— Слушай, так они, если чего — или тут же и окопались, или здесь пойдут. Надо, может, в сторону податься? — предположил Андрей.

— Может, мы чуть в бок свернём, да где-нибудь в кустах и перекантуемся.

— Чего, прямо в зарослях?

— Ну, а чего, как раз и маскировка подходящая будет.

Они свернули с тропинки и сразу окунулись в «джунгли». В полутьме их цепляли какие-то «лианы», кусты, ветки, ноги путала крепкая трава.

— Вот ведь разрослось! — чертыхался Андрей.

— Ты не сильно ори, а то смысла в наших прятках тогда, — упрекнул друга за громогласие Иван. Андрей послушно притих, но ругаться, уже шёпотом, на растения не перестал.

Они шли таким нескорым образом до тех пор, пока темнота не стала — хоть глаз выколи.

— Всё, хорош. Падать надо, — скомандовал Иван, отдуваясь. — Грязные мы, наверное, как черти.

— Слушай, Вань, дождь будет? Давай, может, под ёлку заползём? Всё ж укрытие, — Андрей указал на еловые ветки, которые впотьмах самоопределись колкостью и запахом.

Они подлезли под дерево, на ощупь раскатали подстилку и улеглись. Головы кружило от пережитого, тело ломило усталостью, под боками буравились корни, но друзья почти сразу погрузись в сон. Ивану снилась родная деревня. Деревня была узнаваемой, но она была словно воткнута посредь высоких домов, широких улиц. Это был почти и не сон, это была почти действительность. Лишь только огромная плотина, перегораживающая борисовские пруды добавляла свойственной сну несуразности.

А Андрею ничего не снилось. Лишь промелькивал образ Оли Ореховой, да быстро пропадал. В последний раз явилась она ему под утро и молвила:

— Вставай, тварь позорная, — и пнула ощутимо в бок. Андрей открыл глаза, чувствуя ломоту в теле. Было светло, шуршал малоприметный дождь, наполняя взвесью атмосферу. Атмосфера была также загрязнена винными парами от вчерашнего типа. Тип нависал над друзьями, ухмыляясь. — Просыпайтесь, говорю, гадёныши. Думали сдристнуть по-тихому? — он усмехнулся.

Андрей угрюмо потёр лицо и глаза. Потряс Ивана. Тот сразу подскочил, въехав головой в нависающие ветки.

— Чего такое?

— Да вот, друзья наши соскучились, — Андрей кивнул на предводителя. В этот раз он был с округлой дубиной; ей он поигрывал, перекидывая из одной руки в другую.

— Вы это, не балуйте больше, — наглый присвистнул, послышался треск сучьев, ругань, и в поле зрения выпал пяток головорезов. Рожи были перекошенные от пьянки, глаза красные, губы кривились злобой. — Вот, ребята хотели посмотреть, кто тут борзый такой ходит по лесам. Не, ты прикинь, хотели запрятаться в наших зарослях, — наглый заржал. — Дурни, вы ж за собой, считай, след специальный оставили. Натоптали.

Иван с Андреем хмуро огляделись вокруг — вчера в темноте они изрядно наследили, и вычислить их местонахождение с рассветом особого труда не составило.

— Чего вам надо? — буркнул Андрей.

— Нам чего надо? Не, прикинь, он ещё спрашивает! — наглый тип резко обозлился и вдарил дубиной по ноге Андрею. Боль заискрила в глазах. Андрей скривился, схватился за ушибленное место. — Проучить надо, вот чего! Да заодно проверить, чего в ваших мешках вонючих. Чуете, парни, какой турист вонючий? Хуже бомжа.

— Линять надо резко. В разные стороны. Они пьянющие, не догонят, — пока тип громыхал перегаром, Иван нашептал план. — Давай, на раз-два. Подстилка — фиг с ней, сидоры только хватаем.

Андрей, сморщившись от боли, кивнул.

— Раз-два! Пошли! — ребята резко рванули из-под ёлки, мимо раскисших в алкоголе бандитов. Их предводитель лишь метнул вслед дубину, но та застряла в кустах.

— Чё встали? Догнать козлов! — в ярости заорал он. Пьяная орава нестройными рядами ринулась вслед.

Ребята же уже немного оторвались. Иван, продираясь через обдающие капелью заросли, вымок в минуту. Слева он слышал шум пробирающегося Андрея. Сзади глухо шумела погоня.

