Песнь XX
В песне двадцатой пою секиру Ликурга-убийцы,
В рыбообильные глуби он бога загнал Диониса!
Кончился пир. С благотирсным сатиры Дионисом
В Ботриса дом богатый на ночлег удалились.
К пиру также явились Хоры, что любят гроздовье:
И загудели тимпаны, и зазвучала сиринга
Звонкоголосою песнью... Кравчие же притомились,
Чашу за чашею винной нося допоздна пировавшим...
Только гости все больше вина подавать просили
Слуг и пили все больше. Вот закружилась вакханка,
Пляски буйной подруга чистая, и над перстами
Закрутились кимвалы и волосы взвились по ветру...
10 [11]
Вот призывает супругу Стафила бог виноградный,
Пепел и грязь отирает, пеплос дает ей пурпурный.
Пифоса омывает бородку и тело от грязи
И в хитон облачает новый и белоснежный.
Бросив траурный пеплос, испачканный прахом и пеплом,
Более не отирает слез по ланитам текущих
Ботрис, от скорби не стонет, утешенный Дионисом,
Сундуки открывает и там любуется блеском
Одеяний, каменьем усыпанных преизобильно.
Он родителя Стафила царственный плащ выбирает,
20 [21]
Выкрашенный пурпурной краской из раковин моря,
И в застолье идет, где пируют гости с Лиэем.
Вот над пиром веселым восходит звезда-вечерница,
Свет рассыпая, пригодный для освещения плясок!
Вот одни за другими расходятся гости в покои,
Дабы дары сновидений вкушать на постеленных ложах.
И близ Марона Пифос улегся на ложе едином,
Благоуханный нектар всю ночь извергает дыханьем,
Целую ночь друг друга они вином опьяняли
Равно... А Эвпетала, кормилица бога Лиэя,
30 [31]
Светоч один запалила для Ботриса и для Лиэя,
Сдвоенное застелила пурпурное ложе обоим.
А в соседнем покое, от сатиров с Вакхом подале,
Постелили рабыни ложе златое царице.
Вакху во сне явилась Эрис, кормилица Распри,
На колеснице стояла, львами влекомой, богиня,
Приняв обличие Рейи, любящей рокот трещоток;
Фобос правил возничий призрачной этой повозкой,
Был он и ликом, и телом подобьем Аттиса мнимым -
Мужествен, но и с телом округлоизнеженным тоже,
40 [41]
Голосом звонким, высоким гнал он упряжку Кибелы.
Вот у спящего Вакха встала она в изголовье,
В яростном гневе Эрис, и бога к войне призывала:
"Спишь, Дионис, о потомок бога, Дериадея
Вызвал на смертную битву, а сам предался веселью!
Мачеха, пыл твой завидев воинственный, надсмехалась,
Гера язвила при виде вождя сих пляшущих ратей!
Стыдно мне перед очи Кронида явиться иль Геры,
Ах, позор пред богами - ведь Рейи ты недостоин!
Срам мне! Губитель Титанов, родителя щитоносец,
Бог Арей в поднебесье шествует, выю подъемля,
Гордо щитом потрясает, забрызганный кровью привычной!
50 [53]
Боле того, и твоя сестра по родителю-богу,
Самородившееся безматернее чадо отцово,
Шлемоносица дева Паллада - где ж мне сокрыться? -
Упрекает Афина за лень воителя Вакха!
Тирс уступает эгиде: Паллада мощная древле
Сей эгидой воздетой венчала ворота Олимпа:
Мощно она отразила бурный натиск Титанов,
Роды отцовы почтив явленьем мудрым богиня!
Ты же, бедрй порожденье Диева, только срамишься!
Как смеются-то, глянь, Аполлон и Гермес над тобою:
60 [63]
Первый двойным броском забрызганных кровию братской
Дротов, сынов надменных низвергнул Ифимедейи,
Тот же многоочитого пастыря жезлом смертельным
Погубил, и должна я бегством с неба спасаться,
Дабы не слышать насмешек над Дионисом трусливым!
Видя в бездействии тирсы изнеженного Лиэя,
Над полюбившим пляски и скалы богом смеется
Дева Лучница, та, в колеснице которой лишь лани,
Чья добыча лишь зайцы робкие на охоте
В тех горах, где владычит Рейя, она и смеется
70 [73]
Над укротителем барсов и львов для повозки богини!
