– Да, я полностью вас поддерживаю, Александр Сергеевич. Ваши мысли по поводу… всего, – заговорила Ульяна, наконец, откидывая платье на кресло и одаривая меня слабой улыбкой: – К тому же мне тоже очень неудобно за свое поведение. Да и свидание в целом было милым. Море, звезды…

Я почувствовал, как крепче сжимаются пальцы вокруг четок.

– Давид – прекрасный собеседник и вовсе не похож на того, кто пользуется своим положением для мимолетных романов. Мы замечательно провели время, и за это я вам даже благодарна.

О, кажется, одна из бусин треснула только что.

– Но ваше обещание мне очень по душе. И про поцелуй тоже забудем, я правильно понимаю? Вы волновались…

– Я действительно испытывал нечто подобное, – согласился, прекрасно понимая, что отнюдь не волнение заставило меня накинуться на собственную помощницу. – Из-за чувства вины. Как я уже говорил.

– Чувства вины, – словно эхо повторила Рыбкина, и глаза ее снова вспыхнули. Или это всего лишь блики от очков?

– Прекрасно, – выдавил из себя я.

– Чудесно, – кивнула Ульяна, поглаживая воротник своего халатика.

– Замечательно! – постановил я, забрасывая безнадежно испорченные четки в карман брюк.

– Вот и хорошо, – Рыбкина широко улыбнулась. – Тогда будем спать?

– Будем.

Я прищурился, фокусируя взгляд на лице помощницы. Мне казалось, что линзы очков безнадежно подводят, и я упускаю детали, свидетельствующие о том, что маленькая нахалка нагло меня дразнит. Ну, ухмыляется, ну, вырез декольте снова сильнее распахнула и да, прикусила губу… Можно ли все это характеризовать, как ее личный вызов и месть мне за извинения после поцелуя? Приглашает ли она меня продолжить или просто радуется, что легко отделалась?

Черт! Черт!

– Спокойной ночи, Александр Сергеевич, – тем временем мурлыкнула Рыбкина, проходя мимо.

Полы ее халата задели мою брючину. Обоняния мягко коснулся нежный пудровый аромат, ненавязчивый и легкий, как я люблю…

– И тебе, Рыбкина, – проговорил я, покидая комнату.

Стоило закрыть дверь, как я досадливо скривился. Добегался ты, Саня… допрыгался. В самом наипрямейшем смысле на помощниц кидаешься. Чтоб этому стилисту пожизненно икалось за то, что он ей помаду подобрал.

К слову, Моль не Моль, а целуется девочка страстно. Если бы не принесло Старовойтова, то ночь могла закончиться как угодно. Я сорвался. Сорвался как мальчишка, и это очень, очень плохо. Дело не только в самом факте, но и в моих личных принципах.

Кстати про Макса. Я поморщился, ощутив вспышку раздражения, замешанном на чувстве легкой вины.

Старовойтова принесло вовремя, но с совсем не своевременными моральными терзаниями. Полночь пробила, и наш жеребец прискакал проверять, вернулась ли Ульяна, при этом еще умудрился высказать мне претензии на тему использования сотрудников, хотя сам рылся в ее вещах в поисках одежды и давал дурацкие советы в стиле “не спать на первом свидании”.

Я нервно достал четки, которые машинально вертел в пальцах, и, натыкаясь на дефектную бусину, еще больше бесился. Положил их на подоконник и потянулся к полупустому стакану с водой, забытому тут еще днем. Залпом выпил и вздохнул.

Увы, моралистом тут был не только Макс. Меня самого словно раскололо на две части, притом одна принадлежала агенту и человеку бизнеса, заверяя, что в работе все средства хороши, а вторая нашептывала, что не настолько же.

И это как минимум неспортивно добиваться своих целей, оставаясь за спиной хрупкой женщины. А как максимум настолько отвратительно выглядит, что мне впервые за долгое время хочется выпить. А еще почему-то хочется выйти и уточнить у Рыбкиной, точно ли она не позволила Давиду ничего лишнего?

Глава 18

/Ульяна Рыбкина/

Я смотрела на удаляющуюся широкую спину начальства и с трудом сдерживала порыв чем-то в нее запустить. Да, это совершенно иррационально, не логично, но внутренняя злость кипела и требовала выхода.

