Вполне вероятно, что разыскиваемый мной спекулянт покупал дубленки не в обычной очереди, а входил предварительно в преступный контакт с кем-то из должностных лиц. В этом случае не каждый продавец назовет мне его. Короче говоря, я отправился к секретарю партбюро универмага. Когда поделился с ним своими трудностями и попросил помощи, он повел меня к члену комсомольского бюро, продавщице отдела готового платья Вале Колесовой.

— Конечно, помню, — уверенно заявила Колесова. — Это, можно сказать, наш постоянный покупатель. В универмаг он приходит, как на работу, либо к началу обеденного перерыва, либо к закрытию. Это близкий товарищ продавца нашей секции Толи Воробьева. Они еще в школе вместе учились. Да вы спросите сами у Анатолия Ивановича. Я-то о Саше мало что знаю. Могу сказать только, что он всегда вежливый, спокойный, хорошо одевается. Еще вот портфель его в глаза бросается, типа «дипломат», но не совсем. Я такой только у него и видела. Наверняка не отечественного производства.

— Вот вы, Валя, сказали, что этот Саша ходит к вам каждый день, как на работу, — спросил я. — Что, и сегодня он был?

— Нет, — сказала Колесова, подумав. — Неделю примерно или даже две он к нам не заявлялся.

Анатолий Иванович Воробьев был очень смущен расспросами о своем школьном приятеле, но факт знакомства отрицать не стал.

— Да, это мой старинный, можно сказать, друг, еще по школе. Соколов Александр. Он работает снабженцем на картонажной фабрике, часто ездит в командировки. Невелика вроде птица. А связей у него и возможностей побольше, наверно, чем у директора завода. В гостиницу может в любом городе поселить. Вы про дубленки меня спрашиваете. Был грех. Продал я ему несколько штук из-под прилавка, но никакой верхушки не брал, честное слово, можете у него проверить. Дело в том, что летом мы с женой хотим в отпуск в Пицунду съездить. Так Саша мне туда путевки гарантировал, но при условии, что я продам две дубленки человеку, который может достать путевки. Соколов так всю жизнь действует. Сам-то он мало что может, но как посредник всюду немножко имеет — от одного мебель, от другого железнодорожные билеты, от третьего дефицитные продукты питания. За дубленки Саша заплатил в кассу и вручил мне чеки, а я ему, соответственно, дубленки. В общем, если разобраться, не так уж я и виноват.

— Если бы вы знали, куда дальше отправился ваш товар и по какой цене, — жестко сказал я ему, — вы бы, наверное, не были так снисходительны к своему поведению.

Я полагаю, что соответствующие инстанции объяснят вам это более подробно, объяснят и, надеюсь, сделают выводы.

На картонажной фабрике, где работал Соколов, мне сказали, что он уехал в командировку в Таллин, где и находится до сих пор. Уехал он 17 декабря, а 19-го звонил из гостиницы «Кунгла», оставил свой номер телефона. Правда, в Калинине им еще ни разу не воспользовались, потому что Соколов сам ежедневно звонил начальству на фабрику. Конечно, я поинтересовался характеристикой снабженца, лишний раз убедившись в том, что, несмотря на свой внешний лоск и вкрадчивые манеры, Соколов был отъявленным жуликом и проходимцем, которого на фабрике, не проявляя при этом особой принципиальности, держали только из-за его обширных связей.

В общем, хоть и медленно, но мы все же подвигались к цели. Однако об убийце мы знали так же мало, как и в ту снежную, морозную ночь, когда нашли убитого. И если еще до разговора на картонажной фабрике у меня были кое-какие смутные подозрения, связанные с убийцей, то после разговора не осталось и их.

Такие люди, как Соколов, не идут на «мокрое дело». Зачем им оно? Для присваивания чужих денег у них есть свои «отмычки». Но главное было даже не в этом. В тот день, когда Джалиев был убит в Ленинграде, Соколов не только находился в Таллине, но даже ежедневно звонил своему начальству в Калинин. Впрочем, нет, звонил он не в этот, а в следующий день, но в Таллине, куда он был послан в командировку, его отсутствие было бы наверняка замечено на работе.

