У Колганова пересохло во рту.

- Что будет с Оксаной?

- Тебе ли не всё равно? – Удивился мужчина. – Она же тебя использовала.

- Вы тоже меня использовали, - парировал журналист.

- У нас было взаимовыгодное сотрудничество. – Возразил Ян Григорьевич. – Разве нет? Просто обстоятельства так сложились, что тебе надо умереть. Признаюсь, планировал твою смерть изначально. Но в более отдалённой, туманной перспективе. Однако события разворачиваются гораздо стремительнее, чем ожидалось.

- Так что с ней будет? – Молодой человек повторил вопрос.

Лазаревский пожал плечами.

- Она просила новый паспорт. Хочет уехать за границу и начать жить заново. И ты, одной ногой преступивший черту иного мира, уже знаешь её будущее: попадет в ДТП. Откажут тормоза, и она потеряет управление.

- Ты старый козёл! - Зарычал Колганов и, сжав кулаки, бросился на противника.

Тот сделал шаг назад и потянул за спусковой крючок. Колганов почувствовал тупую боль в животе, однако продолжил движение. Кажется, прошла насквозь. Ещё выстрел. Ноги перестали слушаться и,

задет позвоночник

чтобы не упасть, ухватился за лацкан пиджака Лазаревского. Однако тот не отходит. Немеющим животом журналист почувствовал, как упёрся во что-то длинное и твёрдое. Он поднял глаза и наткнулся на жёсткий, беспощадный взгляд. Холодный взгляд.

- Ты… сука… - Губы едва шевелятся. – Да я тебя…

После следующего выстрела руки разжались. Колганов ощутил во рту вкус тёплой земли и травы. Потом кто-то выключил свет.

Глава 94

Холодно. Холодно и одиноко. Страшно. Он лежит на сырой траве, продрогший и обессилевший. Кажется… Да, начинается дождь. Редкие капли распечатываются о лицо и неприкрытые рубашкой кисти. Вспышка молнии на мгновение озарила пространство и через секунду прогремел гром.

А потом начался ливень. С места в карьер. Без предупреждения. Холодная вода заливает глаза и проникает в нос. Человек хочет перевернуться или хотя бы прикрыться рукой, но не может. Поэтому просто задерживает дыхание и замирает. А вода, тем временем, прибывает. То и дело становится светло, как днём. Но осмотреться возможности нет: стоит приоткрыть глаза, как в них норовить попасть вода. Обидно.

Ливень усиливается. Хотя, кажется, куда уж сильнее. Человеку мерещится, что сейчас он всплывёт и, подобно сплавляемому бревну, возьмёт курс в неизвестность. Вода уже вовсю заливает нос и человек начинает её проглатывать. Но дышать становится всё сложнее и сложнее. Словно кто-то стоит над ним и упоённо поливает из шланга. Я сейчас задохнусь.

И вот очередной урывочный вдох превратился в затяжной кашель. У человека кружится голова. Я умираю. Отчаянная попытка, не смотря ни на что, вдохнуть… Но не получилось. Всё. Мне конец…

…Тепло ласкает кожу и проникает внутрь. Звуки. Непонятные звуки. Треск и мягкий шёпот. Ещё запах. Непонятный, но удивительно… вкусный. Да, вкусный. Человек с трудом разомкнул слипшиеся веки и от неожиданности вздрогнул: он лежит около огромного костра, а вокруг нимфы крутят хоровод. И что-то шепчут. Неуловимое и непонятное. При детальном рассмотрении нимфы оказываются девушками в полупрозрачных, едва прикрывающих прекрасную наготу, одеяниях. Девы парят над землёй и не обращают на человека никакого внимания. Кто вы?

Он ещё какое-то время любовался прекрасными созданиями, потом прикрыл потяжелевшие веки. Где я? Где-то внутри ещё затаились остатки озноба. Но он отступает и вскорости будет повержен. Жаркое дыхание костра перемежается с упругими порывами воздуха от юных танцовщиц.

Громкий щелчок головёшки заставил человека снова открыть глаза. Одна из девушек вышла из круга и неторопливо направляется к нему. В руке что-то держит. Это… это ветвь. Берёзовая ветвь. Незнакомка склонилась над человеком. Лица не разобрать, потому что длинные светлые космы легли на его глаза. Ноздри щекочет нежный аромат юного тела. Человек чувствует, что девушка положила берёзовую ветвь на его грудь. Кто ты?

