— Посиди там и подумай о своих грехах. Может быть, Господь простит тебя завтра. Но не сегодня. Не сегодня, Риз. Сегодня ты все еще гадкий мальчишка, совершивший грех. — Чарли втолкнул Риза в темноту.

Ему хотелось плакать — в конце концов, он всего лишь ребенок. Но он не позволил себе этого сделать. Гордость слишком много значила для него. Он почувствовал себя в клетке. Из-за невыносимого затхлого запаха Риз тут же почувствовал себя в грязи. Держаться за шаткие перила было опасно, но все же лучше, чем скатиться вниз по неосвещенной лестнице. Риз пробыл здесь достаточно, чтобы запомнить — надо сделать четырнадцать шагов, после чего ноги коснутся бетонного пола этого подземного ада.

«Еще двенадцать», — подумал Риз, но пропустил шаг и, ударяясь головой о ступени, покатился вниз, пока не рухнул всем телом на жесткий пол в самом низу. Он снова встретил свой ад, и темнота обняла его. Это пугало и утешало одновременно.

Риз сдался, осознавая, что справедливо оказался там, где ему и место.

Укус. Укус. Укус. Потом щекотание.

Риз почувствовал легкие прикосновения к своей голове. Он был слишком обессилен, чтобы это прекратить. Поэтому терпел щекотание и царапанье на своем лбу, пока не стало больно. В попытках насытиться, кожу с его лба обгрызали кусочками, и Риз позволял это, потому что руки его были совершенно без сил после падения. Он приоткрыл глаза — свет из узенького окошка проникал в подвал, и тьма начала уступать место восхитительным лучам утреннего солнца. Кусающие зубы ненадолго остановились, и он кожей ощутил прикосновение чего-то мягкого. Риз открыл глаза и увидел крысу. Никчемное животное сидело прямо перед его глазами. Хотя… не настолько уж и никчемное. Разве он сам чем-то отличался от животного? Он точно так же старается выжить в аду. Крыса борется за жизнь даже больше, чем он. Он просто лежит, чтобы вот так и сгнить здесь. Умереть. Ждать, когда сгорит в аду. Он верил только в существование ада. Не рая. Потому что рай, который ему довелось увидеть, оказался недолговечным.

Крыса замерла, когда глаза Риза встретились с ее черными глазками. На какой-то миг между ними словно возникло взаимопонимание. В этот момент Риз осознал: не нужно быть похожим на других в мире, где творится зло. Нужно помнить. Он каждый день просыпался и слушал, как бы им хотелось, чтобы он был хорошим мальчиком.

Он отомстит.

Потому что они тоже заслужили свой ад. Но сначала он должен понять, что ему нужно. На это может уйти год или пять, но он поймет. А потом заберет их. Риз знал, что крыса поняла его, и был признателен ей за это. Раньше такого не было. Возможно, потому, что он сильно боялся. А, может быть, он просто до этого не додумывался.

Риз не знал, сколько времени лежал и смотрел на эту крысу. Минуты? Часы? Может быть, дни? Время ничего не значит, когда сам ты ничего не значишь. Некогда холодный цемент пола стал теплым, нагретый его телом. Риз понемногу начал ощущать силу, ведь рядом сидевший друг не пытался снова укусить его за голову. Его светлые волосы слиплись от крови. Одежда была ни на что не похожа: пыльная, грязная, воняла мочой и фекалиями, потому что нужду он справлял под себя. В какой-то момент его сердце забилось быстрее. Он услышал плач Рен. Может быть, это шутки его воспаленного мозга, а, может быть, и нет. Но это укрепило Риза в его безумном плане. Окончательно.

Он не мог позволить своему единственному советчику и другу взять и уйти со всеми их общими секретами. Они должны быть заперты в его голове под надежным замком, и Риз должен быть уверен, что ключ от этого замка есть только у него. Одним молниеносным движением он схватил крысу. Она беспомощно запищала, предчувствуя беду. Все еще ощущая слабость после падения, Риз перекатился на спину и поднес крысу к лицу для последнего прощания.

