изострый трезубец!
Да не смеются Титаны, глядя на битву Блаженных,
Дабы после того, как Кронова распря свершилась,
Вновь меж богов бессмертных не было междоусобья,
Да не увижу распри после битв с Напетом,
После Загрея и Вакха послерожденного, гнева
Зевса не узрю, чтоб снова землю зарницей спалило,
Да не узнать мне вовеки потопа и землетрясенья
С ливнями, льющими с неба, да не изведаю боле
120
В водах небесных плывущий возок богини Селены,
Да не увижу конца лучезарных огней Фаэтонта!
Так уступи старшинству владетеля влаги глубинной,
Брату отца почтенье яви, ибо чтит он твой остров,
Делос, пеной омытый морской, земли колебатель,
Вспомни о пальмовом древе, вспомни о древе оливы!
Энносигей, разве Ке́кроп судит тебя в этой распре?
Инах какой селенье Гере опять присуждает?
Что ополчился ты снова на Феба и на Афину,
Что желаешь ты новой ссоры с богинею Герой?
130
Ты, круторогий отче могучего Дериадея,
После светоча Вакха страшись зарницы Гефеста,
Как бы тебя не спалил он пламенем острожалым!"
Так нзмолвил -и распря богов тотчас прекратилась.
Дериадей же безумный и яростный кинулся в битву
Лишь только снова завидел вакханок, дев безоружных.
Вот углядел он на поле исцеленного Вакха,
Стал призывать к сраженью бегущих своих полководцев,
Конных воев и пеших осы́пал грозной насмешкой,
Варварские попреки выкрикивая из глотки:
140
"Иль Диониса сегодня схвачу я за кудри густые,
Или в схватке вакхийской инды навек осрамятся!
Устремитесь на сатиров - рок нам повелевает
Биться! Дериадей же схва́тится с Дионисом!
Лозы и грозды и листья, и утварь прочую Вакха
Жгите, шатры его грабьте, менад же к Дериадею,
Рабские ига на выи надев, поскорее влеките!
Недругов тирсы предайте огню, круторогих силенов,
Сатиров толпы трусливых под корень железом срезайте,
Так, как жнец все колосья срезает серпом беспощадным,
150
Дабы на двери жилищ нам прибить рогатые главы!
Да не свернет Фаэтонт на закат огнедышащих коней,
Прежде чем Вакхово войско наземь я не повергну,
Рабским ярмом удушивши, пока копьем их небриды
Пестрые не изорву в лохмотья жалкие, тирсы
Их не отброшу прочь, а тонколодыжных прекрасных
Жен с виноградного гривой на жарких кострах не сожгу я!
Доблесть в себе пробудите и индского после битвы
Вы восславите громко победного Дериадея!
Дабы и много позже все трепетали народы
160
Пред всепобедным ликом инда, рожденного Геей!"
Рек он, ряды полководцев один за другим объезжая,
Поощряя возничих слонов неисчетно живущих,
Строя своих пехотинцев в колонны, пригодные к битве,
Плотным клином глубоким... С равною к битве заботой
Бромий тирсобезумный зверей выстраивал к бою,
С пустошей диких притекших - воители с гор испускали
Рев, божественной плетью подгоняемы в битву!
Многие звери пасти с клыками своими отверзли;
Были и змеи, что зевы пооткрывали, готовы
170
Плюнуть в недругов ядом, стекающим из кипящих
Морд - далеко полетели б в противника струи отравы!
Были ползучие гады и аспиды, стрелам подобны,
Дротам живым, что сами цель для себя находили,
Мощно извивами тела свиваясь и развиваясь,
Индов они оплетали ноги, душили ужасно
Воев, готовых уж биться... Воинственные вакханки
Вспомнили в битве змей метавшую Фидалейю,
Ибо в неистовстве боя (на что лишь жены способны!)
180 [179]
Недруга ниспровергала змей клубком ядовитым!
Вот из аспидов некий как дротом каким длиннотенным
Плюнул струею отравы прямо в Дериадея,
Но промахнулся, лишь панцырь забрызгал плевок смертоносный...
