— Твоя правда, — согласился князь. — В таком случае, ешь досыта, а потом располагайся на пару дней. Сделай перерыв в странствии. Тебе и твоему верблюду стоит набраться сил, а то вон, — хмыкнул мужчина в сторону животного на привязи чуть вдалеке, — у него уже оба горба свесились.

— Да, — отозвалась Бансабира голосом чуть хриплым, — мы давно не были в оазисах.

— Зачем ты вообще путешествуешь в Ласбарне? — князь, наконец, расслабился, взяв непринужденный тон. — К тому же одна, даже при том, что, будучи одной из старейшин Храма Даг, ты можешь позволить себе такую привилегию.

— Время и золото требуют опытных рук, вы, ласбарнцы, знаете этот закон не хуже нас. Если мне удастся верно воспользоваться сведениями, которые я здесь найду, можно обернуть планы Орса против него самого и втянуть в это массу сторон, например, Яс, и на общей грызле выиграть большой куш, — жадно оскалилась Бану.

Золото всегда распаляло вражду, такой мотив всем понятен, рассудила Бансабира. Так что мужчина, скорее всего, поверит в него с готовностью.

Князь действительно кивнул с явным намерением перебить, соглашаясь, но Бану не позволила:

— В зависимости от деталей и союзников в подобном деле, растет или уменьшается выгода, которую можно приобрести. Так что перво-наперво я путешествую ради сведений.

— Но есть и другая причина, — князь провел пальцами по губам и подбородку, как если бы приглаживал бороду, которой у него не было, отчего отчаянно напомнил Бану Шухрана.

— Точно, — намеренно погрустнев, добавила танша. — Я ищу одного человека.

— Из храма? — деловито осведомился князь.

— Если бы.

— Тогда кто?

— Мой друг, — нашлась Бану, не задумываясь. Князь вздернул брови с каким-то скучающим видом: только и всего? Серьезно? — спрашивал его взгляд.

— Если у него нет метки Багрового храма, вероятнее всего, он труп. А даже если выжил — искать раба в Ласбарне сложнее, чем жемчужину в куче верблюжьего навоза.

— Но, если я обменяю его одного на сто других, думаю, у меня есть шансы? — со знанием дела спросила Бану. — При условии, что я соглашусь на обмен на территории нашедшего.

Князь прищурился:

— А у тебя есть деловое чутье, — с легкой иронией заметил он. — Пожалуй, я бы тоже тогда поучаствовал в поимке мальца. Только вот пока голова забита шпионами из Орса, будь они прокляты. Но ты на всякий случай опиши своего друга.

Бансабира, смеясь в душе, описала Юдейра, как могла.

— Красавец, говоришь? А точно друг? — подшутил ласбарнец, и Бану посмеялась в ответ. — Ладно, если смазливый, найти проще. Я скажу своим ребятам, если встретят похожего, вести ко мне, там разберемся. Не думаю, конечно, что у тебя что-то выйдет из этой затеи, но я бы на твоем месте поговорил еще с Фарнэ.

Бану, щурясь, задумалась:

— Фарнэ… Фарнэ, — перебирала она знакомое имя в памяти, но ничего не вспоминалось.

— Князь Зобора. Крупнейший хозяин арен в центральном Ласбарне. Если тот твой парень не только смазливый, но еще и боец, как ты говоришь, дороже, чем Фарнэ за него никто не заплатит. Так что, имеет смысл поискать там.

Хозяин арен, точно, сообразила Бансабира. Она виделась с ним дважды — в двенадцать и в четырнадцать лет, оба раза в компании Гора.

— И впрямь. Если напрямик отсюда — сколько? Дней десять?

— Около того, — подтвердил мужчина.

— А если в обход, если я заеду в близлежащие оазисы?

— Месяц, — подсказал князь, понимая, что Бансабира просто не может помнить все маршруты в Ласбарне и представлять время на их прохождение.

Уяснив, Бану поблагодарила ласбарнца. Тот кивнул и гаркнул кому-то из охраны, повелев поставить для гостьи шатер и принести воды освежиться.

— Как только напишу в Храм, отправлю стражника к тебе, князь.

— Хорошо.

Бану улыбнулась и поблагодарила за приют.

— Брось, степняки и пустынники никогда не закрывают ворот для гостей. Кому как не нам знать, насколько ценно стойбище.

Бансабира, наученная Храмом Даг и горьким опытом осады, восстанавливалась быстро и теперь, снова приноровившись к условиям, была рачительна и бережлива и в воде, и в пище.

