Однако Оксана, даже в подпитии, отступать не собиралась.

- Так ты веришь Яну Григорьевичу?

Колганов сдался.

- Верю, дорогая, верю. Он для меня отныне светоч, маяк. И каждое изречённое им слово выжигается на сердце, чтобы сохраниться навечно.

- Оо, ни фига себе, - она хлопнула рукой по столешнице.

Ему внезапно стало тоскливо. Посреди шумного моря из света, людей и стекла ощутил навалившиеся усталость и одиночество. Острое желание спрятаться ото всех и… уснуть. Лет эдак на сто.

- Может, пойдём? – Предложил он.

- Нет, я хочу ещё. – Она демонстративно надула губы. - Мне мало. Я хочу гулять.

- Как ты будешь выглядеть завтра? – Предостерёг он.

- Мне плевать! - Развязно огрызнулась она.

Колганов замер от неожиданности.

- Не понял.

Она смерила его вызывающим взглядом.

- Я говорю мне пле-вать!

Он растерялся.

- Не узнаю тебя, Оксана.

- Я сама себя не узнаю. – Она подняла над головой опустевший стакан. - Надоело всё. Хочу напиться.

- Хватит уже. – Он взял её за руку. – Ты и так едва держишься на ногах

- Не смей мне указывать! – Взвизгнула она, высвобождаясь. - Я свободная девушка. Эй, бармен, налей ещё!

От происходящего Колганов начал трезветь. Не то, чтобы он узрел поведение пьяной девушки впервые, но от достаточно близкого человека подобного не ожидал. Тут два варианта: расплатиться и вытащить её из бара или подождать, пока надерётся сильнее. Потом сделать тоже самое. Будь она трезвее, можно было уйти самому. А сейчас оставлять её одну нельзя. Мало ли… В конце концов, она реально может подставить их всех. Два дня. Дура. Могла бы потерпеть эти два несчастных дня.

- Ты чё, бл…ть, на меня уставился?

А ведь совсем недавно Это было милой девушкой, моей помощницей. Колганов нахмурился. А когда её начало тошнить, отволок в туалет и потянулся за бумажником. Однако карман оттягивал не он, а кулон. Вот блин!

- Оксана? – Он попытался растормошить поникшую девушку. – Оксана? – Но та не реагировала. Тогда Колганов сделал то, чего никогда прежде не делал: полез в её сумочку. Девушка мгновенно подняла голову и вырвала сумочку из его рук.

- Ты чё делаешь?!

Колганов неприятно поразился её истошному визгу.

- Слушай, прости. Я, по ходу, бумажник в столе забыл. Хотел взять у тебя… я верну. Как приедем, сразу отдам.

- У меня нет денег. – Её голос звучал ровно и глухо. – Колганов, у меня нет денег. И не надо рыться в чужих вещах!

Хуже, чем сейчас, он прежде себя не чувствовал.

- Извини.

- Отвези меня домой, - попросила она.

- Хорошо. – Обрадовался он. – Ко мне или к тебе?

На лице Оксаны читалось безразличие.

- Пофиг.

Осталось решить вопрос с деньгами. Снова попросить у Оксаны? Ну уж нет! К тому же она сказала, что у неё нет. Что делать? Если только… Если только… Окончательно протрезвевший, дрожащей от волнения рукой вытащил украшение и подозвал бармена.

- Дружище, тут такие дела. – Колганов перегнулся через барную стойку. От чувства неловкости кажется, что сейчас все посетители только и делают, что наблюдают за его позором. - Денег нет, есть ювелирка.

Тот недовольно скривился.

- У твоей подруги, так понимаю, тоже нет?

- Угадал, - журналист разжал ладонь.

- Настоящее? – Бармен с интересом рассматривал кулон. Кажется, неплатёжеспособные клиенты – это самое последнее, что его волнует. – Выглядит, как старинное.

- Не знаю. – Признался Колганов. – Сегодня, накрайняк завтра, привезу деньги и заберу его. Идёт?

Парень не возражал.

- Завтра не моя смена. Приходи в воскресенье.

- Блин, даже не знаю. – Журналист мучительно тёр лоб. – Весь день занят.

- Так зачем день? – Удивился бармен. – Приходи ночью.

Колганов не стал говорить, что работает в команде кандидата в президенты и что ночью в штабе будет жарче, чем днём.

- Ладно, я постараюсь. Слушай, есть ещё момент… - Он снова почувствовал унижение. - Добавь на такси.