Вот некий воин на землю пал, бездыханный, снарядом
Пораженный живым, вот лапы в прыжке растянувши,
Прыгнула на загривок крутой прямоногого зверя,
Впившись в череп, пантера, и слон затоптался на месте,
Раненный в голову, яро трубит он и прядает, дикий,
Затруднив нападенье слонов боевых на вакханок;
190 [189]
Пали воинов толпы, свирепое слыша рычанье
Львов, явившихся с диких скалистых пустошей горных;
Кто-то умер от ужаса, бычьему реву внимая,
Грозные острия́ узрев рогов смертоносных,
Прободающих воздух; а некие пешие вой
Страхом объяты внезапным, завидев пасти медведиц...
Лай испуская из многих глоток, псы завизжали
Непобедимого Пана в ярости неизмеримой,
Натиска воющих свор устрашились смуглые инды!
Тут разгорелася распря меж ратями воев презлая,
200 [199]
По-над жаждущей твердью земною полились потоки
Крови, резня началася с убийством всеобщим свирепым,
Леты поток содрогнулся от тел, валящихся в струи,
Собственною рукою Аид врата раскрывает
Мрачные шире возможно, дабы открыть свои бездны
Мертвецам приходящим, и несется из бездны
Берегов харонидских тартарийское эхо...
Грохот великий поднялся, сошлись супротивников рати,
Много погибло в сей битве: вот некий из ратников конных,
Дротом в подбрадье умечен, валится наземь внезапно;
210 [209]
Вот другому воткнулась стрела, и прямо в подгрудье;
Падает третий с повозки от раны ужасной во чрево;
Этому жало с зазубриной под пупок угодило,
Он по траве покатился навстречу погибели близкой;
Тот в поясницу умечен, того в плечо уязвили,
Оный, коня оставив быстрого, бегством намерен
Уж спастись, но упал, в хребет ко пи ем прободенный;
Вот юнец безбородый с жизнью простился пред смертью,
Вот умеченный в печень стрелой смертоносною воин
Валится со слона, гремя железным доспехом,
220 [219]
Ткнулся во прах он главою, грязь царапают пальцы,
Землю кровавую в горсти в отчаянии хватают;
Вот некий воин схватился с конником в схватке смертельной,
Щит свой выпуклый пылью доверху он наполняет,
В землю упершись стопою, ждет уже нападенья,
Только приблизился конник, как пыль в коня он швыряет,
Запорошив всю морду животного едкою пылью!
Выю, безумствуя, лошадь кверху приподнимает,
Ржет, отряхивая от праха гриву свирепо,
Скалясь, она удила выплевывает из пасти
230 [229]
Изукрашенные, и пена каплет из глотки
Вот на дыбы она встала, объята ярым испугом,
И погрузилась по бабки задними в почву ногами,
Прах взрывая копытом, всадника сбросив на землю!
Вот нападает пеший на воя - тому не подняться! -
Подбежав, наклонившись над ратником беспомощным,
Меч обнажает мгновенно и глотку перерубает
Смуглокожему инду, простершемуся во прахе!
Лошадь, заслышав другого наездника хлыст, испугалась
240 [238]
Снова и прядает в страхе, сильнее еще оседая,
Забивая копытом наездника своего же,
Дышащего, но уже скребущего землю перстами.
Вот Колле́тес огромный, в девять локтей высотою,
Ликом ужасный и грозный, подобный Алкионею,
В гущу вакхова войска врывается яро, безумный,
После подвигов ратных желает он Бассариды!
Алчет менад, насильник, на ложе любовное бросить -
Но упованья напрасны и столь могучего мужа,
Как упованья и Ота, желавшего высей эфира
Вместе с ложем священным Стреловержицы-девы,
250 [249]
Как Эфиальта, что жаждал непорочной Афины,
Горние выси Олимпа заоблачного низвергая;
Столь велик был Коллетес, что в небо стремился главою,
В жилах его бурлила кровь землеродного предка,
Пращура племени индов, был он таким могучим,
Что и Арея сломил бы, как отпрыски Ифимедейи!