Она гордо поднялась и, не сводя глаз с человека и не поворачиваясь к нему спиной, попятилась. Влилась в круг и снова превратилась в одну из многих. Человек, к своему удивлению, смог пошевелить рукой. Он слегка приподнялся, взял ветвь и с интересом принялся её рассматривать. Словно видит впервые. А когда перевёл взгляд на окружающее пространство, то… Вокруг никого нет. Ни костра, ни танцующих прекрасных незнакомок. Никого, кроме него самого и берёзовой ветви в руке. Кто я?

Глава 95

Едва завидев лежащего человека, Марченко сразу почувствовал, кто это. Вот чёрт! Футболка на груди журналиста измазана кровью и пробита в трёх местах. Дрожащей рукой полицейский замерил пульс. Живой. Живой! Дыхание слабое, но ровное. Однако под футболкой, хоть и перепачканной в крови… совершенно целое тело. Полицейский перевернул находящего в бессознательном состоянии Колганова на живот и осмотрел спину. Так и есть: кровь и три выходных отверстия на одежде. Однако и на спине никаких ран нет. Понявший всё, отёр со лба крупные капли пота и устало растянулся рядом.

Колганову, как когда-то самому Марченко, умереть просто не позволили. Значит, топтать нам с тобой эту землю, брат. Но лежать не время. Надо отыскать и собрать гильзы и пули. Что касается первых, то найти их труда не составило: они лежат практически под ногами. Что же касается пуль, то, когда Марченко отыскал первую и поднял, то обомлел. Золотая? За спиной раздался шорох.

- Прривет Марченко! - Колганов перевёл взгляд на окровавленную футболку и скривился.

Полицейский продемонстрировал найденную улику.

- Смотрю, на тебя не жалеют даже золотые пули.

- Что? Аа, - Колганов вяло отмахнулся, - это всё прихоть старого охотника.

Собеседник сразу догадался, о ком именно речь.

- Что произошло?

Журналист устало вздохнул.

- Долгая история.

- Так расскажи, - предложил следователь.

- Я… я… - Колганов закряхтел, изменился в лице и, сделав неимоверное усилие, приподнялся на дрожащих руках. – Я живой, живой.

- Да, ты живой. – Полицейский уселся рядом. – Чтобы не грузить твою неокрепшую психику, предлагаю считать это инсценировкой. Потом расскажу, что именно с тобой произошло.

- А… а откуда ты знаешь? – Журналист уставился на него подозрительно. – Ты с ними заодно?

- С кем?

- С Яном…

- О, нет. – Марченко покачал головой. Быть с ними заодно? – Я, скорее, против. Просто однажды, по его прихоти, мне тоже пришлось умереть. Затем воскреснуть. Но уже наперекор. Так почему ты впал в немилость? Почему он в тебя стрелял?

- Как много вопросов. – Колганов снова и снова переводил взгляд на дырявую окровавленную футболку. – Сейчас важно другое: как быть с тем, что тебя сфотографировали над моим телом? Ты вроде как убийца.

Марченко нахмурился и осмотрелся.

- Не дёргайся, уже поздняк. – «Успокоил» свежевоскресший. – Сейчас эти снимки в интернете и сюда едет съёмочная группа. А, может, и не одна.

- Вот замес… - Марченко мрачно осознал, что, как только увидел лежащего Колганова, совсем забыл про осмотрительность. – Так понимаю, Лазаревский, прежде чем продырявить тебя ювелирными боеприпасами, сболтнул лишнее?

- Да. – Подтвердил Колганов. – По замыслу старого пройдохи я – светоч правды и всего самого светлого, а ты – злобное орудие Кремля. Ты меня застрелил потому, что я проливаю истину на измождённые нынешним режимом души людей.

- И на волне народного гнева Иванов завтра с треском побеждает на выборах, - Марченко довёл фразу до конца.

- Совершенно верно, товарищ полицейский. – Журналист криво улыбнулся. – Ценой моей жизни и твоей свободы.

Тот блаженно растянулся рядом.

- Слушай, я как-то легче тебя отделался.

- Нифига подобного! – Запротестовал Колганов. – Я вроде как мертвый и уже в раю. А ты гниёшь за решёткой, а потом, после освобождения, подвергаешься остракизму.