— Чем твоя мама сейчас занимается?

— Не знаю.

— Наверняка знаешь.

— Наверное, всё ещё продолжает верить.

— Продолжает.

— Не учится на ошибках... как бесстыдно.

— И тебе больно?

— Больно.

— Почему больно? Разве она теперь не посторонний человек?

— Я много думаю. Если бы я тогда... если бы я не сопротивлялась, то, наверное... всего это бы не случилось.

Всё бы осталось на месте.

Осталось бы.

— Думаешь?

— Да, думаю.

— Правда так думаешь?

— Думаю...

— Тогда вот что, девочка. Твои мысли, — проговорил Ошино. — Как бы ни было тяжело, я должна нести эту ношу. Нельзя передать её кому-то другому.

— Кому-то другому...

— Не опускай глаз... Отверзни очи и гляди.

А затем...

Ошино открыл глаза.

И Сендзёгахара вслед за ним.

Свечи по углам.

Огонь заколыхался.

И тени.

Тени трёх людей заколыхались.

Туда-сюда.

Туда... сюда.

— АААААААА! — закричала Сендзёгахара.

Она приподняла лицо лишь чуть-чуть, но глаза её едва не вылезли из орбит, её затрясло... по всему телу мгновенно выступил пот.

Она паниковала.

Сендзёгахара.

— Видишь что-то? — спросил Ошино.

— В-вижу. Как и тогда... Тот же огромный краб. Вижу краба.

— Вот как. А я вот ничего не вижу, — Ошино впервые обернулся и прямо ко мне. — Арараги-кун, что-нибудь видишь?

— Не вижу...

Вижу, но только...

Мерцание свечей.

И колыхание теней.

Такого не вижу.

Не могу заметить.

— Ничего... не вижу.

— Ну так, — Ошино повернулся к Сендзёгахаре. — Ты правда видишь краба, которого нет?

— Д-да... Чётко. Вижу. Я.

— Это не мираж?

— Не мираж... он настоящий.

— Отлично. Тогда...

Ошино проследил за взглядом Сендзёгахары.

Словно там было что-то.

Словно там что-то есть.

— Тогда разве ты не должна кое-что ему сказать?

— Должна сказать...

Тогда.

Она о чём-то задумалась...

Хотя я и не думаю, что она это намеренно сделала...

Сендзёгахара подняла голову.

Должно быть, ситуация...

Место стало слишком невыносимым.

Наверное, лишь это.

Но обстоятельства стали неважны.

Людские обстоятельства.

В этот момент Сендзёгахара полетела спиной вперёд.

Летела.

Словно у неё практически нет веса, и её ноги совершенно не касались пола, с огромной скоростью она летела от алтаря по классу, пока не ударилась в доску объявлений.

Ударилась...

И не падала.

Не падала.

Словно пришпиленная.

Словно распятая.

— С-сендзёгахара!

— Нет, ну правда. Я же говорил прикрывать её, Арараги-кун. Как обычно прошляпил, когда ты нужен. Твои способности не для того, чтоб ты тут истуканом стоял, — посетовал Ошино.

Но скорость была такая, что я и глазом моргнуть не успел, что тут сделать-то.

Сендзёгахару вдавливало в доску объявлений, словно гравитация сменила свой вектор.

Её тело вгрызалось в стену.

Стена пошла трещинами, посыпалась штукатурка.

Или скорее, Сендзёгахара разрушала её.

— У-у, ууу.

Не крик, но стон.

Боли.

Но я по-прежнему ничего не видел.

Не видел ничего, кроме пришпиленной к стене Сендзёгахары. Однако Сендзёгахара определённо видела.

Краба.

Огромного краба.

Краба тяжести.

— Ну, что поделать. Какой нетерпеливый бог, мы же ещё не возвели ему молитвы. Какой добродушный парень, ну правда. У тебя тоже праздник какой?

— Э-эй, Ошино.

— Знаю, план меняется. А как ещё-то, ну, место располагает. Как по мне, с самого начала к этому шло, — с вздохом сказал Ошино и решительной и твёрдой походкой приблизился к распятой Сендзёгахаре.

Беззаботно.

А затем протянул руку.

И схватил нечто у самого лица Сендзёгахары.