Стыдно мне появляться в домах отчего Зевса
Горних, боюся гордыни Лето́, что дрот мне покажет
Тот, что ложу богини защитою был от насилья
Тития, отпрыска Геи, пылавшего похотью ярой!
Мукой двойною терзаюсь, как только в небе увижу
Униженье Семелы и звездное Майи сиянье!
Ты не потомок Зевеса! Не поразил ты стрелою
Ни ужасного Ота, ни Эфиальта-громаду,
Тития ты не повергнул погибельным дротом пернатым
80 [83]
С Орионом злосчастным и дерзким! Пастыря Геры,
Аргуса, сына Аруры, сего соглядатая брака
Зевса с отроковицей рогатой, не погубил ты!
Стафил с Ботрисом вместе пиром тебя развлекают,
Ты, неоружный, бесславный, пьянство одно воспеваешь!
Сатиров племя бесчестишь, сынов земнородных, они же
Вакховой пляске предавшись, того, кто крови не пролил,
Битвенный пыл утопили на дне кратеров питейных!
Ибо пиры бывают, конечно, но после сражений!
В доме Стафила пляске предайся ты лишь после битвы
90 [93]
С индами, бей же в пектиды после кровавой победы!
Без деяний отважных неба не завоюешь,
Тяжки дороги к Бессмертным, лишь только доблесть откроет
Свод небесный пред богом с тропою прямою к Олимпу,
Бремя снеси деяний многообразных - и Гера
Гневная станет мириться с твоим пребываньем при Зевсе!"
Молвив так, улетела. Бог же восстал от ложа,
Чувствуя отзвук ужасный грозного сновиденья.
Встал и Ботрис отважный, накинул хитон он пурпурный,
Блещущий ярким сияньем раковин сидонийских,
100 [103]
Он золотые плесницы застегивает торопливо,
На неустанные плечи набрасывает накидку
И закрепляет застежку на ткани царственно-алой,
После на бедрах вяжет царский пояс отцовский,
Жезл забирает также. Червленую колесницу
Сатиры запрягают, а Дионис их торопит.
Мык испускают силены, вопят исступленно вакханки
Тирсоносицы. Рати готовы к походу на индов,
Строятся строем походным. Авлос Эниб уж грохочет,
И полководцы выводят полки по отдельности каждый.
110 [113]
Вот на хребет медвежий одним прыжком залетает
Некий вождь и хлещет бичом, безумного зверя
Будто в галоп пуская! Другой, бодцом помавая,
Колет косматое чрево тура, гоня на дорогу,
Пятками обхвативши ребра мощные зверя.
Тот взобрался на выи львов косматогривастых,
Вместо узды ухватившись за шерсть густую загривка.
Дом оставляя родимый и отческие владенья,
Ботрис в алой одежде на колесницу с четверкой
Коней взбирается, хочет быть с Вакхом винолюбивым,-
120 [123]
Следом же едут служанки. А рядом с Метой юница
В белой тунике в повозку среброколесную села:
Это Фаси́лейя правит упряжкою и повозкой,
Бич золотой воздымая над гривами мулов густыми.
Пифос же большеголовый, тащась позади колесницы,
Следовал точно слуга за Ботрисом и Дионисом.
Он не оставлен наградой: взял и его к лидийцам
Царственный Вакх и поставил подле винодавильни,
Дабы в широкое горло принял он ток виноградный,
Льющийся внутрь изобильно, в имени оправданье:
130 [133]
Ибо с донышком алым стоит он подле давильни
И приношенья поныне от Диониса приемлет:
"Пифос" сосуд сей зовется, а коли 6 умел говорить он,
То рассказал бы, веселье сатиров видя и слыша:
"Пифос зовусь я, и ныне - сосуд, а был человеком,
Стоя подле давильни, сладостный сок принимаю,
Стафила я слуга и Ботриса, ассирийских,
Юношей, оба они мной, старцем, воспитаны были,
Оба они меж моими боками таятся, живые!"
Только все эти событья исполнятся много позднее,
Вакх же владыка ныне и Библ, и Тир проезжает,
140 [144]
Благоуханные струи Адониса, влаги любовной,
Скалы Либана, домы Кипрогенейи-богини,
Вот он и в Араби́и, и лесам благовонным
Густолиственным в Нисе на склонах отвесных дивится,
Городу на вершине, родине копьеносцев!