Нервно сжав кулаки, я с размаху плюхнулась на диван, стягивая на груди полы халата. Несколько секунд тупо смотрела на махровую ткань, а мой все еще заторможенный после недавних событий мозг старался собрать логическую цепочку, в конце которой его что-то не на шутку тревожило.

Халат-вода-ванная-вентиляция… дневник!

Подорвавшись с места, я метнулась доставать свою прелесть, на бегу вознося молитвы всем известным мне богам, чтобы дневничок оказался на месте. Нащупав в узкой трубе корешок тетради, я облегченно выдохнула и прижала ее к груди.

Вернувшись в комнату, расстелила постель и даже легла. Но мандраж никак не желал проходить, а броуновское движение мысли улечься, потому ладошки сами потянулись к писанине. Жестом фокусника открыла дневник на чистой странице, и с крайне одухотворенным видом приложив кончик ручки к губам, попыталась кратенько сформулировать впечатления от сегодняшнего дня.

“Итак, главная новость на данный момент – мамины мечты временами все же сбываются! Я действительно встретила кошерного мужика с прицелом на семью и ярким интересом к моей персоне. Все было просто отлично: романтика, прогулка по берегу моря, интересная беседа. Но вот огонька не случилось…

Сегодня с треском рухнула теория, в которую я верила большую часть своей жизни: если появится приятный интересный мужчина, то я буду ему хотя бы симпатизировать. Фиалковость настроений Давида откровенно настораживает, плюс я под его запросы не подхожу. Да и вообще, я ушла из фирмы Коршунова, чтобы получить больше воли и наконец-то построить карьеру. А продюсер, похоже, забрасывает удочку на тему борщей и латекса, что с моими жизненными планами никак не пересекается.”

Представив себе семейную жизнь с правильным до зубовного скрежета Фельдманом, я содрогнулась. Следующей картинкой в визуальном ряду было знакомство с еврейской мамой. А о них столько баек сложено, что если хотя бы часть пра-а-авда…

“Зато огонек в итоге случился там, где не ждали. После возвращения в номер Несмеяна набросился на меня с претензиями, а потом и просто набросился. Но после страстных поцелуев, прерванных появлением Макса, Малкин с выражением лица святого, искушаемого демоницей, заявил, что все это состояние аффекта от усталости, а не его добровольные действия. Вывод? Трус и страус! Противный, скучный тип!”

– Вредная трудоголичная сволочь, – вслух процедила я, записывая последний сомнительный “комплимент” в адрес начальства.

Впрочем, почти сразу с опаской огляделась: не торопится ли оная сволочь выпрыгивать из спальни? К новой встрече лицом к лицу я была не готова.

Мысли гладко ложились на бумагу.

Если честно, трус Александр или не трус, но зерно истины в его словах есть. Как могли измениться наши отношения после поцелуя?

Первый вариант сказочный. Несмеяна внезапно замечает, что не все в этом мире настолько хреново и не вся жизнь состоит из работы. С ходу влюбляется в меня и тащит по возвращении в ЗАГС.

Версия была бредовая даже для моей фантазии, потому я перешла к варианту второму. Грустному и реалистичному.

Ну, случилось бы у нас все… и что? Он бы заявил мне, что это ничего не значит, наутро и, возможно, уволил бы по возвращении, так как Малкину не нужно под носом настолько яркое напоминание о собственном несовершенстве. А то у нас же сотрудники бесполые существа, да-да.

Закончив плакаться о сложных отношениях с мужчинами и начальством, которое – вот открытие – тоже мужчина, я спрятала дневник в одно из отделений чемодана под кодовым замком и со спокойной душой улеглась спать.

Утром меня разбудил шум воды. Я резко села и на автомате потянулась к телефону. Неужели будильник не сработал?!

Но нет, до звонка оставалось еще десять минут, так что это не я засоня, а Малкин – ранняя пташка.

Звуки стихли, а через несколько секунд на пороге нарисовался до отвращения бодрый и спокойный Александр Сергеевич.

– Доброе утро, Ульяна Михайловна.