Тихонько потянул.

— Вот так.

Ошино резким броском дзюдо со всей силы кинул об пол схваченное нечто. Не раздалось звука, пыль не поднялась. Однако это впечаталось так же, как Сендзёгахара, даже сильнее. А затем в мгновение ока Ошино живо придавил это ногой.

Попрал бога.

Довольно грубо.

Ни веры, ни почтения, настоящая наглость.

Пацифист, не считающийся с богами.

— …

Я видел лишь, как Ошино разыгрывает просто немыслимую одиночную пантомиму — стоит на одной ноге, искусно сохраняя равновесие, однако Сендзёгахара ясно видела это...

Словно перед ней открывалась сцена, достойная изумления.

Перед ней открылась сцена.

Однако в этот миг пришпиленную к стене Сендзёгахару перестало поддерживать, и она тут же рухнула на пол. Но висела она не особо высоко, да и веса у Сендзёгахары нет, так что падение оказалось не особо сильным, но оно было совершенно неожиданным, и она не успела подготовиться. Сильно ударилась ногами.

— В порядке? — обратился к Сендзёгахаре Ошино, пристально глядя себе под ногу.

Разглядывал, словно приценивался.

Щурился, словно примерялся.

— Крабы, какими бы большими они не были, хотя скорее даже, чем больше, тем достаточней лишь перевернуть их, и они готовенькие. Знаешь, когда посмотришь на животных с такими плоскими телами и сверху, и сбоку, ничего, кроме как поставить на них ногу, не приходит в голову. Эй, а ты как думаешь? — вдруг обратился он ко мне. — Можем попробовать ещё раз с самого начала, но это займёт кучу времени. Как по мне, куда быстрее просто шмяк, и раздавить его.

— Быстрее... «шмяк», как звучит-то... Но разве она не всего лишь подняла на секунду лицо? А тут такое...

— Не тут такое. Этого вполне достаточно. В конце концов проблема только в отношении, если не получилось по-хорошему, остаётся только воспользоваться агрессией. Думаю, придётся всё разрешить как с демоном и кошкой. Коли слова не доходят, дойдут кулаки. Чем-то близко к политике. Ну, если я его раздавлю, то исчезнет форма проблем девочки. Лишь форма, такое полулечение всё равно, что скашивать сорняки, не выдёргивая корни. Хотя мой «напроломный» метод может и сработать...

— М-может сработать...

— К тому же, Арараги-кун, — лицо Ошино исказила жутковатая ухмылка. — Я жуть как не люблю крабов.

«Трудно есть», — добавил он.

Добавил и ногой.

Надавил ногой.

— Подождите, — раздался из-за спины Ошино голос.

Не стоит и говорить, что это была Сендзёгахара.

Потирая разбитые колени, она поднялась.

— Пожалуйста, подождите, Ошино-сан.

— Подождать...

Взгляд Ошино сместился с меня на Сендзёгахару.

Его злобная ухмылка никуда не делась.

— Подождать чего, девочка?

— Я просто испугалась, — сказала Сендзёгахара. — Я смогу. Точно смогу.

— Хм-м...

Ногу он не убрал.

По-прежнему попирал.

Но и не давил.

— Пожалуйста, дайте мне попробовать, — проговорила Сендзёгахара.

Проговорила Сендзёгахара и...

Сделала то, что я никак не ожидал от неё: встала на колени и положила руки на пол напротив того нечто, находящегося под ногой Ошино, а затем медленно и с почтением поклонилась.

Пала ниц.

Сендзёгахара Хитаги пала ниц.

Сама, никто ей об этом не говорил.

— Простите меня... — сперва извинилась она.

— И спасибо большое, — продолжила благодарностью.

— Но уже всё хорошо. Это мои чувства, мои мысли... моя память, я должна нести их. Их нельзя терять.

А затем...

— Пожалуйста. Прошу. Пожалуйста, верните мне мой вес, — просила она, словно молясь.

— Пожалуйста, верните мне мою маму.

Нога Ошино со стуком опустилась на пол.

Конечно, не из-за того, что он раздавил.

Просто оно ушло.

Хотя, если так говорить, то скорее вернулось к прежней форме, в которой одновременно есть и нет.