Изменить стиль страницы

— …

— А, ну. Я тогда вкратце объясню...

— Не нужно, Арараги-кун, — Сендзёгахара снова без всякого стеснения оборвала меня. — Я сама.

— Сендзёгахара...

— Я сама.

И начала.

005

Двумя часами позже.

Ошино и бывший вампир Шинобу остались в развалинах вечерней школы, а я сейчас дома у Сендзёгахары.

Дом Сендзёгахары.

Тамикурасо.

Двухэтажный деревянный дом тридцатилетней давности. Несколько оцинкованных почтовых ящиков. Едва хватает места на душ и туалет. До ближайшей автобусной остановки минут тридцать пешком. Арендная плата от тридцати до сорока тысяч йен (включая взносы в соседские собрания, коммунальные услуги и ежемесячную плату).

От Ханэкавы я слышал совершенное иное.

Наверное, это отразилось у меня на лице, потому как Сендзёгахара объяснила, не дожидаясь вопросов:

— Моя мать вступила в какую-то секту.

Словно извиняясь.

Словно оправдываясь.

— Она не только отдала им всё, что у нас было, но и задолжала крупную сумму. Как говорится, гордыня до добра не доводит.

— Секту...

Наверняка одно из тех верований, выдуманных шарлатанами.

И всегда дело заканчивается вот так.

— В итоге к концу прошлого года у родителей дошло до развода, я осталась с отцом, и теперь мы живём здесь вдвоём. Ну как вдвоём, сам долг остался на имя отца, поэтому он работает днями и ночами, чтобы выплатить его, и дома появляется редко. Так что де-факто я живу одна, легко и беззаботно.

— …

— В школьном журнале я зарегистрирована по старому адресу, так что, естественно, Ханэкава-сан не знает.

Эй.

Это вообще законно?

— Люди в любой момент могут стать врагами, ни в коем случае нельзя кому-то давать знать место своего проживания.

— Врагами, говоришь...

Думаю, она драматизирует, хотя человеку, хранящему секрет, с которым нельзя ни с кем поделиться, наверное, такая бдительность вполне нормальна.

— Сендзёгахара. Твоя мама вступила в секту... это из-за тебя?

— Отвратный вопрос, — рассмеялась Сендзёгахара. — Да кто знает. Точно не я. Может быть.

Отвратный ответ.

Какой вопрос, такой ответ.

Одно лишь воспоминание этого вопроса ввергает меня в пучины самобичевания. Я не должен спрашивать такое, и Сендзёгахара имела полное право разругать меня всем своим богатым запасом злословия.

Семья, которая живёт вместе, не могла не заметить исчезновение веса дочери, тем более, мать. Это не школа, где все сидят в стройных рядах раздельных парт. Если с вашей единственной любимой дочерью случится какая-то невообразимая странность, то вы, естественно, это заметите. А когда после каждодневных осмотров даже врачи опускают руки, то заглянув в своё сердце, вы вряд ли стали бы укорять её мать.

Хотя укорять можно и нужно.

Но уж не мне.

Не мне говорить, будто я всё знаю и понимаю.

В любом случае.

В любом случае, я у Сендзёгахары дома, в Тамикурасо, в комнате двести один, сижу на дзабутоне и от нечего делать пялюсь на чай, налитый в чашку, стоящую на чайном столике.

От неё я ожидал что-то вроде: «на улице подождёшь», но она без раздумий пригласила меня к себе. Даже чаю налила. Я поражён.

— А теперь будем тебя мучить.

— Э-э?..

— Но нет. Располагайся.

— …

— Нет, всё-таки, наверное, помучить...

— «Располагайся» лучший выбор, и ничего больше! Не каждый может сам исправить свою ошибку, так держать, Сендзёгахара-сан!

Ну, примерно только вот такой разговор между нами и состоялся, а сейчас я в растерянности. Сидеть дома у едва знакомой девушки, как ни скажи, довольно неловко.

Так что я пялюсь на чай.

Сейчас Сендзёгахара принимает душ.

Омывает тело, очищает.

Ошино сказал омыть тело холодной водой и сменить одежду на чистую, необязательно новую, и вот.

Короче говоря, я проводил её. Ну, для удобства мы выехали от развалин, в которых живёт Ошино, на моём велосипеде, к тому же, получили кучу разных предписаний вслед.