— Андрюх, если что встречаемся в Майне в этой, возле плотины! — крикнул он, глубоко дыша.

— Принято!

Они разбежались в разные стороны, путая преследователей. Те, путаясь в траве, задохнулись в своём похмелье, упали на траву. Предводитель пытался поднять нерадивых соратников, но был послан куда подальше. Субординация отсутствовала, как и дисциплина.

Иван, сверяясь с компасом довольно скоро вылез на дорогу. Увидел недалеко несколько здоровенных автомобилей, стоявших на опушке возле шоссе. «Ага, отребья этого рыдваны», — решил он. Без раздумий уверенно повернул налево: до дороги, по которой они приехали ещё стоило дойти. Направление — северо-восток. «Чёрт, надо было на перекрёстке уговариваться. Куда ему тут ещё деваться, а ждать на дороге нельзя» Он шёл, одиноко разбивая всю ту же мокрую взвесь, погруженный в думы. Влажная муть поглотила звуки, и казалось, что жизнь кругом замерла. Иван остался наедине с дорогой. Думалось особенно легко.

«Смолкло всё, не скажешь, где ты и как… Идти хорошо и свободно, если не вспоминать про уродов этих. Да и уроды ли они? Если тут жизнь такая кривобокая, то и люди чаще оступаются, сваливаются с нужной тропинки. Знают ли они, вообще, какая она — нужная тропинка? Ведь нас там, в Союзе не спрашивают, ведут. А мы согласные… ну почти согласные, ломим послушно и безропотно» Мимо пролетел автомобиль, оставив шлейф выхлопных газов. Иван поморщился. «Не, не так уж и безропотно. Сколько всяких размышлений и сомнений. Только уверенность не пошатывается, она лишь проверяется на прочность. Почва под ногами есть, а руки уж свободно тогда вертят. За воздух хвататься не надо. Человека его ведь и надо тянуть, подталкивать. Во времена доисторические — чего? А того, что жизнь сама по себе не давала расслабиться, вот хомо сапиенс и прогрессировал. Вынужденно. А как только условия сложились сладкие, да гладкие, человечишко готов на диване лежать, да думу думать. Лень разливается, воля притупляется. Это если про среднего говорить гражданина. Вот тут, яркие примеры кругом. А чуть петух какой клюнул, засуетились, задёргались, всё наружу попёрло — а если не нажито ничего правильного, то изнутри только гадость одна и лезет».

Иван активно разговаривал сам с собой. Мысленно. Он думал, как шёл — ровно, в спокойствии. Беспокойство за ближайшее непонятное будущее растворилось в сонной погоде. Даже про друга про своего не волновался: «Андрюха тёртый калач, выберется».

Из мерной ходьбы Ивана выдернул гул машин сзади (до этого пролетела лишь одна навстречу), прошиб пот волнительный — а если это бандюки? Иван скакнул в кювет и побежал в придорожные кусты. Отмахав несколько десятков метров, он упал на мокрую траву. Сквозь жидкие растения просматривалась дорога. «Так и есть. Они», — Иван разглядел, как неторопливо по дороге ползли страшные машины. «Осматриваются, похоже. Ищут», — он плотнее вжался в землю. Бояться ему особо не стоило — весь болотного цвета, он удачно терялся на воне блёклых трав и желтоватых ив. «Плохо. Теперь они будут впереди. По кустам, что ли шариться? Эх…» Машины смолкли вдали. Иван приподнялся.

— По компасу придётся идти, — он знал, что находится от нужного перекрёстка недалеко, но при такой облачности можно было заплутать и на ста метрах. — А срежу-ка я!

Он сверился по компасу, высмотрел азимут. И направился ровно на восток. Довольно скоро он пересёк просёлочную дорогу, а чуть позже справа показались заборчики и небольшие домишки. «Дачи», — решил путешественник. «Теперь можно и без компаса, пойду вдоль заборов, явно они к шоссе выходят».

Вскоре он вышел-таки на шоссе в сторону плотины. Иван понял, что это нужное шоссе по направлению и по качеству дороги. «Точно оно», — кивнул сам себе и пошлёпал по обочине.

Иван шагал целый день, мерно оставляя за собой километры. Погода рассветлела, видимость улучшилось. Но ничего интересного не открылось: плоская степь с небольшими пригорками, желтоватая от августа и пыли. В этой котловине лето было столь тёплое, что жители растили арбузы. Только вот многолетние растения южных широт не приживались — зимой трещали континентальные морозы.