— Теперь никто не узнает моих секретов, мистер Крыс. Прощайте! — Свободной рукой он погладил жесткую шкурку крысы, после чего одним движением руки свернул ей шею. Он сделал это без тени смущения. Когда послышался хруст, а писк прекратился, Риз понял, что крыса мертва, и его секреты теперь в безопасности. Он тоже унесет их с собой.

Он отбросил крысу, и звук удара ее тельца о цементный пол вывел его из ступора. Потребовалось некоторое время, чтобы он сумел сесть и собраться с мыслями. Голова кружилась, но зрение снова стало четким, когда на глаза ему попалось белое ведро — в него он обычно справлял нужду, когда был заперт в подвале для покаяния в своих грехах. Схватив крысу одной рукой, он подполз к ведру. Его ушибленные суставы адски болели, и он прижался лицом к голой кирпичной стене. Ее неровность вернула ему осознание безумной реальности, в которой он жил. На его маленьком теле не было живого места от побоев, но Риз пообещал себе, что не забудет этого. Припомнит все. И будет следовать своему плану, чего бы это ни стоило.

Риз поднес тельце крысы ко рту, вцепился в ее горло зубами и грыз, пока не разорвал шкуру. Из шеи зверька потекла кровь. Он сел над ведром, и, сжимая крысу перед своим лицом, совершил над собой обряд крещения вытекающими из нее секретами, заключая сделку с Дьяволом.

Месть еще никогда не казалась такой сладкой.

Глава 6

Снова оказаться в огне — что может быть слаще…

Ночной кошмар — это что-то тревожное, волнующее только того, кто спит. Ризу не часто удавалось спокойно поспать, ведь когда он засыпал, его пугали воспоминания из прошлого. Ему снилась не темноволосая принцесса, играющая с его сердцем. Ему снились крысы, сырые подвалы и тяжелые кулаки. Он ненавидел это.

— Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу? — выкрикнул Риз и сел — мокрый от пота и с бешено колотящимся сердцем. На какой-то миг он забыл, что лежит рядом с окровавленной мертвой девушкой. В эти несколько панических секунд между кошмарным сном и пробуждением ты словно окутан пеленой неведения. Ризу казалось, что он снова десятилетний мальчик, который ведет бессмысленную беседу с мистером Крысом и думает о том, как ему отомстить миру. А еще он не переставал думать о ней, потому что она видела, как он совершил нечто ужасное. Что-то очень плохое, чего он даже не понимал. Но это не она приговорила Риза к сырому подвалу, чтобы очистить его от грехов. Наоборот, она смотрела на него с такой чистотой во взгляде, что Риз ни о чем не мог думать, кроме одного: как прекрасно было бы украсть эту чистоту. Высосать ее. Попробовать на вкус ее кровь. Покрыть себя ею. Ощутить на своей избитой до синяков коже ее дарящее удовольствие тепло и почувствовать себя ни в чем не повинным. Любимым. Нужным.

Но это только видимость. Это все не по-настоящему. Он даже не был уверен, где проходит грань между его снами и реальностью.

Риз провел своими длинными пальцами по спутанным грязным волосам. Он не мог припомнить, когда в последний раз принимал душ, потому что уже привык к такому образу жизни, где душ и чистая одежда были роскошью. Особенно, когда ты используешь, в основном, то, что можешь забрать у других. Жизнь. Деньги. Все.

Запах запекшейся крови обострил его чувства до предела. Риз тут же стряхнул с себя наваждение мучивших его демонов прошлого, и ощущение изможденности мгновенно исчезло.

Он оглядел комнату и заметил, что оттенок красного начал меняться. Он наизусть знал оттенки цвета, стадии высыхания и время, которое для этого требуется. Ярко-красная, почти пурпурная — значит, свежая, настолько свежая, что все еще можно уловить запах жизни, витающий над ней. А час спустя она становится кирпично-красной, словно жизнь умоляет остаться, но смерть тянет ее прочь, превращая кровь в более густую массу по сравнению с той жидкостью, которая изначально покидала тело. Чем больше времени проходит — день или два — тем темнее становится кровь, почти черной. Некогда жидкая субстанция, вытекавшая из тела, высыхает, превращается в покрытые корочкой пятна, свидетельствующие о жизни, когда-то существовавшей в этом гребаном бессмысленном мире.