Я оглядел безыскусную комнату на шесть татами — не особо-то она и походит на жилище девушки-подростка — и откинулся на небольшой комод, стоящий сзади...

Мне вспомнились недавние слова Ошино.

Дело Сендзёгахары, ну это не особо длинная история, и, когда она рассказала всё по порядку, Ошино кивнул и, какое-то время поглядев в потолок, вдруг задумчиво проговорил:

— Краб тяжести.

— Краб тяжести? — переспросила Сендзёгахара.

— Легенда гор острова Кюсю. Где-то говорят Краб тяжести, где-то Весовой краб, где-то Краб бремени, а где-то Бог бремени. Здесь краб и бог одинаково подходят. Говорят о нём разное, но в одном сходятся: из-за него люди теряют свою тяжесть. Встретившись с ним... нет, встретившись с ним неправильно, человек истончается, да, как-то так.

— Истончается...

Эфемерная.

Очень... эфемерная.

Но при этом не теряет красоты.

— В особо опасных случаях доходит до полного исчезновения. Если углубиться в имя, то можно дойти до Камня бремени, но это уже совсем другая история. Там камень, а здесь краб.

— Краб... Так это реально краб?

— Ну ты и дурень, Арараги-кун. Речь идёт о горах Оита и Миядзаки, откуда там взяться крабам? Это просто сказки, — искренне изумился Ошино. — Обычные пересказы всяких выдумок. Скопление людских слухов и заблуждений.

— Так это японский краб?

— А ты думал о американских лангустах, Арараги-кун? Похоже, кто-то не помнит родных сказок. «Обезьяна и краб»12, например. Конечно, и в России есть известные странности с крабами, и в Китае их достаточно, но всё-таки не стоит принижать Японию.

— А, вот как. Обезьяна и краб. Что-то такое припоминаю. Но каким боком тут Миядзаки?

— А на кого напал вампир прямо посреди японской глуши? Для таких дел имеет значение не место. Это происходит, если позволяют обстоятельства, только так. Хотя, конечно, климат и географические особенности тоже важны, — прибавил Ошино. — Вообще необязательно должен быть краб. Кто-то рассказывает о кролике, кто-то — о красивой девушке, хоть и не такой как Шинобу-тян.

— Хм-м... Прямо как пятна на Луне.

Кстати, что за Шинобу-тян?

Мне даже немного жаль её.

Легендарный вампир...

Так печально.

— Ну раз девочка повстречала краба, пусть будет краб. Довольно частая форма.

— Но что это за такое? — нетерпеливо спросила Сендзёгахара. — Какая разница, как называется...

— А вот и нет. Имя важно, понимаешь ли. Как я недавно поведал Арараги-куну, в горах Кюсю крабов нет. Хотя может севернее и водятся какие-то, но на Кюсю они всё равно довольно редки.

— Там же водятся пресноводные крабы.

— Может быть. Но суть не в этом.

— И в чём же?

— Это не краб, но и сам по себе не бог. Думается, в Краба тяжести он перешёл из Бога веса... но это лишь лично моя теория. Обычно, Бог это лишь приложение к основному Крабу. Если обдумать всё прямо, то, скорее всего, придём к выводу, что они появились как минимум одновременно.

— Обычно, никто ничего не знает точно о таких чудищах.

— Не обязательно знать. В любом случае... — проговорил Ошино. — Ты с ним встретилась.

— …

И он до сих пор здесь.

— Вы... что-то видите?

Не вижу. Я — ничего, — засмеялся Ошино.

Этот слишком звонкий смех ещё больше задел Сендзёгахару.

Впрочем, я согласен. Ни на что, кроме издевательства, это не похоже.

— Тогда как вы можете утверждать, если не видите?

— Чегой? Сама суть подобных чудилищ в том, что человек их не видит. Никто их не видит и не ощущает. Это нормально.

— Нормально... Но всё равно...

— У привидений нет ног, у вампиров отражения, но сама проблема не в этом, сама суть подобных сущностей в том, что их нельзя как-то идентифицировать. Но, девочка. Невидимые и неосязаемые сущности, можно ли считать, что они действительно существуют?

вернуться

12

Японская народная сказка о коварной обезьяне, убившей краба, и о возмездии за содеянное.