Не прошло и минуты, как мы, миновав три площадки, оказались над куполом маяка на самом верхнем уровне, и мысли разом покинули меня. Отважная спутница не издала ни звука, только взгляд застыл, то ли от восторга, то ли от страха.

Возникло ощущение, что мы стоим на «крыше мира», а может, летим наравне с птицами. Париж лежал у наших ног! Отсюда он казался живым — огромным мифическим существом, окутанным особой притягательной магией. Эльфийка не ошиблась, это невероятное зрелище! Дух захватывало от восторга, а от волнения бегали мурашки. От вида ночного города, простирающегося на много миль, побледнели все предыдущие впечатления. Мы взирали на россыпи переливающихся огней с высоты трехсот метров, бесстрашно устроившись на перилах.

Двенадцатью сверкающими лучами расходились улицы от Триумфальной арки на площади Звезды. Эль, как и я, замерла, пораженная открывшейся панорамой. Только ради этого стоило пересечь Атлантику. Как же скучна и бессмысленна была моя жизнь до сих пор, лишенная столь ярких и сочных эмоций! С трудом мы вынудили себя оторваться от фантастического зрелища, когда небо над горизонтом начало светлеть. И только опасение быть замеченными заставило спуститься с «небес» на землю.

Утренняя пробуждающаяся столица тоже несла в себе особое очарование. Но от переизбытка впечатлений в отель мы возвращались, нигде не задерживаясь и почти ничего не замечая, притихшие, погруженные в раздумья.

Следующие несколько дней мы, оставляя лишь немного времени на сон, без устали бродили по центру города. Париж при свете дня представал не менее прекрасным, чем ночью. В лучах весеннего солнца Сена отливала бирюзой, а от брызг фонтанов на площадях переливалась радуга. Вернувшись вновь к статной стальной красавице, мы со смехом выяснили, что попасть наверх можно было и простым путем, так как днем все желающие, пройдя через кассу, могли подняться на любую из трех смотровых площадок. Мы стремились к новым впечатлениям, поэтому повторный визит на Эйфелеву башню отложили напоследок.

Мой французский далек от совершенства, но пришлось изрядно поднапрячься, вспомнить все, чему учили в пансионе, ведь любознательная подруга буквально засыпала меня вопросами, искренне сетуя на свое незнание языка. Вскоре мы напрочь позабыли про недавние планы и направление к туманному Альбиону, с головой погрузившись в знакомство с поистине самым прекрасным городом на свете. А он не только не переставал удивлять и поражать, но словно в насмешку открывал все новые и новые грани.

Решающим и переломным стал день, когда судьба привела нас в расположенный на склоне холма Сент-Женевьев Латинский квартал, еще в дремучее средневековье выросший вокруг старинного университета. Округ Пантеон на левом берегу Сены — один из самых древних районов Парижа, пропитанный духом живой истории. Над ним возвышался величественный купол Пантеона, похожего на древнегреческий храм — усыпальницы выдающихся деятелей Франции.

Здесь мирно уживались и маленькие особнячки, и студенческие кампусы, и частные квартиры в двух- или трехэтажных домах. И конечно же, множество разнообразных кафе, уютных ресторанов, кабаре, художественных студий, дорогих магазинов и дешевых лавок, в том числе букинистических, где книги можно приобрести за один-два сантима. Винные погребки, кондитерские, пекарни, симпатичные кривые улочки, а также многочисленные достопримечательности, такие как Музей средневековья и церковь Сен-Северин — все это Латинский квартал.

Здесь же находился великолепный парк — всемирно знаменитый Люксембургский сад — потрясающе красивое и любимейшее место отдыха парижан. Эль пребывала в восторге, уверяя, что нигде ранее ей не дышалось так легко и свободно, взахлеб объясняла, что здесь удивительно сочетается рукотворное и созданное природой. Я слушала, улыбаясь, понимая, что ее эльфийское восприятие сильно отличается от моего, и искренне радовалась за расцветающую на глазах подругу.