Бармен поморщился.

- Ну ладно. Запишу на твой счёт. Не хочу ждать, когда её стошнит снова.

В такси Оксана вырубилась окончательно и Колганов затаскивал девушку в свою квартиру чуть ли не на себе. Снял туфли и накрыл одеялом. Сумочку, едва прикасаясь, аккуратно поставил рядом. Напился холодной воды и устало опустился в кресло. Оксана тяжело дышала, и, судя по всему, в сильном забытьи. Такой видит её впервые. Он уже сильно сожалеет о том, что согласился пойти в бар. Ведь ничего, кроме головной боли и проблем, не получил. Блин! Совсем забыл! Вскочил как ошпаренный и поспешил на кухню. На кухне холодильник. На холодильнике конверт. В конверте заначка. Колганов отсчитал требуемую сумму. Пока не поздно, надо вернуться в бар и забрать кулон.

Неясный шум донёсся из спальни: Оксана мечется и разговаривает во сне.

- Отстаньте от меня… Колганов… Отстаньте от меня…

Он поправил съехавшее одеяло и подушку.

- Не трогайте меня… Я всё сделала… Я всё сделала…

Завтра, вернее, уже сегодня, ты будешь никакая. Лучше вообще оставить тебя дома. Запереть до воскресенья. Там, глядишь, оклемаешься. А мне к восьми в офис. Рассчитывать придётся только на себя(

- Не трогайте меня… - Девушка бредила и елозила по кровати. - Я хочу уехать… хочу… хочу…

О чём ты? Он задумался и, наконец, решился. Без угрызений совести расстегнул сумочку и заглянул внутрь:

Бл…ть!

пять толстых, перевязанных резинкой, пачек стодолларовых купюр. Словно подкошенный, журналист опустился на пол и обхватил голову руками. Ну и подарок ты преподнесла мне, подруга.

Немного придя в себя, вскочил и уже целенаправленно изучил всё содержимое. Ничего необычного: косметика, салфетки, конфеты, визитница и наушники. В закрытом на молнию внутреннем карман телефон и паспорт. Этот девайс он видит впервые: кнопочный, миниатюрный. Ничего лишнего. Даже камера отсутствует. Как и название. В списке вызовов лишь абонент под именем «Шеф». Но, посмотрев на номер, Колганов сразу понял, кто это: его помощница разговаривала с Яном Григорьевичем каждый день, иногда по нескольку раз. Но только тогда, когда журналиста не было рядом. Какие сюрпризы будут ещё? И они продолжились: в паспорте рядом с фото Оксаны написано «Решетникова Ирина Геннадьевна».

Глава 84

Впереди маячит свет. А вокруг тьма. Пустота. Пустая тьма. Шагов не слышно. И вообще непонятно, что под ногами. Но это неважно. Главное – верное направление. Направление на свет. И она упрямо продолжает идти. «Свет в конце тоннеля» - так вроде это описывают люди, пробудившиеся из состояния клинической смерти. Что ещё может быть «светом в конце тоннеля»? Совершенно верно: рождение. Ребёнок в утробе матери, прежде чем появиться на свет, движется по тоннелю. «Светом в конце тоннеля» является и перерождение, если речь о взрослом человеке.

Она ощущает себя взрослым человеком. Она вообще себя ощущает. В безвременье и безотносительности. Лишь свет. В конце тоннеля. Манит. Видится, выступает единственно возможным вариантом действия. Движение вперед.

Она не считает шаги. В этом нет необходимости, ведь каждый сопровождается ударом сердца. Темнота вокруг тоже пульсирует. Сжимается, чтобы затем расслабить объятия. Темнота хочет меня прогнать, хочет отсюда вытолкать. Значит, мне здесь не место. Эта, простая в своей очевидности, мысль мечется в её голове. Широко расставленные руки цепляются за пустоту.

По мере приближения к источнику света дышится легче. Ароматный воздух щекочет ноздри и обжигает лёгкие. Кажется, его, словно масло, можно намазать на хлеб. Свет ярок и от него приходится прикрываться ладонью. Шаг-удар сердца, шаг-удар сердца, шаг… Мне надо идти…

Постепенно глаза привыкают… и вот она убирает руку… но свет померк! Лишь… серая дымка вперемешку с яркими точками. И запах…непривычно знакомый. Запах шума, движения и напряжения. Одни светящиеся точки застыли, словно приклеенные, иные движутся. Это… это… это фонари! Это…