У Шанта путалась шерсть, его одолевали жуки и притороченная поклажа, но он шел непреклонно, сквозь зной и холод, пески и солончаки, пережидая вместе с Бану под плащами песчаные бури и настигая рассеивающиеся миражи.

Достойный Сын Праматери, рожденный Ею в ночь зимнего солнцестояния, к весеннему равноденствию набирался сил, и, приветствуя Солнце и возрождение Тинар, Ангорат заходился в экстатической пляске огней. Сделать ночь светлой как день — казалось, смысл был в этом: так много горело факелов и костров. Только приверженцы храма Нанданы воздерживались от полноценных гуляний в этот день, но и они, празднуя, ели, пели и пили, торжествуя начало Круга.

Шиада почувствовала, как сердце пропустило удар, когда в огнях ночи, из круга танцующих вокруг пламени ее выхватила твердая мужская рука. Она знала, что именно потребуется от нее в эту яркую ночь. Она обернулась к мужчине, взглянула, вздрогнув: на полторы головы выше и почти незнаком. Она видела его в обрядах каждый день, но не знала даже имени. Незнакомец отпустил жрицу и развернул руку ладонью вверх, делая предложение. Ощущая, как поджался в теле каждый нерв, Шиада сглотнула: у нее нет причин отказывать, хочет она или нет. С трудом вдохнула, выдохнула — и согласилась.

Незнакомый друид повел ее к чаще Илланы, устланной сегодня множеством оленьих шкур и тканей для всех таких пар. Через несколько шагов он остановился — перед ним выросла фигура, которую теперь Шиада узнавала с легкостью.

— Сегодня я претендую на Вторую среди жриц, — тихо сообщил Артмаэль.

— Уйди, глава храма, — отозвался незнакомец. — Даже ты не можешь нарушать наши традиции.

В этом была правда, скрепя сердце признала Шиада. И, кажется, Артмаэль, тоже понял свою неправоту, потому что отступил в сторону и дал паре пройти в лес. Но всего спустя пару минут Шиада почувствовала знакомый до боли хруст Завесы, и поняла, что задумал друид. Что ж, как бы они ни решили это, она вмешиваться не станет. Артмаэль приблизился к ним со спины в несколько длинных шагов, положил друиду ладонь на спину в области сердца, и, как тогда в пещере, шепнул в затылок незнакомца какое-то слово. Тот обернулся, рассеянно глядя перед собой, зашатался и с грохотом свалился на землю, увлекая за собой и Шиаду. Жрица рухнула с писком, кое-как высвободила ладонь из твердой лапищи, поднялась и встретила взглядом протянутую ладонь Артмаэля.

Знакомый жест с известным смыслом.

— Пойдем, — позвал друид.

Шиада почувствовала дрожь во всем теле — от волнения и страха. Она смотрела на ладонь, и сомнения залегли на ее прекрасном лице.

— Ты ведь знаешь, — в стремлении поддержать шепнул друид, — сегодня долг в этом.

Да, конечно, она знает. Шиада вложила ладонь в предложенную руку и, ни в чем не уверенная, шагнула на Тропы Духов, едва Артмаэль повел рукой.

Оказавшись в святая святых, Шиада затревожилась:

— У нас не будет проблем?

Артмаэль уверил, что нет. Похожие случаи нередки.

— Но мы в храме Нанданы, в то время как…

— Ее служительницы не вступают этой ночью в связь? Мы всего лишь воспользуемся Законом обращения и по обратную сторону смерти свершим то, что больше всего означает жизнь.

Шиада кивнула, отвернулась, оглядевшись. Мало, что в этой пещере изменилось с дня, когда она покинула ее.

— Нилиана, — шепнула жрица.

— Она давно мертва, ей до этого дела нет. Только когда нарушается покой этого места или страдают Сирин, она пробуждается как охранительница.

Артмаэль приблизился к жрице со спины, но обнимать не торопился. Взгляд жрицы упал на знакомые оленьи шкуры. Что ж, дороги Праматери всегда прямы, даже если люди, идущие по ним, петляют где попало.

"Точно" — подумал Артмаэль.

Шиада обернулась и подняла на друида глубокие, как Колодец Прошлого, глаза. В свете нескольких факелов ее рыжие волосы искрились, как ночное огненное солнце, которое чествовали сегодня. Артмаэль приподнял лицо жрицы за подбородок, склонился. Замер, ощущая на коже мягкое теплое дыхание. Коснулся ее уст пальцами, потом наклонился еще ниже и потерся губами.