Там обитал Арея отпрыск, мужеубийца,
Только отцу подражавший в его ужасных деяньях,
Беззаконник жестокий, губил он всех чужестранцев,
Яросвирепый Ликург, умерщвлял он странников медью,
Головы человечьи после втыкал он в ограду,
150 [154]
Эномаю подобно, чья дочь злосчастная долго
В доме жила закрытом словно пленница-дева,
Так и старела, не зная любви супружеской ложа,
Но Танталид явился с упряжкой, моря бороздящей,
С непобедимой четверкой ко́ней Энносигея,
Дабы принять участье в ристаньях смертных за деву,
Там Миртил хитроумный как победить им придумал,
Ось колесницы враждебной сменил он на ось восковую,
Ибо жалел и любил несчастную Гипподамейю;
Гибель случилась на скачках: Гелия колесница
160 [164]
Ось восковую нагрела, пламенем растопила,
И разлетелось на части то колесо роковое!
Царь Ликург был подобен Эномаю... И часто
Путников с ношей тяжелой на перекрестке хватал он,
В мрачный дворец свозил их и там Эниалию в жертву
Приносил, разрубая в куски... А конечности тела
На зубцы прибивал негостеприимного дома!
Словно воитель, удачлив в битве с врагом ненавистным,
Что поразвесил на стенах знаки победы в сраженьях,
Щит, шелом или панцирь под кровлей родимого дома,
170 [174]
Так в обиталище сем Ликурга, кровью омытом,
Вместо доспехов кисти да ступни висят убиенных!
Да, здесь царило убийство! Пред ликом Гостеприимца
Зевса рубили на части путников, стонущих словно
Кроткие овцы с быками, коих на камне алтарном
Закалают; и почву перед дворцом обагряла
Кровь убиенных невинных, и граждан города силой
Нудили поклоняться Ликургу вместо Зевеса!
Не избежал Дионис силков злокозненной Геры,
Снова она умышляет на доброго отпрыска Дия,
180 [184]
С вестью Ириду послала недоброй, дабы богиня
Сердце ему оплела и ложью, и всяким наветом,
В дланях сжимая секиру, разящую даже и бога,
Оную предложивши Дриантиду Ликургу!
Не опоздала богиня. Преобразив свое тело,
Появилась в обличье мнимом бога Арея:
Над главою взвивался гребень косматый шелома,
Бросила прочь Ирида пеплос златошафранный,
В битве полезной бронею прикрылась, как матерь сраженья,
Бахтерцем окровавленным. Уста изрыгали угрозы
190 [194]
Битвенные, что мужу приличны в единоборстве,
Голосу придала Эниалия бога раскаты:
"Непобедимое семя Арея, ужель ты испуган
Бассарид нежнокожих рати угрозой пустою?
Ибо не амазонки они с реки Термодонта,
Не воительницы боевые с отрогов Кавказа,
Быстрых дротов не мечут, из луков тугих не стреляют,
На скакунах не мчатся воинственно, и за плечи
Щит, обитый воловьей кожей, они не бросают!
Стыдно на бой вызывать их, когда эти слабые жены
Угрожают Ликургу, непобедимому в битвах!
200 [205]
Ленишься ты, Ликург, Дионис же вооружился!
Муж сей - обыкновенный смертный, не из породы
Он обитателей неба, Блаженных! Молва называет
Сыном его Зевеса, а я никогда не поверю
В роды Крониона-бога, что бабень из бедер мужчины
Может родиться, Зевса, отца моего всеблагого!
В лживые глупые россказни верить? Что обыкновенный
Смертный зачат Зевесом, отцом и мне, и Афине?
Зевс мой не мог рожденья дать слабому трусу земному!
Твой же отец, как известно, Арей, ты знаешь: Афина,
210 [215]
Дочерь Зевеса, могучей мужчины сего, Диониса!
Силы твоей довольно, о сын мой, тебе нет особой
Нужды в отце Эниалии, битв и сражений владыке!
Если же ты пожелаешь, то в бой и я ополчуся,
Одного не оставлю! Коль будет потребность, то Гера,
И сестра, и супруга Зевеса, союзницей будет,
Сопровождая в сраженье ее потомка, Ликурга!