Расположившись в кафе неподалеку, мы обменивались впечатлениями.

— Как же мы решимся уехать отсюда? — задумчиво произнесла подруга, неторопливо помешивая кофе в маленькой чашечке.

Она озвучила вопрос, который и я себе задавала в последнее время довольно часто, видя, как счастлива она, просыпаясь по утрам, и как светится, открывая невероятный мир вокруг. Да и самой мне вовсе не хотелось менять этот нарядный город, словно вкуснейший праздничный торт в кондитерской напротив отеля на чопорный мрачноватый Лондон.

— Эль, а ты знаешь, что в Сорбонне, в отличие от британских колледжей, практически нет ограничений для женщин? — я добавила решающий аргумент, ясно осознавая, что отныне наши сердца принадлежат французской столице.

Эйфория, переполнявшая душу с каждым вздохом, — так можно описать мое состояние, начиная с первого мгновения, проведенного в этом городе. Если Мэри права, и возможность остаться в Париже существует, не представляю, о чем еще мечтать?!

Возбужденные внезапно пришедшим решением, мы долго обсуждали варианты, было сладостно страшно в корне изменить свою жизнь и будущее. Я не знаю французского, но подруга уверяла, что при доле упорства и усердия с ее помощью я все одолею. Я верила ей, уж если Тирону против желания удалось вбить в меня сложнейший эльфийский, то неужели, взявшись за дело добровольно, я столкнусь с трудностями? Французская речь звучала очень необычно, с мелодичным журчанием и переливами. Красивый язык ласкал слух, не зря его называли языком любви и дружбы.

А какими изысканными и утонченными выглядели женщины! Как выгодно отличалась яркая европейская мода от невзрачных безвкусных фабричных платьев большинства моих соотечественниц. Да и «гангстерский стиль» Чикаго выглядел вульгарно и вызывающе по сравнению с элегантной одеждой парижанок. Даже огромные ревущие американские машины в моих глазах уступали аккуратным, но солидным французским автомобилям. Как и чашечка кофе с нежнейшими круассанами на завтрак неожиданно стала куда предпочтительнее яичницы с беконом.

Знакомство с желанной Сорбонной повергло меня в священный трепет, вновь заставляя усомниться в своих силах. Главное историческое здание храма науки, расположенное в бывшей часовне святой Урсулы, как и остальные корпуса, впечатляли грандиозностью и величием, вынуждая нервничать каждый раз, когда мы проходили мимо. Неужели и для меня однажды откроются эти двери и тайны знаний, манящие с неудержимой силой, отчего даже безумство нашей затеи казалось правильным решением?

Вспоминая прошлое, я осознавала, что даже в самых безрассудных фантазиях, за которыми пряталась от охотничьей реальности, мои мечты не простирались дальше обычного колледжа или училища. Тогда и это ощущалось несбыточным. Обрушившаяся внезапно перспектива пугала до дрожи, но и манила неудержимо. Однако мало одного желания. Вставало множество других препятствий, на которые Мэри неизменно отвечала убежденным оптимизмом:

— Эль, мы вырвались из кольца сильнейших врагов, пересекли Атлантику! Неужели для тебя еще осталось что-то невозможное? Главное — это вера в лучшее. Пусть сперва придется пойти не самым честным путем, пока не восстановим документы, но что останавливает нас после?

Глава 2

Вопреки уверенным заявлениям, что для нас нет ничего невозможного, я столкнулась с препятствиями, обойти которые оказалось весьма непросто. Порой опускались руки, и иссякало терпение.

Прежде всего, Эль едва с ума меня не свела, категорически отвергая финансовую помощь. Никакие доводы не возымели действия на упрямую девчонку, считающую неприемлемым брать деньги у другого человека, даже у друга, чем изрядно меня обижала. Я понимала, что ей неудобно находиться в зависимом положении. Единственным компромиссом стала договоренность, по которой она обещала вернуть все, что примет, как только начнет зарабатывать. Что же, спорить с упрямицей бесполезно, по крайней мере, у нее будет возможность спокойно учиться.