Но и такого же мужа могучего тут же убила,
Камень метнув изострый, Харопейя-вакханка!
Некто, увидев доблесть девы высоковыйной,
С гневом и изумленьем вскричал на поле сраженья:
260 [259]
"Брось, Арей, свои стрелы, копье и щит боевые,
Бегством спасайся, отроги Кавказа оставив, ведь Бромий
Мужеубийц-амазонок других выводит на битву -
Безоружные девы воюют, не с Термодонта
К нам воительниц ярых привели на погибель!
Зрелище странное вижу, верить взорам не смею:
Нет щитов или копий у Вакховых амазонок,
Только оружные девы кавказские так не могут
Биться, как эти - вакханки мечут нежною пястью
Лишь листву плющевую, не нуждаясь в железе!
270 [269]
Дериадею безумцу увы, когда эти жены
Медные панцырь и латы перстами расколют одними!"
Так говорил он, дивяся, когда преогромной скалою
Столь могучего мужа дева-вакханка убила.
Дериадей невредимый напал на священных вакханок,
За Харопейей погнался, метнувшей камень, но дева
Ускользнула и стала биться подле Лиэя,
Тирсом благоцветущим сражаясь в Эвия битве!
Дериадей убивает Ори́талла острым железом,
Воина из куретов, пришедшего из Абантиды.
280 [279]
Полководец абантов за смерть соратника мстящий,
Мелиссей, низвергает наземь владыку карминов,
Ки́ллара, перерезав мечом своим выю у воя,
Логасида убил он, любимого Дериадеем
Более всех средь индов после любимца Моррея
За искусность в бою копейном - он часто с владыкой
И Орсибоей-царицей пировал вечерами,
Друг дочерей домашний, оба сии ратоборцы
В битве копейной, кулачной ровесников превосходили!
Многие там полководцы с полководцами бились:
290 [289]
Халимед резвоногий с Певкетйем могучим,
Марон с Флоги́ем бился, Леней с Туреем сражался.
И колебал сраженья весы владыка Кронион:
Вот Дионис ополчился на мощного Дериадея,
Тирс и копье повстречались! С искусным сим ратоборцем
Бился бог винограда, изменяя свой облик,
Превращаясь искусно в многоразличные лики;
То ополчался на воя бушующим пламенем ярым,
Языками огня, что жалит сквозь дымные клубы,
То струился вдруг пенной влагой обманною бурно,
300 [299]
Бьющейся мощно, то образ принимал он свирепый
Льва настоящего в битве, вздымающегося на лапы
Задние, громко ревущего глоткой своею косматой,
И являющего клыки, и рев этот ярый
Грохоту уподоблялся отчих страшных перунов!
То принимал многолистный образ какого-то древа
С тенью густою огромной, подобно земному растенью,
Ввысь он неодолимо рос, касаяся неба
Словно сосна иль платан, глава и кудри подобны
Сделались кроне древесной с частой на ней листвою,
310 [309]
Чрево стволом потянулось, сделались длани ветвями,
И корою одежда, ноги корнями стремятся
В землю глубо́ко, частые ветви с листвою колебля,
Будто он что-то бормочет противнику, индов владыке!
То вдруг являются лапы с когтями страшными зверя
И предстает он пантерой, летящей в прыжке на затылок
Высоконогого зверя, слона, стоящего прямо,
Тот, испугавшись, бросает все со спины снаряженье
Наземь вместе с возничим, что должен в битве сражаться,
Сбрую с яркою бляшкой, ремни, крючки и поводья!
320 [319]
Свергнутый наземь, воитель бьется всё же с Лиэем,
Превратившегося во зверя, и ранит пантеру...
Только бог принимает облик иной - и высоко
Пламень в воздух поднялся, сжигающий все без остатка,
Сыплющий искры по ветру, и мгновенно сомкнулся
Над гривастым шлемом и грудью Дериадея.
Почернели от дыма, рвущегося клубами,
Арабийские латы серебряные от ударов
Огненных, гребень шлема загорелся, железо
Добела раскалилось, наполовину рассеклось...