Все надо было начинать сначала. Последняя зацепка, на которую мы возлагали немалые надежды, ушла из наших рук вместе с установленным алиби Соколова.

Собственно говоря, мы уже допустили ошибку: увлеклись единственной версией. На установление и розыск Соколова ушло несколько дней. И сейчас у нас не осталось ни одной сколько-нибудь серьезной версии. Все же от Соколова еще рано было отмахиваться.

Выслушав по телефону мою информацию, Березов сказал:

— Конечно, с Соколовым надо поговорить, прежде всего это человек, который знал потерпевшего. И именно после договоренности с ним Джалиев тронулся в путь с портфелем, в котором лежало двенадцать тысяч. Надо поинтересоваться его связями, знакомствами. В конце концов почему бы убийству не произойти по его наводке? И вообще, если не у нас с тобой, то у калининской милиции к Соколову наверняка есть вопросы. Так что, если мы начнем задавать эти вопросы первыми, они будут нам только благодарны.

Березов был, конечно, прав. Со снабженцем-спекулянтом следовало познакомиться ближе. Через него мы действительно могли бы выйти на кого-нибудь третьего.

Кстати, поначалу и я, и Березов, и Смелов были единодушны в том, что Соколов мог быть нам полезен именно как самый осведомленный человек о таллинской поездке Джалиева, но потом мы сами себя убедили в том, что он — возможный убийца. И вот такое разочарованние.

Можно было, конечно, подождать возвращения Соколова в Калинин, тем более что в Калинине мне предстояло еще кое-что выяснить. Но до 10 января (а именно в этот день заканчивалась командировка Соколова) нам никто не разрешил бы замораживать и так уже достаточно затянувшееся дело. Мы каждый день по телефону обменивались мнениями с Березовым и Смеловым и в конце концов приняли решение. Я остался в Калинине, Березов вылетел в Таллин, а анализ ленинградских дел, выяснение и прослеживание возможных связей и версий, как всегда, было возложено на Сашу Смелова.

Из всей нашей группы Березов был самый сдержанный и несловоохотливый. Не было таких событий, включая погони, перестрелки, изнурительные, многочасовые допросы и очные ставки, которые заставили бы его потом рассказать о них, не опуская, как он выражался, «несущественных подробностей». Лаконичен он был и в своем рассказе о командировке в Таллин. Но мы со Смеловым слишком давно и хорошо его знали, чтобы позволить ему такое и в этот раз. Приложив немалые усилия, мы все же вынудили его сообщить нам не только конечный результат поездки, но и большинство интересующих нас подробностей.

Еще в Ленинграде Березов решил сразу Соколову не представляться, а понаблюдать за ним со стороны. Иногда этот метод приносит хорошие результаты, когда приходится иметь дело с опытным и хладнокровным преступником. Допрос такого крепкого «орешка» может и не дать нужного результата. Другое дело на свободе, когда он ведет себя раскованно и естественно. О своем плане Березов сообщил сотрудникам Таллинского городского отдела милиции. Без их помощи на успех было трудно рассчитывать.

Всего за 40 минут после вылета из Ленинграда AII-24 доставил его в Таллинский аэропорт. Еще через полчаса Березов подошел к стойке администратора гостиницы «Кунгла». Он опасался, что местная милиция не успела договориться с администратором гостиницы. Но она успела, Администратор чуть внимательнее, чем обычно, посмотрев на назвавшего свою фамилию посетителя, протянул ему для заполнения листок проживающего. Когда формальности были закончены и деньги уплачены, администратор, не задавая Березову никаких вопросов, дал ему ключ от номера.

— Второй этаж, номер двести три, двухместный, — сказал он и, не удержавшись, добавил с улыбкой: — Желаю успеха.

Поднявшись к себе на второй этаж, Березов бросил у кровати портфель, выложил умывальные принадлежности. Выглянув в окно, выходившее на узкую улицу, и увидев стоящую на тротуаре девушку с ярко-красной сумкой в руке, вышел из номера.

— Тут есть неподалеку кафе, товарищ капитан, там и поговорим, — тихо сказала она.